Плацебо - Сергей Дубянский

…Заботливый… – Лена откинула плед, но услышав совсем рядом мужские голоса, инстинктивно укрылась вновь; прислушалась – голоса, один из которых принадлежал Нику, обсуждали расположение каких-то границ. …Небось, покупатель припёрся, – Лена быстро оделась. Хотя зрители теперь имелись, повторять ночной стриптиз желание пропало. …Блин, ни умыться, ни подмыться, ни зубы почистить!.. Надо срочно домой… Она вышла из машины, и мужчины, стоявшие всего в нескольких шагах, обернулись.

– Привет, – оставив покупателя, Ник подошёл, – выспалась?

– Ага, – Лена потянулась, после тесного пространства чувствуя свободу, – ты ещё долго? А то без воды-то хреново.

– Вон там, – Ник показал в узкий проход между дачами, – есть действующая колонка. А я тут надолго – этот тип ещё какого-то юриста ждать собирается. Похоже, такими темпами сегодня в Москву я не уеду, – он достал телефон, – давай тебе такси вызовем.

– Никита Сергеевич! Вы будете с девушкой общаться или все-таки вернёмся к делам? – голос покупателя был требовательным, но Лена не обратила на него внимания.

– Если не уедешь, может, вечером встретимся? – Ленины мысли, с радостью покинув настоящее, устремились в будущее, – сходим в «Тануки»; есть у нас такой японский ресторан. Страсть, как люблю ролы! Когда мать денег даёт, мы там зависаем…

Но Ник не слушал, объясняя диспетчеру, куда надо подать машину; потом сунув телефон в карман, объявил:

– Будет через час. Если хочешь есть, посмотри в красной сумке. А насчёт вечера, посмотрим, как звезды станут, – Ник направился обратно к покупателю. Глядя ему вслед, Лена подумала, что звезды станут хреново, потому что вчера закончилось, а сегодня новый день и все уже совсем по-другому.

Она сходила в туалет, стыдливо спрятавшись в кустах на соседнем участке, помылась ледяной водой; отыскав красную сумку, съела большое яблоко, покурила и забравшись в машину, принялась восстанавливать макияж.

Процесс занял минут сорок; потом она наблюдала за мужчинами, беседовавшими у дальнего края участка. Покупатель выглядел немного старше Ника но, в принципе, был симпатичным, только очень уж серьёзным. Лена не любила таких «деловых», поэтому, чтоб чем-то занять себя, зашла в дом. …Может, вчера я не заметила что-то важное?.. А то, если Ромыч прав, и это моё недалёкое будущее, то ни фига себе! Не хватало ещё, чтоб меня связали и держали где-то…

За ночь комната не изменилось – кровать стояла на месте, грязная одежда валялась той же кучей. …И что можно пропустить там, где ничего нет? – Лена остановилась у кровати, – точняк, она мне снилась. Блин, откуда чего берётся?.. А, вообще, что главнее – сам дом и то, что я оказалась связана или это лишь антураж, а главное – безысходность, которую я очень хорошо помню? Эх, надо было спросить у Ромыча, что важнее – факты или ощущения?..

Лена присела на кровать; покачалась. …И скрипит, совсем так же… Ну, чего я ломаю голову – все равно ни к какому выводу не приду. Гораздо интереснее, придёт Ник в «Тануки» или нет, и если придёт, то чем у нас все закончится…

Из дома Лена вышла очень вовремя – на дороге как раз показалось жёлтая «Волга» с шашечками. Ник поговорил с водителем, сунул ему какую-то купюру и подошёл к Лене.

– Доставит к подъезду. А по поводу вечера… может, подойду часиков в семь, но на сто процентов не обещаю.

Прощальный поцелуй получился сухим и поспешным, совсем не похожим на вчерашние, поэтому Лена поняла, что в «Тануки» Ник не собирается. Это было обидно; впрочем, не настолько, чтоб убиваться – изначально она ведь и не строила никаких планов, а ехала отдыхать; это уж потом появились всякие бредовые фантазии. …Ну и ладно, — тоскливо подумала она, – будем считать, что ни делается, все к лучшему. Одно плохо – ролов сильно хочется… Усевшись в такси, Лена оглянулась, но Ник больше не смотрел в её сторону.

Лена открыла дверь и сразу проскочила в свою комнату. Она не собиралась прятаться – просто неизбежное отцовское нытье могло длиться очень долго, а ей хотелось поскорее принять душ. Но отец неожиданно зашёл следом.

– Явилась?

Лена подумала, что неплохо б стрельнуть у него рублей триста, до приезда матери, а идти в клуб совсем без денег, смешно.

– Ну, так получилось, – она потупила взгляд, – зато я по истории четвёрку получила!

– Зачётку я видел. Но меня больше интересует, где ты шлялась всю ночь? Тебе не кажется, что ты совсем обнаглела?

…Точняк, не даст. Ну, и пошёл он – обойдусь!..

– Ничего мне не кажется, – гордо вскинув голову, Лена двинулась в ванную, но отец остановил её.

– Ну-ка, дай руки!

– Да не парься! – она протянула ладошки, – не колюсь я!

На вены отец даже не глянул, а достав из кармана кусок бельевой верёвки с уже готовой петлёй, надел её на запястья дочери и молниеносным движением затянул.

– Ты чего? – Лена обалдело попятилась, – с дуба рухнул?

Отец не ответил, но потянул так, что, споткнувшись, Лена плюхнулась грудью на стол с валявшимися там третий день неубранными учебниками; концы верёвки он привязал к батарее, зафиксировав дочь в совершено идиотской позе, и молча вышел.

…Блин, это ж не может быть продолжением сна!.. Меня там привязывали к кровати!.. Ничего не понимая, Лена попыталась освободиться, но не успела – отец вернулся слишком быстро. В руке он держал… ремень! Теперь Ленина поза уже не выглядела идиотской, а имела вполне конкретный смысл.

– Ты охренел? – и сон, и явь мгновенно вылетели из головы. Лена задохнулась от возмущения, – я, взрослая! Не вздумай!

– Взрослыми, Лен, чтоб ты знала, становятся не когда получают паспорт, а когда начинают зарабатывать деньги – с этого момента человек может строить жизнь так, как ему нравится. А ты не то, что деньги – посуду за собой ни разу не вымыла!.. Нет, ради бога, мы с мамой готовы продлить твоё детство, но тогда и веди себя соответственно, то есть, уважай и слушайся тех, кто тебя кормит, покупает шмотки, платит за учёбу и развлечения; кто, в конце концов, несёт за тебя ответственность! Стиль поведения вытекает из статуса! Так или нет?

– Но, пап…

В словах отца просматривалась логика, правда, если следовать ей, главный и единственный Ленин аргумент сразу оказывался несостоятельным – она ж действительно считала год рождения наиважнейшим признаком взрослости. А разве можно за пять минут перестроить сознание, превратившись из свободной самостоятельной девушки обратно в ребёнка?..

– Сегодня, – отец подошёл ближе, – ты начинаешь новую жизнь.

– В смысле?.. – Лена испуганно скосила взгляд на ремень, – надеюсь, ты не собираешься побить меня?

– А ничего другого не остаётся, – расстегнув «молнию», отец стянул бриджи до колен.

Поверить в происходящий абсурд Лена не могла. Громко ругаясь, она попыталась брыкаться, но бриджи сильно мешали, а петля больно врезалась в запястья. Хотя сознание продолжало бунтовать, физически она ничего не могла сделать, а когда человек ощущает своё бессилие, в него даже быстрее, чем за пять минут, возвращается ребёнок, и Лена захныкала, как маленькая.

– Пап, ну, не надо… пожалуйста… я все поняла…

– Ничего ты не поняла, если материшься тут, как сапожник. Нет, Леночка, в своё время распустили мы тебя и придётся навёрстывать упущенное, – отец подтянул вверх без того узенькие трусики, полностью оголив необходимую для воспитательного процесса часть тела.

Первый удар Лена вытерпела, задохнувшись от неожиданности; второй – сморщившись и сильно прикусив губу, однако тут же последовал третий, четвёртый… Дальше она не считала, потому что к ягодицам, с равными интервалами, будто прикладывали раскалённое железо. Елозя животом по столу в тщетных попытках увернуться, она сначала просто визжала, потом стала просить прощения, но результатов ничто не принесло. Только когда ягодицы обрели ровный малиновый цвет, а сама Лена, израсходовав годовой запас слез, жалобно скулила, вздрагивая под очередным ударом, отец сделал паузу.

– А конкретного ты мне ничего не скажешь?

Но на тот момент в её сознании жила лишь одна мысль – когда этот ужас закончится, и поскольку вразумительного ответа не последовало, ремень снова взялся за дело. Мысли заметались в поисках уникальных слов, способных прекратить экзекуцию, и с нескольких попыток таковые нашлись:

– Я!.. Честное слово!.. Я больше не буду!.. Себя так вести!

– Вот, видишь, – бросив ремень на диван, отец отвязал Лену, – выходит, проблемы, о которых мы без толку говорили годами, легко решаются за какие-то полчаса. А теперь, марш в угол! Ещё раз всё хорошенько обдумай и без истерик подведём итоги.

Формально Лена была свободна, но ремень лежал слишком близко, чтоб ослушаться. Давясь слезами, она переступила упавшие на пол бриджи и закрыв руками лицо, отвернулась к стене, где та соприкасалась со шкафом. В далёком детстве ей как-то пришлось стоять в углу, но только сейчас она поняла – тогда было не наказание, а так, игра в строгость.