Пустой дом - Эрнст Гофман

Когда пили кофе, я нашел повод приблизиться к графу П., и он тотчас понял, зачем.

— Знаете ли вы,— спросил он,— что вашей соседкой за столом была графиня Эдмонда 3.? Известно ли вам, что в пустом доме уже много лет содержится взаперти сестра ее матери, которая одержима неизлечимым безумием? Сегодня утром обе они, мать и дочь, навестили несчастную. Старый управитель, единственный человек, который умеет справляться с графиней, когда у нее случаются припадки буйства и надзору которого она по этой причине была вверена, смертельно болен. Теперь, говорят, сестра ее решилась доверить эту семейную тайну известному доктору К., который хочет испробовать кое-какие средства, чтобы если и не восстановить полностью ее здоровье, то хотя бы избавить ее от тех буйных припадков, которые у нее иногда случаются. Больше я пока ничего не знаю.

К графу кто-то подошел, и наш разговор прервался. Доктор К. был тот самый врач, к которому я обращался, когда сам был в критическом состоянии. Само собой разумеется, что я не мешкая поспешил к нему, подробно рассказал обо всем, что со мной приключилось за последнее время, и стал просить его сообщить мне все, что он знает о сумасшедшей старухе. Взяв с меня обещание строго хранить тайну, доктор пошел мне навстречу и поведал следующее:

— Ангелика, графиня фон Ц.,— начал доктор,— имела уже около тридцати лет от роду, находилась еще в полном расцвете необыкновенной красоты, когда граф фон 3., увидел ее в *** при дворе и так пленился ею, что тут же решил просить ее руки, несмотря на то, что был гораздо моложе ее. Когда же графиня уехала на лето в поместье своего отца, он последовал за ней, с тем чтобы открыть старому графу свои намерения, которые, судя по обхождению с ним Ангелики, были отнюдь не безнадежны. Но едва граф 3. приехал в поместье, едва увидел он младшую сестру Ангелики Габриелу, как очарование Ангелики померкло для него. Б сравнении с Габриелей она показалась ему жалким, поблекшим цветком. Прелести и красота младшей сестры увлекли графа. Он забыл Ангелику и стал просить у старого графа руки Габриелы. Граф принял это предложение тем охотнее, что заметил склонность Габриелы к графу 3. Ангелика не выказала ни малейшего сожаления по поводу неверности своего поклонника.

"Он думает, что это он оставил меня. Глупый мальчик! Он и не подозревает, что был всего лишь моей игрушкой, которая мне надоела!" — с высокомерной досадой говорила она и всем своим поведением демонстрировала, что презирает неверного. Впрочем, когда была объявлена помолвка графа 3. с Габриелой, Ангелика стала очень редко показываться на людях. Она никогда не выходила к столу и, говорили, бродила в одиночестве в ближней роще, которую давно избрала местом своих прогулок.

Странное происшествие нарушило однообразное спокойствие, царившее в замке. Егери графа Ц., призвав себе в помощь крестьян, поймали шайку цыган, которых обвиняли в поджогах и разбоях, с некоторых пор весьма часто случавшихся в той стороне. Людей этих — мужчин и женщин — привезли во двор замка всех вместе на повозке, скованных одной цепью. Некоторые из них имели вид отъявленных разбойников и озирались по сторонам дикими, звериными глазами, подобно плененным тиграм; более всех бросалась в глаза высокая, худощавая, ужасающего вида женщина, закутанная с ног до головы в шаль кровавого цвета, которая, стоя во весь рост на повозке, повелительным голосом требовала, чтобы ее спустили на землю, что и было исполнено. Граф Ц. вышел во двор замка и приказал по отдельности запереть разбойников в подземельях замка, чтобы потом переправить их в тюрьмы, как вдруг выбежала графиня Ангелика, бледная, с искаженным отчаянием лицом, и, бросившись перед ним на колени, пронзительно закричала:

— Батюшка! Освободите этих людей! Отпустите их — они невинны! Если прольется хоть одна капля их крови, то я вонжу этот нож себе в грудь!

Графиня взмахнула блестящим ножом и упала без чувств на землю.

— Я знала, милая, золотая моя куколка, я знала, что ты не допустишь, чтобы с нами так поступили,— просипела старуха, села на корточки перед графиней и стала покрывать омерзительными поцелуями ее лицо и грудь, бормоча:

— Проснись, дочка, проснись! Жених идет, красивый, статный женишок.

После этого старуха вытащила из кармана склянку с жидкостью, похожей на чистый спирт, в которой плескалась маленькая золотая рыбка. Склянку эту она приложила к сердцу графини, и та тотчас же очнулась и, увидев цыганку, бросилась к ней на шею, стала горячо обнимать ее, а потом торопливо удалилась вместе с ней в замок. Граф Ц., Габриела и ее жених, которые тоже вышли во двор, застыли на месте и с ужасом наблюдали эту сцену. Цыгане же оставались все это время совершенно равнодушными и безо всякого сопротивления позволили увести себя в темницу.

На другое утро граф собрал всех своих людей, велел вывести цыган и громогласно объявил, что они не повинны ни в одном из совершившихся в этих местах разбоев и что он дозволяет им свободно покинуть его владения; после чего с цыган сняли оковы и, ко всеобщему удивлению, даже снабдили их паспортами. Женщины в красной шали среди них не было. Носились слухи, что цыганский атаман, которого легко можно было узнать по золотой цепочке на шее и красному перу на шляпе с загнутыми на испанский манер полями, был ночью в комнате у графа. Некоторое время спустя было достоверно доказано, что цыгане действительно не участвовали в грабежах и разбоях.

Между тем приближалась свадьба Габриелы. Однажды она с удивлением увидела, что из ворот замка выехало несколько повозок, груженых мебелью, платьем, бельем; одним словом, всем, что необходимо для устройства дома. На следующее утро она узнала, что Ангелика, в сопровождении камердинера графа 3. и закутанной с ног до головы женщины, весьма походившей на старую цыганку, ночью отбыла из замка. Граф Ц. прояснил эту загадку, объявив, что по некоторым причинам он счел нужным согласиться со странным желанием Ангелики и подарил ей дом в ***, позволив жить совершенно независимо от него и самостоятельно вести хозяйство. Он сказал также, что она взяла с него обещание, чтобы никто из их семьи, не исключая и его самого, не переступал порог дома без ее особого позволения. Граф Ц. прибавил к этому, что по настоятельной просьбе Ангелики он отпустил с нею в *** своего камердинера.

Свадьба состоялась, граф 3. уехал с молодой супругой в Д*, и целый год они прожили в ничем не омраченном благополучии. Но потом граф стал очень часто хворать. Казалось, что какая-то тайная боль подтачивала его и делала равнодушным ко всем земным радостям. Все старания супруги вырвать у него эту тайну оставались тщетными. Наконец, частые обмороки, угрожавшие его здоровью и жизни, заставили его послушаться советов врачей и отправиться в Пизу. Габриела не могла поехать вместе с ним по той причине, что была беременна; через несколько недель после отъезда графа она сделалась матерью. С этого момента, продолжал доктор, рассказ графини Габриелы фон 3. становится столь противоречивым, что надобно иметь большую проницательность, чтобы увязать между собой все дальнейшие происшествия.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});