Пустой дом - Эрнст Гофман

Что ж, смейтесь, сколько хотите, я откровенно признаюсь, что нередко сам мистифицировал себя самым забавным образом. И с этим пустым домом могло произойти то лее самое; но поучительная развязка этой истории вас обезоружит! Итак, к делу!

Однажды, в тот самый час, когда согласно правилам хорошего тона надлежит прохаживаться взад и вперед по аллее, стоял я, по обыкновению углубившись в свои размышления, перед домом — и вдруг чувствую, что кто-то останавливается рядом со мной и пристально на меня смотрит. Это был граф П., который, как и я, не раз проявлял себя духовидцем, и я нимало не сомневался, что таинственный дом привлек к себе и его внимание. Когда я сообщил ему, какое необыкновенное впечатление произвело на меня это запустелое строение, он понимающе усмехнулся. Вскоре, однако, все объяснилось. Граф П. сделал более моего: его наблюдения, размышления и соображения выстроились в такую удивительную историю об этом доме, какую могло породить только самое пылкое поэтическое воображение. Я бы охотно рассказал вам историю графа, которая еще очень свежа в моей памяти; но голова моя так занята теперь тем, что произошло со мною в действительности, что я никак не хочу отвлекаться от своего повествования. Каково же было разочарование бедного графа, когда он узнал, как на самом деле обстоят дела: что опустевший дом — это всего лишь пекарня, принадлежащая кондитеру, который содержал в соседнем доме весьма богатое торговое заведение.

Окна нижнего этажа были замурованы потому, что там размещались печи, а плотные шторы верхнего этажа были призваны предохранять хранящиеся в этих помещениях готовые лакомства от солнца и насекомых.

Меня тоже будто окатили холодною водою, когда граф сообщил мне эти незамысловатые подробности.

Невзирая на столь прозаическое объяснение, я продолжал невольно посматривать на дом всякий раз, когда проходил мимо; и по-прежнему при виде его по всем членам моим пробегал легкий трепет, а в голове рождались причудливые образы. Я никак не мог привыкнуть к мысли о пекарне, марципанах, конфетах, тортах, засахаренных фруктах и проч. Словно по чьей-то странной прихоти в воображении моем звучал некий сладкий, обворожительный голос: "Не пугайтесь, дорогой приятель,— нашептывал голос,— мы все претихие маленькие создания. Только вот-вот может грянуть гром!" "Ну! Не сущий ли ты безумец и глупец,— говорил я себе.— Хочешь из самого обыденного сделать чудесное, и не поделом ли называют тебя друзья сумасбродным духовидцем?"

Дом, следуя своему предназначению, о котором рассказал мне граф, оставался, разумеется, все таким же; глаза мои мало-помалу к нему привыкли, и все чудесные видения, которые, бывало, проступали сквозь его стены, постепенно рассеялись и исчезли. Однако случай пробудил все, что казалось уснувшим. Зная мою рыцарскую верность чудесному, вы можете себе представить, что, несмотря на видимое наружное спокойствие, я все-таки не выпускал из виду загадочный дом. И вот однажды в полдень я, как обычно, прогуливался по аллее, и взгляд мой упал на занавешенные окна пустого дома. Внезапно я заметил, что гардина на последнем окне, находящемся подле кондитерской, шевельнулась. Сначала показалась кисть руки, потом и целая рука. Я поспешно вынул из кармана небольшую подзорную трубу и, глядя в нее, отчетливо рассмотрел прелестнейшей формы и ослепительной белизны женскую руку, на пальце с необыкновенной яркостью сверкал бриллиант, а на красивом округлом запястье — богатый браслет. Рука поставила на подоконник высокий, странного вида хрустальный сосуд и скрылась за гардиной. Я окаменел. Необыкновенное, неизъяснимо-сладостное чувство охватило все мое существо блаженной теплотой; я не сводил глаз с таинственного окна, и, должно быть, из моей груди вырвался страстный вздох. Когда я очнулся, то увидел, что вокруг меня собралась целая толпа людей разного звания, которые так же, как и я, с любопытством смотрели на дом. Сначала это меня рассердило, но потом я подумал, что толпа верна себе: упадет с шестого этажа какого-нибудь дома ночной колпак — тотчас соберется целая армия зевак, которые целый день будут стоять на одном месте и дивиться, что в колпаке во время падения не спустилось ни одной петли. Я потихоньку выскользнул из толпы, и демон прозы тотчас шепнул мне, что прекрасная рука принадлежит богатой, по-праздничному принаряженной жене кондитера, которая как раз ставила на подоконник пустой графин из-под розовой воды или что-нибудь в этом роде. И тут мне вдруг пришла в голову весьма благоразумная мысль. Я повернул назад и вошел в богатую, сверкающую зеркалами кондитерскую рядом с пустым домом. Сдувая остужающим дыханием пенку с горячего шоколада, я будто невзначай заметил:

— Право, вы очень хорошо сделали, что присоединили к своему заведению еще и это соседнее строение.

Кондитер ловко бросил несколько разноцветных конфеток в бумажный кулек и, подав его миловидной юной покупательнице, облокотился на прилавок и, близко склонившись ко мне, устремил на меня, улыбаясь, такой вопросительный взор, как будто бы вовсе не понял, о чем речь. Я повторил, что он весьма благоразумно поступил, устроив в соседнем доме свою пекарню, хотя и жаль, что здание из-за этого смотрится нежилым и являет собою резкий контраст с окружающими строениями.

— Помилуйте, сударь! — возразил наконец кондитер.— Да кто сказал вам, что соседний дом принадлежит нам? Правда, сначала мы пытались приобрести его, но не преуспели в этом; впрочем, кажется, об этом не стоит и жалеть, потому что в доме этом творится что-то странное.

Можете себе представить, друзья мои, какое любопытство возбудил во мне ответ кондитера и как настойчиво я стал просить его рассказать подробнее о доме.

— Правду сказать, сударь, я и сам не слишком много знаю; достоверно известно только, что дом этот принадлежит графине З., которая живет в своем поместье и уже несколько лет не была в ***. Когда не существовало еще ни одного из великолепных зданий, украшающих нашу улицу, дом этот стоял уже, как мне рассказывали, точно в таком виде, как теперь, и с тех самых пор всякий ремонт ограничивался тем, чтобы кое-как сберечь его от полного разрушения. В доме обитают только два живых существа: старый нелюдим-управитель и дряхлая собака, которая иногда воет на заднем дворе. Говорят, что в пустом строении вовсю проказничают духи, и в самом деле, мой брат, владелец кондитерской, и я не раз слышали по ночам, когда все стихает, и особенно в канун Рождества, когда мы дольше обычного задерживаемся здесь, странные жалобные стоны, явно доносящиеся из-за стены соседнего дома. После этого поднимался такой ужасный шум и царапанье, что обоих нас мороз по коже продирал. Еще недавно ночью так там распевали, что и описать не могу. Мы ясно различили голос старой женщины, но звуки были так звонки и чисты, рассыпались такими мелодичными трелями на таких высоких нотах, что я такого никогда не слыхивал, а ведь я бывал в Италии и Франции, да и у нас, в Германии, слышал многих отличных певцов. Мне казалось, что поют на французском языке; слов, однако, я разобрать не мог, да и вообще не имел охоты слушать чертовскую музыку, потому что волосы у меня от нее становились дыбом. Иногда также, когда шум на улице утихнет, мы слышим глубокие вздохи, как будто бы у нас в задней комнате, потом глухой дребезжащий смех, как из какого-нибудь подземелья; но, приложив ухо к стене, ясно различаем, что все эти звуки доносятся из соседнего дома.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});