Арсен Люпен – джентльмен-грабитель (сборник) - Морис Леблан

– Не волнуйтесь, мой дорогой Ганимар, вы не поедете туда. Сейчас я сообщу нечто, что изумит вас: дело Каорна скоро будет закрыто.

– Хм!

– Скоро будет закрыто, уверяю вас.

– Послушайте, но я только что встречался с начальником Сюрте…

– Ну и что? Разве господин Дюдуа знает обо мне больше, чем я? Скоро вы узнаете, что Ганимар – о, простите! – псевдо-Ганимар полюбовно расстался с бароном. Главная причина молчания барона заключается в том, что он попросил так называемого полицейского выполнить весьма деликатную миссию: связаться со мной и вступить в переговоры. Вполне вероятно, что в этот самый момент барон, заплативший определенную сумму, уже получил назад свои дорогие игрушки. А из этого следует, что он отзовет свою жалобу. Нет жалобы, нет кражи. И поэтому прокуратура прекратит…

Ганимар изумленно смотрел на узника.

– Но откуда вы обо всем этом знаете?

– Я только что получил телеграмму, которую ждал.

– Вы получили телеграмму?

– Только что, друг мой. Из вежливости я не стал читать ее в вашем присутствии. Но если вы позволите…

– Вы издеваетесь надо мной, Люпен!

– Будьте любезны, дорогой друг, осторожно разбейте это яйцо всмятку. И вы сами убедитесь, что я не издеваюсь над вами.

Ганимар машинально послушался, разбил яйцо ножом и тут же вскрикнул от изумления. В пустой скорлупе лежал голубой лист бумаги. По просьбе Люпена Ганимар развернул его. Это была телеграмма, вернее, часть телеграммы, от которой оторвали номер почтового отделения. Ганимар прочитал:

«Сделка состоялась. Сто тысяч франков получено. Все на мази».

– Сто тысяч франков? – переспросил он.

– Да, сто тысяч франков. Это мало, но сейчас настали трудные времена… И я тоже несу непосильные расходы! Вы же знаете мой бюджет… бюджет большого города!

Ганимар встал. Его плохое настроение улетучилось. Погрузившись в размышления, он мысленно перебирал все детали дела, пытаясь найти в нем слабое место, потом произнес тоном, в котором отчетливо слышалось восхищение знатока:

– К счастью, таких, как вы, не больше десятка. Иначе пришлось бы закрыть лавочку.

Арсен Люпен, скромно потупившись, ответил:

– Ба! Хотелось развлечься, занять себя чем-нибудь… Тем более что дело могло выгореть только в том случае, если бы я был в тюрьме.

– Как? – воскликнул Ганимар. – Ваш процесс, ваша защита, следствие – всего этого недостаточно, чтобы развлечь вас?

– Нет, я решил не присутствовать на своем процессе.

– О-о!

Арсен Люпен твердо повторил:

– Я не буду присутствовать на своем процессе.

– Правда?

– Ах, мой дорогой Ганимар! Неужели вы думаете, что я собираюсь гнить на этой сырой соломе? Вы оскорбляете меня. Арсен Люпен сидит в тюрьме столько, сколько ему угодно, и ни минутой больше.

– Возможно, было бы разумнее вообще не попадать в тюрьму, – заметил инспектор с усмешкой.

– Ах, господин полицейский изволит шутить? Разве господин полицейский забыл, что он имел честь арестовать меня? Знайте же, мой уважаемый друг, что никто – ни вы, ни кто-либо другой! – не схватил бы меня, если бы в тот критический момент мною не двигал более существенный интерес.

– Вы удивляете меня.

– На меня смотрела женщина, Ганимар, и я любил ее. Понимаете ли вы, что значит, когда на вас смотрит женщина, которую вы любите? Клянусь, все остальное не имело для меня никакого значения. И только поэтому я здесь!

– И уже давно, позвольте вам заметить.

– Сначала я хотел забыть… Не смейтесь! Приключение было очаровательным, и я до сих пор храню о нем самые нежные воспоминания… К тому же я в определенной мере неврастеник. В наши дни жизнь такая напряженная! Иногда надо делать то, что называется лечением одиночеством. Это место вполне подходит для подобного режима. Здесь всем прописывают курс лечения для поправки здоровья[1].

– Арсен Люпен, – заметил Ганимар, – вы смеетесь надо мной.

– Ганимар, – ответил Люпен, – сегодня у нас пятница. В следующую среду я приду к вам на улице Перголез в четыре часа дня, чтобы выкурить сигару.

– Арсен Люпен, я вас жду.

Они обменялись рукопожатием, словно добрые друзья, знающие друг другу цену. Полицейский направился к двери.

– Ганимар!

Тот обернулся.

– Что?

– Ганимар, вы забыли свои часы.

– Мои часы?

– Да, они случайно оказались в моем кармане. – Люпен с извинениями протянул ему часы. – Простите. Дурная привычка… Но я лишил вас часов вовсе не потому, что они забрали мои. Тем более что в моем распоряжении хронометр, на который мне нечего жаловаться. Он вполне удовлетворяет мои потребности.

И Люпен вытащил из ящика большие, толстые золотые часы на тяжелой цепочке.

– И из чьего кармана к вам попали эти часы? – спросил Ганимар.

Арсен Люпен небрежно посмотрел на инициалы.

– Ж. Б. Черт возьми, что это означает? А-а, вспомнил! Жюль Бувье, следователь, очаровательный человек…

Побег Арсена Люпена

В тот момент, когда Арсен Люпен, закончив обедать, вынул из кармана дорогую сигару с золотым ободком и стал с удовольствием ее рассматривать, дверь камеры отворилась. Люпен успел бросить сигару в ящик и закрыть его. В камеру вошел надзиратель. Это был час прогулки.

– Я ждал вас, мой дорогой друг! – воскликнул Арсен Люпен, пребывавший в хорошем настроении.

Они вышли. Едва Люпен и надзиратель исчезли за поворотом, как в камеру вошли двое мужчин и приступили к тщательному обыску. Одним из них был инспектор Дьёзи, вторым – инспектор Фоланфан.

Они хотели покончить со всем раз и навсегда, ведь никто не сомневался, что Арсен Люпен поддерживал связи с внешним миром и общался со своими сообщниками. Накануне в печатном издании «Гран Журналь» было опубликовано письмо, адресованное репортеру, ведущему раздел судебной хроники:

«Милостивый государь!

В статье, появившейся на днях, вы пишете обо мне в словах, которые нельзя ничем оправдать. За несколько дней до начала моего процесса я приду к вам и потребую сатисфакции.

С совершенным почтением,

Арсен Люпен»

Это был, безусловно, почерк Арсена Люпена. Значит, он отправлял письма. Значит, он получал их. Значит, можно было с уверенностью утверждать, что он готовит побег, о котором объявил в столь дерзкой манере.

Положение становилось невыносимым. С согласия следователя глава Сюрте господин Дюдуа приехал в Санте, чтобы лично изложить директору тюрьмы меры, которые было необходимо принять. Едва приехав, он послал двух своих людей провести обыск в камере задержанного.

Инспекторы разворотили все плиты, разобрали койку, сделали все, что положено делать в подобных случаях, но так ничего и не обнаружили. Они уже хотели отказаться от дальнейших поисков, как прибежавший надзиратель сообщил им:

– Ящик… Посмотрите в ящике стола. Когда я вошел, мне показалось, что он задвигал его.

Они посмотрели, и Дьёзи воскликнул:

– Боже, на этот раз мы возьмем его, нашего клиента.

Фоланфан остановил коллегу:

– Подожди, малыш, пусть начальник сам обыщет.

– Но эта дорогая сигара…

– Оставим «Гавану» и предупредим начальника.

Через две минуты господин Дюдуа осматривал ящик. Он нашел стопку статей, вырезанных из газеты «Аргюс де ла Пресс», в которых говорилось об Арсене Люпене, кисет с табаком, трубку, фиолетово-розовую бумагу и две книги.

Дюдуа прочитал названия. Это были английское издание «Культа героев» Карлайла и очаровательный эльзевир в старинном переплете – «Учебник» Эпиктета, немецкий перевод, опубликованный в Лейдене в 1634 году. Все страницы пестрели пометками, комментариями. Были ли эти записи условными знаками или доказательствами усердия, с которым Люпен читал?

– Потом посмотрим внимательнее, – сказал господин Дюдуа.

Он осмотрел кисет с табаком, трубку, а затем, схватив сигару с золотым кольцом, воскликнул:

– Черт возьми, да наш приятель ни в чем себе не отказывает! Это «Анри Клет».

Машинально, жестом заядлого курильщика господин Дюдуа поднес сигару к уху, слегка сжал ее и вскрикнул от удивления. Сигара рассыпалась. Он принялся внимательно рассматривать ее и вскоре между листьями табака увидел нечто белое. Осторожно, с помощью иголки, он вытащил рулончик очень тонкой бумаги, едва ли толще зубочистки. Это была записка. Развернув ее, господин Дюдуа прочитал слова, выведенные миниатюрным женским почерком:

«Одна корзина заняла место другой. Восемь из десяти готовы. Если нажать на внешнюю подножку, планка поднимается. Л.-С. Будет ждать каждый день с двенадцати до шестнадцати. Но где? Ответьте немедленно. Не волнуйтесь, подруга следит за вами».

Немного поразмыслив, господин Дюдуа сказал:

– Это достаточно ясно… Корзина… Восемь отделений… С двенадцати до шестнадцати, то есть с полудня до четырех часов вечера…