Немецкие сказки - Сборник

– О, с тобой я охотно пойду всюду, – сказал мальчик, – ведь я вовсе не хочу оставаться у этой уродливой старухи с ее гадкими жабами.

– Так пойдем же! – сказала Лизочка и потихоньку открыла дверь, посмотрев сперва, крепко ли спит старуха; та спала еще, так как на дворе была темная ночь.

Теперь Лизочка и Фридель вышли из хижины, и Лизочка плюнула на порог, через который они оба быстро переступили. Открывая и запирая дверь, дети все же произвели маленький шум, а старые люди, как известно, спят очень чутко.

Ведьма проснулась и закричала:

– Лизочка! Кажется, уж рассветает!

Тогда Лизочкина слюна, которую она заколдовала, закричала с порога Лизочкиным голосом:

– Полежи еще, пока я приберу комнату и соберу сучья и сухие листья для топлива.

Старая ведьма полежала еще немного, а беглецы между тем все неслись вперед да вперед. Однако старуха не могла заснуть и закричала опять:

– Что же ты, развела огонь?

И слюна с порога ответила снова:

– Нет еще, листья попались сырые, а дрова только дымят; полежи еще немножко, пока я раздую огонь.

Старуха полежала еще немного, а беглецы все больше и больше удалялись от хижины.

Солнце уже взошло, когда ведьма, которую порядочно скрючило от старости, обеими ногами сразу соскочила с постели и закричала:

– Ах ты, чертенок! Солнце уже встало, а ты и не думаешь будить меня! Куда же ты запряталась?

На этот вопрос ответа не последовало – солнце успело уже высушить всю слюну на пороге. Тут ведьма начала бегать и крутиться по хижине, как волчок, а детей и след простыл. Старуха страшно озлилась. Она схватила помело и ударила им по двери – хижина исчезла; она ступила на гриб-дождевик, из него тотчас образовалась дождевая туча; ведьма села на помело и понеслась по воздуху вместе с тучей. С высоты она увидела, в какую сторону бежали дети, и с быстротой ветра тучей понеслась за ними.

Однако Лизочка все время оглядывалась, она ведь знала все уловки старой колдуньи и сказала:

– Видишь ли ты тучу там, – на небе? Это ведьма; бежать дальше не стоит, она все-таки догонит нас. Теперь я начну пробовать свое искусство. Я обращусь в терновый куст, а ты в одну из ягодок на нем.

И вдруг Лизочка стала терновым кустом, который стоял на бугорке; на кусте было много ягодок, Фридель был самой нижней из них.

Ведьму во время ее путешествия одолела жажда, и когда она увидела терновый куст с множеством ягод на нем, она сказала сама себе: «Воздух слишком сух и изнуряет меня, надо спуститься и съесть пару терновых ягодок».

Это она и сделала и рвала ягодку за ягодкой, приговаривая: «От кислого только веселее становится». Скоро она поела все ягоды, оставалась только одна, – это был Фридель, и скверная старушонка отлично знала это. Она несколько раз собиралась схватить ягодку, но терновый куст так и колол ее длинные, костлявые пальцы. Она, однако, приловчилась и собралась схватить ягодку, которая совершенно запряталась за шипами.

Тогда ягодка отвалилась и покатилась вниз с бугорка. И вдруг терновый куст обратился в озеро, а ягодка – в маленькую уточку. Все это случилось по Лизочкиному колдовству, которому она научилась от старухи. Тут ведьма бросила в воздух один из своих башмаков, который тотчас же обернулся хищной птицей, устремившейся на уточку. Но та поскорее нырнула, и лишь только птица коснулась своим клювом воды, озеро заволновалось, а волна подхватила птицу и потопила ее, уточка же вынырнула снова.

Рассвирепевшая старуха швырнула тогда в воду второй башмак, который стал крокодилом. Крокодил устремился на уточку, чтобы проглотить ее. Тогда утка взлетела на воздух и опустилась в воду в другом месте, а вода хлынула в раскрытую пасть крокодила и обратилась в камень; крокодил стал таким тяжелым, что пошел ко дну.

Тут старая ведьма легла на берег озера и стала пить из него воду, намереваясь выпить ее всю, чтобы заколдованной утке не осталось больше воды, и она, коснувшись земли, обратилась бы снова в маленького Фриделя. А между тем вода, которую пила старуха, в ее внутренностях обратилась в огонь. Раздался страшный взрыв – и ведьмы не стало, она лопнула и исчезла. Уточка стала снова мальчиком Фриделем, огонь обратился в Лизочку, и с этого времени Лизочка и Фридель навсегда остались верны другу другу.

Силач Готлиб

Богатый помещик, у которого было много слуг, обещал самому верному из них, что, когда у того подрастет только что родившийся сын, он возьмет его к себе на службу, но только в том случае, если мальчик окажется силачом. Отец запомнил это обещание и обратил все свои заботы на то, чтобы развивать у сынишки силу. Для этой цели Готлиб, так звали мальчика, целые семь лет пил одно молоко и ел столько мяса, сколько мог купить его отец. И действительно, мальчик стал настоящим силачом. По прошествии семи лет отец пошел с Готлибом к помещику и сказал ему:

– Погляди-ка, господин, на этого славного мальчишку! Он для своих лет уже достаточно силен.

Разговор происходил в саду как раз около молоденького деревца, и господин сказал:

– Готлиб, вытащи-ка из земли это деревцо! – Но мальчик не мог вытащить деревца, и помещик решил:

– Мальчик еще слишком молод и слаб. Да и было бы чересчур много требовать от него, чтобы он исполнял тяжелые работы.

Слуга ушел домой вместе со своим Готлибом, которого он заставил еще семь лет пить молоко и есть мясо. Когда миновали эти семь лет, он опять повел Готлиба к помещику, которому теперь мальчик показался достаточно большим и сильным, но без испытания он все-таки не решился принять его в работники. Уже от природы, да и от усиленного питания, Готлиб обладал такой ужасающей силой, что, чуть дотронувшись мизинцем, легко выдернул из земли довольно толстое дерево; все испугались, видя это, особенно сама помещица, которая с этой минуты невзлюбила Готлиба.

Итак, Готлиб приступил к работе, казавшейся ему сущей безделицей. Пришло время обеда; служанка поставила на стол полное блюдо картофеля с маслом и пошла звать работников. Готлиб, окончивший свою работу ранее других, стал пока обедать один, и не прошло пяти минут, как на блюде ничего не осталось.

Когда явились прочие работники и захотели обедать, Готлиб вышел из-за печки, за которой он прилег отдохнуть, и сказал:

– Тут подали кое-что покушать, но немного, и я подумал: видно, это для меня, и пока что поел.

Все пришли в ужас от такого аппетита, и никому не захотелось иметь товарищем этого обжору.

После обеда отправились молотить. Цеп для молотьбы казался Готлибу легким перышком. Он бросал и ловил его, как мальчик, который играет легонькой палочкой. Он вырвал из земли целое дерево и начал им молотить рожь с такой силой, что зерна тотчас обращались в муку, а солома в сечку, и все это он вбивал в ток, на котором молотили. Помещику стало как-то жутко, работник показался ему опасным малым, и он начал придумывать, как бы избавиться от него по-хорошему. Он спросил Готлиба, какое жалованье тот требует. Готлиб совсем близко подошел к помещику и шепнул ему что-то на ухо; тот весь покраснел и сказал:

– Хорошо, только об этом молчок! – И взял Готлиба в работники, чему прочие работники вовсе не были рады.

Надо заметить, что помещик этот был страшный скряга и платил рабочим самые пустяки. Это сообразил Готлиб, который и не задумывался над тем, что другие воспользуются его силой даром. Помещик же сказал своей жене, когда она спросила его, за какую плату подрядился Готлиб:

– Ах, милая, за такую малость, мне никогда не нанять такого сильного работника. Готлиб не требует никакого жалованья.

– Никакого? Это невероятно! – воскликнула удивленная помещица, – Тут что-то неладно! Муж, ты говоришь неправду!

– Ну, успокойся же, милая, – ублажал ее помещик, кое-что он-таки требует, и я согласился на это ввиду того, что это нам ничего не будет стоить и останется между нами.

– Между нами!? – возразила жена. – Так, значит, мне-то надо знать, что это такое?

– Видишь ли, по прошествии года Готлиб сам даст мне что-то… – сказал помещик, заикаясь.

– Тебе! Что же это? Что может тебе дать сын твоего работника? – спросила жена.

– Маленькую плюшку, – отвечал муж.

– Плюшку! Муж, ты немножко тронулся в уме, – закричала разгневанная жена.

– Да здесь во всей округе и понятия не имеют, что такое плюшка; уж не сам ли твой мужик испечет ее?

– О, таких плюшек везде найдется, – Готлиб ведь говорит о плюхе, оплеухе.

Помещица пришла в ярость:

– Ах ты простофиля! Это опять образчик твоей скупости! Тебе лучше принять бесчестье, чем заплатить жалованье работнику. Да ведь Готлиб убьет тебя! Ведь где только он ударит, там мокро станет! Нет, от такого контракта волосы дыбом становятся! Однако, дай мне уладить дело, и я избавлю тебя от несчастья, – я его спроважу!

– Милая, если ты можешь его спровадить, то я против этого ничего не имею, – сказал малодушный помещик.

Тотчас же помещица сообразила, как действовать. В имении была мельница, на которой поселился домовой; он проделывал там такие штуки, что уже многим свернул шею.