Последний ребенок - Джон Харт

опаздываешь?

— Опаздываю. Так что садись давай.

Джонни остался на месте.

— Что ты здесь делаешь, дядя Стив?

— Твоя мать позвонила. Спросила, не могу ли я отвезти тебя в школу. Сказала, что ты автобус пропустил.

— Я в школу не пойду.

— Пойдешь.

— Не пойду.

— Господи, Джонни, почему с тобой так трудно? Почему ты все превращаешь в проблему? Давай садись.

— А почему бы тебе просто не сказать ей, что отвез меня, и дело с концом?

— Обещал отвезти, так что придется. И пока ты в машину не сядешь, я никуда не поеду. А если понадобится, силой заставлю.

— Ты же не коп, Стив. — Голос Джонни сочился презрением. — Ты всего лишь охранник. И заставить меня не можешь.

— Чтоб тебя, — выругался Стив. — Подожди здесь.

Он прошел мимо Джонни, и на ремне у него что-то звякнуло. Форма выглядела как новая, и штанины терлись одна о другую.

— Ты что делаешь?

— Поговорю с твоей мамашей.

— Она спит.

— Значит, разбужу. А ты не вздумай уйти. Я серьезно.

С этими словами он вошел в дом, пропахший пролитой выпивкой и чистящим средством. Дверь захлопнулась. Джонни посмотрел на свой велосипед. Можно, пока дядя Стив не вернулся, сесть и уехать, но сильный человек так не поступает. Он вынул из кармана карту, разгладил ее на груди, перевел дух и вошел в дом — решать проблему.

В доме было тихо и все еще сумрачно. Джонни свернул в короткий коридор и остановился. Дверь в комнату матери была открыта, и перед ней, словно замерев, стоял дядя Стив. Джонни наблюдал за ним целую секунду, но Стив даже не пошевелился и ничего не сказал. Джонни шагнул ближе, и ему открылся узкий угол комнаты. Мать спала, лежа на спине и укрывшись рукой от солнца. Одеяло сползло, и Джонни увидел, что она раздета. Теперь он понял, что случилось.

— Какого черта? Какого черта, Стив?

Дядя виновато дернулся и вскинул руки с растопыренными пальцами.

— Это не то, что ты думаешь.

Джонни не слушал. Сделав пять быстрых шагов, он закрыл дверь. Мать не проснулась. Джонни прислонился спиной к стене и вдруг почувствовал, что в глазах будто полыхнул огонь.

— Ты больной, Стив. Она моя мать. — Он огляделся, словно искал взглядом палку или биту, но ничего такого не обнаружил. — Да что с тобой такое?

Глаза дяди Стива переполнились отчаянием.

— Я только открыл дверь. У меня и в мыслях ничего такого не было… Богом клянусь. Я не такой, не думай. Клянусь тебе.

Лицо его покрылось пленкой мутного сального пота. Он так испугался, что на него было жалко смотреть. Джонни так и подмывало врезать ему ногой по яйцам, повалить на пол, достать из-под кровати обрезок трубы и расплющить эти чертовы яйца. Но он подумал о фотографии Алиссы и обо всем том, что еще предстояло сделать. Прошедший год многому его научил, и теперь Джонни знал, как сдерживать эмоции. У него дела, и помощь Стива лишней не будет.

— Скажешь ей, что отвез меня в школу, — твердо, не повышая голоса, сказал Джонни и подошел ближе. — Так и скажешь, если спросит.

— И ты ничего ей…

— Нет, если сделаешь, как я говорю.

— Честно?

— Иди, дядя Стив. Поезжай на работу.

Все еще держа руки вверх, Стив протиснулся мимо.

— Я ничего такого…

Джонни не ответил. Он закрыл дверь, расстелил карту на кухонном столе и достал красную ручку. Разгладил ладонью смятую бумагу, провел пальцем к кварталу, в котором работал последние три недели.

И выбрал наугад улицу.

Глава 3

Детектив Хант сидел за заваленным бумагами столом в своем тесном офисе. Папки лежали и на картотечных шкафах, и на незанятых стульях. Немытые кофейные чашки соседствовали со служебными записками, которые так и остались непрочитанными. Часы показывали без четверти десять. Здесь давно требовалось навести порядок, но ни твердости духа, ни сил для решения задачи не находилось. Хант поскреб лицо и с ожесточением — так что посыпались искры — потер глаза. Лицо под ладонями ощущалось как что-то грубое и щетинистое, и детектив знал, что выглядит никак не меньше, чем на все свои сорок и еще один год. За последнее время он так сильно похудел, что костюмы висели на нем как на вешалке. В спортзале и стрелковом тире его не видели месяцев шесть. Поесть больше одного раза в день получалось редко, но все это не имело значения.

Сейчас перед ним лежала копия дела Алиссы Мерримон. Вторая копия, захватанная, с загнувшимися уголками страниц, хранилась дома, в запертом на ключ ящике стола. Хант листал страницы методично, вчитываясь в каждое слово: полицейские отчеты, протоколы опроса свидетелей, заключения. Сама Алисса смотрела на него с увеличенной школьной фотографии. Черные, как у брата, волосы. То же телосложение, те же темные глаза. Затаенная улыбка. Воздушная легкость, унаследованная от матери, нечто неуловимо-изысканное, для определения чего Хант, как ни старался, так и не нашел подходящего слова. Может быть, дело в слегка раскосых глазах? Или в прижатых ушах и фарфоровой коже? В общем выражении невинности? К этому последнему Хант возвращался чаще всего. Девочка выглядела так, словно за всю свою жизнь не допустила ни одной нечестивой мысли, не сотворила ни одного недостойного поступка. Качество это, в той или иной степени, было присуще и ее матери, и брату, но в ней оно проявлялось сильнее всего.

Хант еще раз потер колючую физиономию.

Он понимал, что принял дело слишком близко к сердцу, но оно взяло его за горло и не отпускало. Один лишь беглый взгляд на офис показывал всю глубину его падения. Другие дела, другие люди требовали к себе внимания. Реальные, живые люди, пострадавшие так же, как Мерримоны. Но они отступили на второй план, отошли в тень, а почему, он и сам не мог бы объяснить. Пропавшая девочка проникла даже в его сны. Она приходила в той же, что и в день похищения, одежде: линялых желтых шортах и белом топе. Бледная. С короткими волосами. Восемьдесят фунтов. Жаркий весенний день. Никакого указания на то, когда именно это случилось. Сон начинался внезапно, словно вдруг выстреливала пушка, и сцена заполнялась цветом и звуком. Что-то затягивало ее в некое темное место под деревьями, тащило сквозь теплые, прелые листья. Протянутая рука, раскрытый в крике рот, белые-белые зубы. Он нырял за этой рукой, промахивался, и она вскрикивала, а длинные пальцы увлекали ее в неведомый темный тайник.

Когда такое случалось, Хант просыпался в поту, размахивая руками, будто разбрасывал листья. Сон