Ненужная семья (СИ) - Фомина Татьяна

– Деньги нужны не мне, а на лечение нашей дочери, и, между прочим, вашей внучки, – стараюсь говорить как можно спокойнее, совершенно выпустив из вида, что Настя стоит рядом. – Вам не кажется, что отдых и жизнь ребёнка – вещи не соизмеримые?

– Ясмина, я тебе уже говорила, что думаю по этому поводу: в нашей стране бесплатная медицина. Но ты почему-то возомнила себя миллионершей.

– Потому что на бесплатную, как вы говорите, медицину огромная очередь, и вы прекрасно понимаете, чем это всё может закончиться.

– Мне очень жаль, что у Насти такой диагноз. Но наверняка есть какой-то другой выход. Неужели Олег должен работать как проклятый, чтобы… – замолкает.

– Чтобы, что? Чтобы его дочь была здорова?

– Она никогда не будет здоровой! Сейчас операция, потом реабилитация, потом понадобится ещё какая-нибудь операция, и так до бесконечности!

– По-вашему лучше бросить свою дочь только потому, что устал? Или же потому что у него появилась другая женщина, а жена и родная дочь стали мешать?

Ольга Дмитриевна молчит, и я отчётливо понимаю, что для неё это не новость. Она всё знала.

– Вы знали. – Не спрашиваю. Утверждаю.

– Да, я знала, – признаётся свекровь. – Знала и, не скрою, очень довольна, что мой сын, наконец, встретил достойную женщину и почувствовал себя настоящим мужчиной.

– Настоящим мужчиной? – не удерживаюсь от усмешки.

– Да, Ясмина. Для мужчины очень важно, когда его ценят, а не только что-то требуют.

Что-то требуют?! Я не знаю, что меня возмутило больше: что я «что-то требую», или то, что здоровье ребёнка для Олега и его мамы всего лишь «что-то».

– Идите вы к чёрту с таким настоящим мужчиной, – цежу сквозь зубы и отключаю вызов.

Несколько секунд пытаюсь унять негодование, бушевавшее в груди, пока совсем недетский вопрос вонзается мне в спину:

– Мам, а папа, правда, нас бросил?

Медленно разворачиваюсь и смотрю на дочь.

«Ребёнок должен знать правду».

– Да, Настя. Папа нас бросил.

Глава 12

Алан

– Руслан Аланович закрылся в комнате и не спускается на ужин, – сообщает Надежда обеспокоенным тоном.

Бросаю взгляд на часы. Поздновато как-то уже для ужина. Сын решил устроить голодовку в качестве протеста? Или показать очередной каприз? Так я не мама, на меня капризы не действуют.

– Хорошо. Уже поздно. Вы почему ещё здесь?

– Так Руслан Аланович ещё не поел.

– Руслан, видимо, не голоден. Вы можете идти домой, Надежда, – отпускаю женщину на выходные.

– А как же ужин? Всё же… остынет.

Меня корёжит от такого «трепетного» отношения к Руслану, к которому приучила всех Динара. Не пацан, а тепличное растение растёт. Хотел бы есть, сожрал холодную котлету!

– Насколько я помню, по соседству с вами живёт многодетная семья? – задаю вопрос, и Надежда немного теряется.

– Да. Не думала, что вы это помните, Алан Даниилович.

К счастью, или наоборот, к сожалению, память у меня хорошая.

– Вот и чудесно. Возьмите всё приготовленное и угостите своих соседей. Надеюсь, они не побрезгуют.

– Нет, что вы! У нас многие стараются им помогать, и Мария никогда не отказывается, только благодарит.

– Вот и замечательно.

– Но Алан Даниилович... – Надежда почему-то не уходит, а неуверенно замирает в дверях. – Может, всё-таки не нужно? Я могу всё убрать в холодильник…

– Зачем? – смотрю на женщину.

– Вдруг Руслан Аланович проголодается. Там же только разогреть… – начинает и осекается, вспоминая, что Динара категорически против «разогретой» еды.

Только я сильно сомневаюсь, что сын будет сам себе что-то греть. А ждать, пока «молодой барин» проголодается, чтобы подать ему, больше никто не будет. Хватит! Нечего устраивать мне тут показательные голодовки. Не хочет есть – пусть сидит голодным. Может, в следующий раз умнее будет.

– Надежда, я уже сказал, что вы можете забрать всё приготовленное. Иначе мне самому придётся всё выбросить.

– Хорошо. Я поняла. Можно я тогда и правда заберу?

– Моё разрешение вы уже давно получили.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Спасибо вам, Алан Даниилович.

Надежда бесшумно закрывает за собой дверь, оставляя меня одного в рабочем кабинете.

Открываю ящик стола, достаю распечатки и ещё раз просматриваю безликие факты. Вроде всё ясно, но вместе с тем они не дают полной картины. Мне хочется знать больше: счастлива ли Яся, любит ли своего мужа, и многое другое. Но в то же время я боюсь узнать, что своего мужа она любит так же, как когда-то любила меня, и мою душу разрывает на части от воспоминаний, которые я так и не смог забыть. Наверное, всё-таки не стоит ради своего интереса лезть в чужую семью, тем более свою я так и не смог построить.

Но, как назло, перед глазами возникает образ Кнопки. Жизнерадостная, открытая, смелая девчушка по сравнению с моим сыном выглядит такой настоящей, такой живой, что сердце сжимается в комок от мысли, какой могла быть моя семья, если бы всё сложилось иначе.

Странно, что они гуляли одни. Я бы ни за что не пропустил такую прогулку.

Запрещаю себе думать об этом, но богатое воображение мгновенно рисует картинки, где я гуляю в парке, катаюсь на детской карусели, а рядом сидит Кнопка с горящими от восторга глазами и развевающимися на ветру кудряшками. А внизу нас ждёт Яся...

Нереальность картинки настолько завораживающая, что я не хочу её отпускать.

Дверь в кабинет резко распахивается, и на пороге появляется Руслан. Хмурый, с вечно недовольной физиономией.

– Зачем нужна прислуга, которая не выполняет свои обязанности? Её нужно уволить! – требует, и я отчётливо слышу в интонации характерные нотки его матери.

– Вот когда будешь платить сам за чужую работу, тогда и будешь распоряжаться.

– Я голоден!

– И? Тебе полгода и нужна мамкина титька?

– В доме нет еды!

– Ужин был приготовлен вовремя. Ты отказался есть. Ещё вопросы?

– Ты решил заморить меня голодом, как выгнал из дома мать? – пытается манипулировать.

– Будешь разговаривать подобным тоном, составишь ей компанию.

После «незабываемой» встречи в парке, охрана получила чёткие распоряжения: шлюхам не место в моём доме, и Руслан оказался свидетелем моего приказа.

– Я так и сделаю! – огрызается. – И… и подам на тебя жалобу!

– Давай, – разрешаю, не проявляя должного интереса к таким пафосным заявлениям, на что сын громко хлопает дверью.

Может, это, конечно, слишком жестоко, но Руслану давно не пять лет, и пора уже смотреть на мир реально, а не жить иллюзиями.

Звоню Яну и прошу обеспечить безопасность Руса, но так, чтобы тот не видел за собой «слежки». Пусть почувствует «прелести» свободы.

– Если не будет прямой угрозы, вообще не лезь, – выдаю инструкцию и устало тру лоб.

– Решил поучить жизни? – ухмыляется Ян.

– Пусть поучится немного. А-то привык, что маменька ор устроит, и папа все проблемы решит. Вот пусть попробует сам.

– Не рано?

– Ян, пацану четырнадцать! Я свои первые бабки заработал в этом возрасте, а он ждёт, пока ему тарелку с супом под нос поставят.

– Красиво жить не запретишь, – беззлобно подшучивает надо мной Ян.

– Вот пусть посмотрит, чего стоит это самое «красиво».

– Хорошо. Я понял. Ещё что-нибудь?

Хочу спросить про Ясмину, очень хочу, но не позволяю себе этого делать.

– Пока всё.

– Отчёт по факту?

– Если не будет ничего серьёзного, давай утром. Надо поработать. И Ян…

– Слушаю.

– Русу никакого алкоголя и прочей дряни.

– Обижаешь.

Сдав ребёнка в надёжные руки, полностью ухожу в работу, но постоянно ловлю себя на том, что нет-нет да и возвращаюсь мыслями к Ясмине…

– Не смотри на меня так…

– Как?

– Так, – ещё больше смущается.

– Не закрывайся. Ты прекрасна, – шепчу и касаюсь губами нежной кожи на шее, растворяясь в блаженной эйфории.