Император Терний - Марк Лоуренс

Я никогда не боролся с Катрин, не пытался избежать насланных ею чар, но это не означало, что я соглашался сотрудничать. Каким-то образом я освободился от убийцы, и у меня не было причины смотреть, что он там еще сделает. Убьет мою королеву — нет сомнения. Миана, очевидно, спала в комнате наверху, если Катрин сохранила план замка таким, каким извлекла из моих воспоминаний. Должен ли я как дурак идти и смотреть, как Миане перережут горло? Как она будет биться в крови, покуда мой ребенок умирает у нее во чреве?

Я стоял в темноте, нарушенной лишь отблесками света ламп за поворотами внизу и наверху.

— Правда? Думаешь, ты можешь показать мне что-то, способное уязвить меня? — сказал я в пустоту. — Ты прошла по моим воспоминаниям. — Я позволил ей бродить, где заблагорассудится, когда она явилась со своими кошмарами. Наверное, я решил, что войти в долгие коридоры моей памяти будет для нее большим мучением, чем ее кары — для меня. Даже если у нее были ключи от всех моих дверей, я знал: есть места, куда она не пойдет. Да и кто в здравом уме рискнет?

— Давай сыграем в эту игру, принцесса, до самого конца. Давай посмотрим, не обнаружишь ли ты, что финал слишком горек.

Я взбежал по лестнице, легко касаясь ступеней и без малейшего усилия, словно лишь в теле убийцы я мог по-настоящему соприкоснуться с этим сновидением. Я быстро догнал его, проскочил мимо и первым оказался наверху.

Там ждал Мартен, скорчившись у дверей королевы, его меч и щит лежали на полу, глаза — красные от крови и безумные. Пот приклеил темные волосы ко лбу и стекал по напряженным сухожилиям шеи. Сжимая кинжал в одной руке, он лупил острием по ладони другой, судорожно дыша, и кровь стекала с его кисти.

— Бейся с ним, — сказал я.

Я увидел убийцу. Он остановился, беззвучно втянул ноздрями воздух и вскинул голову, чтобы уловить малейший вздох боли Мартена. Пока он стоял неподвижно, я нырнул в него, намереваясь осесть среди его костей, цепляясь за все, за что можно ухватиться. Мгновение ослепляющей агонии — и я снова смотрел его глазами. Я чувствовал вкус крови. Он разделил боль воссоединения со мной и сдержал крик, но резко втянул воздух сквозь зубы. Возможно, этого хватит, чтобы предупредить Мартена.

Человек папессы порылся под плащом, убрал длинный нож с костяной рукоятью и достал два коротких тяжелых кинжала, крестообразных, предназначенных для метания. Он двигался очень быстро и оказался в поле зрения Мартена, уже выпустив первый нож легчайшим движением кисти, но со смертоносной силой.

Мартен вскочил почти сразу, как мы его заметили, возможно, на доли секунды его задержал сон, с которым он боролся. Кинжал убийцы попал ему где-то между шеей и животом — я услышал, как лопается кольчуга. Он с ревом проскочил мимо нас, убийца выкинул вперед ногу, ударил его в подбородок, и Мартен врезался в изогнутую стену, по инерции полетел вверх тормашками и прогремел вниз по лестнице. Мы замешкались, словно не зная, стоит ли бежать за ним, проверять, не осталось ли в нем целых костей. Нечто горячее и влажное под нашим коленом убедило в обратном. Каким-то образом Мартен умудрился на лету полоснуть убийцу. Человек папессы заковылял к двери, шипя от боли, распространяющейся от пореза. Он остановился, чтобы перевязать рану шелковым шнуром из внутреннего кармана, и двинулся дальше наверх.

Все ключи улетели вниз по лестнице вместе с Мартеном, и человек папессы снова достал отмычки, чтобы отпереть замок. Это заняло больше времени, чем прежде: в дверях королевы стоял замысловатый механизм, возможно, такой же старый, как сама башня. Прежде чем наша кропотливая работа принесла плоды, по камням лужей растеклась кровь убийцы, красная, как у любого другого человека, несмотря на бледность его кожи.

Мы стояли, и я чувствовал его слабость — потеря крови и что-то еще, — он напрягал какую-то мышцу, с которой я не соприкасался, и это усилие утомляло его. Возможно, охватившее наемника оцепенение дорого ему обошлось.

Дверь беззвучно открылась. Он снял лампу с крюка там, где прежде сидел Мартен, и вошел. Сила его воображения настигла меня, когда наконец он поддался волнению. Я увидел картины, возникающие в его сознании. Внезапно — во сне или нет — я захотел, чтобы у него не получилось. Я не хотел, чтобы он зарезал Миану. Я не имел желания смотреть, как из нее вырывают кровавые останки моего нерожденного ребенка. Этот страх удивил меня — совершенно первобытный, совершенно точно мой собственный, не разделенный с Катрин. Я подумал, может, это отголосок того, что, по словам Коддина, я мог почувствовать, впервые увидев и взяв на руки сына или дочь. Если это правда, значит, я впервые понял, насколько опасна может быть эта привязанность.

На комоде у кровати — блеск серебряной цепи, которую я подарил Миане на именины. Под покрывалом — возвышающееся холмиком тело в тени, жена и ребенок, мирно спящие.

— Проснись. — Можно подумать, слова могли возыметь действие. — Проснись.

Вся моя воля — и хоть бы дрогнули его губы.

Холодная неизбежность схватила меня за горло. Это правда! Это происходит сейчас. Я сплю в палатке в своей постели, Миана — в своей за много миль от меня, и к ней приближается бледная смерть.

— Катрин! — прокричал я ее имя внутри его головы. — Не делай этого!

Он шагнул к постели, держа наготове второй метательный нож. Возможно, лишь размер выпуклости под покрывалом не дал ему сделать бросок тут же. Миана была женщина некрупная, даже на сносях. Все выглядело так, будто она не одна. Я даже сам поверил бы в это, если бы не Мартен у дверей.

Еще шаг — его раненая нога похолодела и онемела, губы беззвучно забормотали заклинание, словно магия отражала его неустойчивую походку и нуждалась в опоре. Я не мог предупредить, рука — моя рука — была отведена назад для броска. И тут покрывало затрепетало, я услышал приглушенное «бум», и кулак ударил меня в бок, достаточно сильно, чтобы отбросить назад, — и я два раза повернулся, прежде чем врезаться в стену. Я соскользнул на пол, вытянув ноги, и посмотрел вниз. Обе бледные руки обхватили мой бок, кровь текла меж пальцев, свисали лохмотья плоти.

Покрывало поднялось, и Миана посмотрела на меня, согнувшись над темной массой арбалета нубанца, широко распахнутыми яростными глазами.

Правой рукой я нашарил костяную рукоять длинного ножа. Истекая кровью, поднялся на ноги, мир закружился перед глазами. Я увидел, что в арбалете больше не осталось стрел. В теле убийцы я напряг все силы, чтобы остановить его ноги и положить оружие. Думаю, на сей раз он это почувствовал. Он двигался медленно, но держался между Мианой и дверью. Взгляд его упал на округлившийся живот, натянувший ночную рубашку.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});