Немецкие диверсанты. Спецоперации на Восточном фронте. 1941–1942 - Георг Конрат

– Ранение в голову не очень серьезное – ему здорово повезло. Вот с легким дела обстоят хуже. Но, я думаю, он выкарабкается.

Прилагая неимоверные усилия, я решил убедиться, не немецкий ли это доктор, который, может быть, также захвачен русскими. Я увидел человека в белом халате, как раз в этот момент направляющегося к изголовью моей койки.

– Сделаем ему переливание крови, и все обойдется. Он прошел дальше, и мне не стало его видно. Теперь я понимал, что, возможно, нахожусь в передвижном полевом госпитале, так как все это время чувствовал под собой стук колес. Я продолжал осматриваться, а затем услышал голос доктора позади себя:

– Должно быть, он находился рядом с кабиной водителя. Кстати, адмирал, возникает вопрос, кто этот парень, если ему оказывается столь высокое внимание?

Это были его последние слова, но ответа не последовало.

Я посмотрел в сторону. До сих пор в моей голове был сплошной туман, и поэтому мне никак не удавалось сосредоточиться на фигуре человека. Лица и возраста мужчины я не мог различить, но его форма была мне хорошо знакома. Капитан военно-морского флота. Его грудь была увешана медалями. Я все пристальней вглядывался, и его лицо потихоньку начало вырисовываться. Я не мог поверить своим глазам. Здесь не могло быть ошибки. Это был Вилли. Он смотрел на меня, как всегда иронично улыбаясь, но откуда у него эта форма? Я продолжил осматриваться и уткнулся в другого человека в похожей форме. Этого просто не могло быть. Зажмурившись, я снова открыл глаза и стал с подозрением вглядываться. Не было сомнений, что у меня начались галлюцинации!

Но, присмотревшись, я увидел, что этот человек тоже улыбается.

– Привет, капитан. – Передо мной стоял адмирал Канарис.

Это сон, сказал я себе. Каким образом он мог очутиться здесь, и даже если это он, то что ему тут делать? Тогда тем более, черт побери, где я нахожусь? Я снова закрыл глаза. Но тряска и непрекращающийся стук колес не могли мне сниться – я точно не спал. Потом я услышал, как Вилли говорил:

– Он опять потерял сознание.

– Нет! Я в порядке! – закричал я, быстро открыв глаза, но больше не смог произнести ни звука и так и остался лежать с приоткрытым ртом, почувствовав, как у меня пересохло во рту и горле. Казалось, парализовало язык. Я решил попросить воды, и слова едва слетели с моих губ. Адмирал Канарис поднялся и, наполнив полевую кружку, очень медленно поднес к моей голове и стал вливать маленькими глотками мне в рот.

– Не нужно разговаривать, только в крайнем случае, и все будет хорошо.

Я перевел взгляд на Вилли:

– Я думал, ты погиб. – Вода немного смягчила язык, и стало чуть легче. – Незадолго до того, как меня ранило, примерно за полчаса, я получил сообщение, что на подходе наши войска, под командованием полковника Бекера, и что вы полностью уничтожены. Они успели спасти ситуацию, но не вас.

– Я не привидение, Георг. Нас действительно разбили, но пятерым удалось выжить. Хотя еще минута-другая, и от нас бы русские тоже ничего не оставили.

– А что произошло с нашим танком?

– Думаю, лучше тебе сначала узнать, что случилось с нами, а потом и до тебя очередь дойдет. Но ты уверен, что сможешь выслушать рассказ?

Я сжал зубы, чтобы не выплеснуть на него свою злость за эти слова.

– Ладно, Георг, вижу, в тебе еще что-то сохранилось от старой закалки! – Вилли устроился поудобнее возле меня и продолжил: – Мы держали русских под контролем, и все бы закончилось без проблем. Но их фронт окончательно был разбит, и мы попали в самый эпицентр их суматошного отступления из Одессы. Естественно, невозможно выстоять против такого натиска. Меньше чем за полчаса они перевернули то место, где мы находились, вверх дном, но отряд танков мы все же не пустили через реку. В тот момент русским было уже слишком поздно пытаться что-либо предпринять. Наши противотанковые пушки подгоняли русское отступление со всего размаха – практически все танки на той стороне удалось обезвредить и разбомбить. Поэтому, с тех пор как вы оказались один на один с русскими танками, я непрерывно держал связь с Боком. Он дословно докладывал обо всем, что происходило. Я слышал о трех русских танках, успевших перебраться через мост, и о том, что твой танк встал на дыбы, когда вы остервенело били по мосту. А перед этим вы подорвали два танка, и Бок начал преследование последнего, но русские разбили его. Оставался только ваш танк, и им удалось первыми нанести удар, после чего вас всех контузило и вы потеряли сознание. Лейтенант Петер передал по радиосвязи о завершении операции – третий танк он взял на себя. Покончив с ним, они вытащили тебя и ребят, положили на возвышенное сухое место и оставили возле вас охрану.

– А где сейчас Петер? – тихо спросил я.

– Он бросился отгонять пехоту, которая пыталась подползти к тому месту, где вы лежали. Его подбили с того берега, а может, из противотанковой пушки. Прости, Георг, но никто из них не сумел выбраться из горящего танка.

Я закрыл глаза и вспомнил лица всех ребят, с которыми учился и воевал. Особенно четко передо мной почему-то стоял образ Диты, моего доблестного и самого меткого стрелка.

– Сколько всего осталось человек? – спросил я.

– Двадцать два. Двадцать два из шестисот.

– Еще есть раненые?

– Нет.

– Только двадцать два.

Я уставился в потолок, а Вилли отвел взгляд и стал смотреть в окно. Все эти годы, дни, недели, часы, минуты были пережиты вместе. 115-е подразделение. Сейчас я жалел, что меня нет среди них. Почти все наши мальчики навсегда остались лежать в лесах и на полях сражения у Одессы. Гордость Германии – дети фюрера.

Адмирал Канарис вступил в разговор:

– Вы все поняли, что сказал капитан фон Хоффен?

Я долго смотрел на него, а потом кивнул. Он знал наверняка, что я чувствовал.

– Ребята, вы провели изумительную работу, – произнес он мягким голосом. – Вы выполнили не просто свой долг, вы сделали то, чего никто не ожидал. Вас позвала родина, и вы пошли и погибли за нее. Вы страдаете сейчас, как, наверное, никто никогда не страдал, но единственное, что я могу сказать, – это война. Это звучит банально, но именно в этой фразе заключен весь смысл. Я скорблю вместе с вами, капитан.

Я кивнул, толком не слушая, что он говорит.

– Сам фюрер назначил меня командующим «Дас Рейх», и я отдавал указания, иногда переступая через себя и подавляя эмоции. Самолет забрал нас почти сразу же, как закончилась битва. Я был в «Дас Рейх» в одиннадцать часов.

Но, если бы вы, ребята, не загнали в угол те отряды танков, это бы стоило нам тысяч немецких жизней. Каждый из вас спас сотни жизней, и вы должны гордиться, как сейчас горжусь я. Но, несмотря на то что вы были без сознания более суток, не думайте, что война для вас закончена. А пока пожелание фюрера, чтобы вы как можно скорее поправлялись. Знаете, я уверен, он искренне переживает за вас, потому что такие люди незаменимы для страны.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});