Георгий Иванов - Ирина Одоевцева - Роман Гуль: Тройственный союз. Переписка 1953-1958 годов - Георгий Иванов

Жму лапу, как льву, и цалую лапки политического автора

<Роман Гуль>

153. Георгий Иванов - Роману Гулю. 1 февраля 1958. Йер.

8 февраля 1958

Beau-Sejour

Нуeres

Var

Дорогой Роман Борисович,

Опять от Вас ни гу гу. «Берусь за перо» поистине через силу, т. к. опять навалилось изнеможение — руку трудно поднять, не то что эпистолярно обращаться к столь блистательному коллеге. «Скифа» наконец (четыре дня тому назад) получили. Не порвали на куски, но очень пререкались за первенство чтения. Поочередно уступали друг другу. После я отобрал прочитанное дважды пол<итическим> автором и перечел спокойно основательно сам. Очень досадно, что живу в дыре, где нет русской библиотеки и нельзя сличить старого «Скифа» с модернизованным. Насколько помню, основа осталась та же, сомневаюсь — был ли или <не> был таким же конец (лучшее самое в нем — про Николая I, про то, как тройка мчала Бакунина, и страницы до этого. Этак с «Ночь была непроницаема».[1047] Было или нет — написано обворожительно, без лести*). Есть еще впечатление (м. 6., воображаемое?), что по всей книге, по всей ее толще остался весь блеск генеральских форм и звон их шпор. Вы там и тут прошлись коротки<ми,> иногда небрежными фразами и словами, и от этого (если это было сделано) блеск и звон неуловимо смягчился. Если желаете, выпишу такие места. Но возможно, что пишу чепуху, возникшую в галлюционной от склероза башке.** Тогда pardon. Сказать о «Скифе» могу, собственно, еще много. Основное чувство после прочтения: почему так мало, почему 200, а не 400 страниц.*** И, если не кретины, читатели (забыли за четверть века о старом «Скифе») должны рвать друг у друга книгу (как мы рвали). Только где они и кто они, эти читатели? Вот бы российскому нынешнему читателю дать такую штуку — построили бы Вы на нем дом или хоть купили бы. Как хвастался Леонид Андреев, показывая свои сокровища — «самый большой зеркальный шкап в мире» и таковую же пятиспальную кровать из гигантской медвежьей шкуре - хвастался, поясняя - это на сбор с «Анатемы».[1048]

Перехожу к щекотливому и неприятному делу. Прошу понять мои чувства. Я, верьте не верьте (надеюсь, все-таки должны верить), начиная с возникновения нашей — эпистолярной — дружбы — очень полюбил и привязался к Вам. Немалую роль играет в укреплении этих чувств вера и не столько то, что Вы меня «прославили», но особенно, как это делалось. То, что Вы (это в сторону) не можете найти места для хотя бы сокращенной Вашей статьи в виде предисловия, мне очень грустно и больно. Так как и о самой книге что-то ничего не слышу и что ж торговаться о поросенке в мешке, то скажу только сейчас конкретно: статья «не помещается?» А на что эти отдельные страницы, когда можно сжать. Конечно, набор, но нельзя ли потеснить на счет качества бумаги или даже выбросить (по моему отбору) десяток-другой стихов, из наиболее завалящих. Подумайте, сериозно, на случай если издание будет-таки решено. Прошу. Это говорю «в сторону», т. к. щекотливо-неприятное вот в чем. Итак, я Вас очень полюбил, очень ценю и Вашу дружбу и Вас самих. И вот проблема. Известный Вам Яновский написал политическому автору письмо, от которого нас обоих стошнило, и до сих пор тошнит. И в этом письме есть нечто, существенно касающееся и Вас лично, и наших с Вами отношений. Первое движение было бросить его, порвав, в мусорный ящик и кончить на этом деле. Но, рассудив, я думаю (согласны ли Вы, решите сами), что, пожалуй, хотя и неприятно по с детства вдолбленным правилам самогигиены — ознакомить Вас с этим документом. Не посылаю пока — решите, повторяю, сами. Сужу так. Вы вот, по-видимому, откровенны с этим типом, несомненно покровительствуете ему литературно. Одним словом, доверяете с той душевной щедростью, с которой Вы от Бога произошли на свет, и вот за Вашей спиной... По крайней мере, Вы будете знать, что за человеку Вы дружески пожимаете руку Вашей великодушно-державной лапой.

Конечно, если знакомить Вас с этим письмом, то знакомить конфиденциально. Ему же прямо отвечу сам, как он этого заслуживает и прекращу знакомство. Ну, судите сами. Устал и с трудом дописываю. От имени пол<итического> автора кланяюсь и поздравляю со «Скифом».

Г. И.

И я тоже. И. О.

Письмо обращено ко мне - и, ради Бога, чтобы о нем никто, кроме Вас и О. А., не знал.

* Читать «лести». И я того же безлестного мнения. И. О.

** Вздор - никакого склероза. Все нервы и неврастения. Ну, и кокетство, конечно.

*** Правильно - хочется еще.  [1049]

Добавление [1050]I

Смоленский будет у Вас на Бродвее через две недели (надо перелизать и подчистить набросанное давно вчерне). Так что не беспокойте здря больного старичка, как говорил Гончаров, когда племянник клянчил денежки. [1051] Т. е. не пишите, что нужно срочно через неделю, когда хвост книжки ведь когда еще пойдет набираться.

Теперь, что это Вы элегантно намекали о моем возможном «не могу молчать». В «Р<усской> Мысли» это не по адресу: в этом Органе я не сотрудничаю, и не «могу молчать» помещено там дважды только о Бурове по 75 000 фр<анков> за фельетон prix-fixe.* И если Ваш намек относится к рецен<зии> на «Скифа», то очень охотно посильно восхищусь элегант<ным> стилем в соответственно элегантном месте — могу у Вас или, если желаете, в «Опытах». А то после Бурова в «Р. М.» не особенно удобно. Если же почему-либо Вам нужна рецензия в «Русской Мысли» — то готов для Вас постараться и послужить и в этой дыре (Ваше дело, хотя этот вариант мне очень не по душе). Но не могу иначе, как чтобы «дорогой Сергей Акимович» [1052]прислал бы мне об этом любезную просьбу, иначе чин не позволяет.

II

Ваше письмо к «дорогому Сергею Акимовичу» только что (утренняя почта) прочли, и оба чуть не лопнули от смеха. И как ловко напечатано — обыкновенно я разорву бандероли — просмотрю знакомых покойников — и отложу в сторонку. А Ваше «Письмо в редакцию»[1053] так и лезет в глаза само собой.

Ох, ох — дал же Бог перо человеку! А я ценитель такого рода письма — сам к нему расположен — да ходу нет, — вот, напр<имер>, Ваш почтенный орган — всего моего Струве безобразно охолостил. Ну, теперь буду ждать реакцию несчастного Померанца.[1054] Боюсь, что он уйдет, оскорбившись, из газеты, а если начнет отвечать, то только сумеет расписаться в получении оплеухи.[1055] Я искренно его жалею. Он

— Добрый малый, хоть и пень.Не хочешь ли покушать, брат, мякины,

как где-то в великом каком-то романе сказано.[1056] Ужо извещу Вас о реакции Померанца, если таковая будет. Не может не быть у бедолаги.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});