Двум смертям не бывать - Наталья Шнейдер

— Ты… Чувствуешь что-то?

Или как там это у них называется? Над своими дурными предчувствиями Рамон бы только посмеялся, но однажды ему уже спасли жизнь. И если Лия считает, будто что-то не так, стоит прислушаться. А заодно поторопить Амикама с обещанным человеком. Вот обидно будет, если придется помереть не вовремя. Еще и девочку угробит.

— Нет-нет! Просто страх. Прости, я должна взять себя в руки, а не выходит.

Конечно, не выходит. Слишком мало времени прошло, и слишком зыбко будущее, какое тут успокоиться. Вот когда отъедут от города хотя бы на два дня пути… Дальше никто из людей герцога, насколько Рамон знал, не был, так что даже если и будет погоня — ищи ветра в поле. Да и не сунутся так далеко, побоятся. Война-то никуда не делась, просто у обеих сторон недостает сил для битвы.

— Вечереет, — сказал Рамон, — тебе нужно поспать. А завтра будет другой день и станет легче.

— Да, наверное… Побудь со мной, пожалуйста.

Он устроился на постели, девушка взобралась на колени. Странное дело — обнимать ее он мог, мог зарыться лицом в пушистые пряди и тихонько баюкать, такую маленькую в его руках. А большее — никак, робел, точно мальчишка. Боялся напугать и еще — что хрупкое доверие, возникшее между ними, снова рухнет, и тогда уж точно ничего не вернуть. Хотя кто знает, что будет, когда Лия перестанет бояться и не будет нужды цепляться за него, посулившего избавление. Отвернется совсем, как тогда? Гадать не хотелось, боязно. И Рамон рассказывал бородатые байки тихо, почти шепотом, а девушка хихикала, пока не сомлела, прислонившись к плечу. Он осторожно уложил ее в постель, огляделся — одеяло оказалось под девушкой, и вытащить его, не разбудив, казалось невозможным. На сундуке нашелся плащ, оставшийся здесь еще с весны, когда рыцарь забыл его, уезжая, и так и не вернулся домой. Все это время слуги добросовестно убирали комнату, стряхивали с плаща пыль и оставляли как был: Рамон не терпел, когда его вещи перекладывают с места на место. Он подобрал плащ, склонился, укрывая. Девичьи руки обвили шею.

— Иди ко мне.

Рамон замер.

Она открыла глаза: ни капли сна не было в них. Руки скользнули по плечам, вернулись, пальцы забрались в волосы.

— Иди ко мне, — повторила она. — Позволь мне любить тебя…

Глава 26

Наутро все пошло так, словно и не было прошедших месяцев. Лия оттаяла, перестала шарахаться от каждой тени, и рыцарь каждый раз радовался, глядя на нее. Разве что гулять вдвоем не получалось, да и в сад у дома Рамон старался лишний раз девушку не выводить, только на задний двор, что не виден с улицы. Мало ли, что за глаза приглядывают за домом. Сигирик пришел один раз и ушел несолоно хлебавши: Рамон принял его с показным радушием. Да, ведьма надежно заперта, и у двери караулит страж. Посмотреть? Пожалуйста. Вот дверь, вот засов, вот страж. Стражем был человек, присланный Амикамом. И прежде чем позволить ему остаться в доме, Рамон убедился, что воин, если что, вытащит девочку хоть из спальни, хоть из отхожего места и отведет — или оттащит, если будет противиться, — в дом, где она окажется в безопасности. И который никто не свяжет с ее семьей. Рыцарь и не пытался гадать, как Амикам умудрялся проворачивать подобные дела, но не зря же отец Лии оставался на коне, что бы ни творилось в городе.

Осмотром двери и засова Сигирик не удовлетворился, потребовал показать ведьму. Лия, умничка, где-то раздобыла веревку, и когда мужчины вошли в комнату, то обнаружили встрепанную ведьму в одной сорочке. Девушка сидела в углу, связанная по рукам и ногам, и зыркала на вошедших полубезумным взглядом. Святоша поверил, и немудрено, Рамон сам едва не поверил страху, плещущемуся в зеленых глазищах. Сигирик ушел довольный и больше не приходил.

Дни бежали, один за другим, слишком быстрые для того, чтобы удержать. Рамон подсчитал: выходило, что люди Амикама (или его родича, неважно, на самом деле) появятся как раз к свадьбе герцога. Хорошо бы приурочить побег к ночи после свадебного пира: когда полгорода мается похмельем, кому будет дело до ведьмы и ее стража? Да и Эдгара хотелось бы повидать, кто знает, удастся ли после возвращения. Если рыцарь вернется вообще. Нет, он по-прежнему не собирался прятаться, но два дня пути в одиночку по чужой земле: может случиться что угодно, пусть даже в тех местах, где, если верить Амикаму, совершенно безлюдно. Рамон вырос там, где деревни теснились едва ли не одна на другой, а соседи были готовы перегрызть друг другу глотку за полпяди земли, и то, что здесь можно проехать два дня и не встретить никого живого, казалось невероятным. Что ж, вот сам и увидит.

Амикам согласился с доводами; исчезнуть из города они решили в ночь после свадебного пира. Люди приехали за день до того. В городе они не появились. Где и как Амикам сумел спрятать дюжину воинов, Рамон не спрашивал. Впрочем, даже если б и спросил, едва ли получил бы ответ.

Рыцарь был настолько поглощен подготовкой к побегу, что едва не забыл о светских обязанностях. Свет, однако, напомнил о себе приглашением на посвящение новых рыцарей. Герцог Авгульф решил, что грядущая перед свадьбой коронация — повод проявить щедрость и великодушие, а заодно и вознаградить тех, кто заслужил. И увидев в списке из полудюжины имен Хлодия, Рамон не на шутку расстроился. Мальчишка мог бы и написать — даром, что с его отцом они рассорились. В конце концов, оба, и отец и сын, пока живут на его землях и в его замке. И по-прежнему связаны присягой.

Рамон не стал ни скандалить, ни выговаривать. На церемонии коротко поздоровался с Бертовином, незачем выносить сор из избы. От души поздравил Хлодия, как бы то ни было, мальчик показал себя хорошо, и Рамон был рад за него. Теперь, когда замок перейдет к бывшему оруженосцу, ни одна собака не тявкнет. Высидел положенное приличиями время на пиру и вернулся домой. Не складывалось у него с праздниками посвящения, хоть ты тресни, другим радость, а самому — тоска одна. Да и на коронации, хоть рыцарь и присутствовал на таком событии впервые в жизни, тоже оказалось не то чтобы весело. Любопытно, не более того. Жаль, Эдгара нет, тот бы смотрел во все глаза, запоминая каждую деталь, а потом уши бы прожужжал, рассказывая о том, что символизирует тот или иной жест. А так… Не складывалось у рыцаря с церемониями.

Эдгар объявился вечером накануне свадьбы. Отъевшийся на дармовых харчах — впрочем, полным он казался только по сравнению с тем, каким был раньше. Обретший новую, несуетную уверенность. И все же брат Рамону не понравился. Со стороны, может, и незаметно, но рыцарь ясно видел: что-то точило Эдгара изнутри. Расспрашивать он не стал: сам расскажет, если захочет. И когда узнал, в чем дело, только и смог потрясенно выдохнуть: «Эк тебя угораздило». Больше они об этом не говорили: и без того все понятно, к чему бередить раны?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});