По то сторону Солнца. Часть вторая - Елена Асеева

— Придется нам Врагоч, согласится с условиями его высочество. Або доколе принца вельми опасно волновать. Мы потолкуем об этом с ним попозжа, ежели позволит его превосходительство, когда принц будет в силах говорить о произошедшим с ним.

— Пусть так, — согласно произнес канцлер-махари, и вновь принял расслабленную позу в кресле, подсветив на собственной темно-голубой коже, также движущийся под ней рисунок, выступивший очень насыщено, или словно только, что проявившийся.

Потому Камал Джаганатх, чуть вскинув голову с лежащего под ней валика, опять неосознанно, подчиняясь собственному диэнцефалону, процитировал сами пояснения на коже канцлер-махари вслух:

— Третий, чтимый сын Ананта Брхата-патра, последнего великого отца. — И тотчас глубоко вогнав через ноздри воздух, сдерживая моментально возникшее волнение, досказал, будто стараясь внести ясность, — сие происходит помимо моих желаний, точно я! — Голос Камала Джаганатха враз сорвался на хрипы, выплескиваясь с ощутимым страхом, и сейчас стараясь высказаться и тем самым получить объяснения о собственной сути, — я, собой не владею! Словно отделен от диэнцефалона! И он! Он сам поступает, как считает нужным, не давая мне, моему сознанию объяснений! Я знаю, Ковин, это вы меня создали или участвовали в этом! Я вспомнил ваш голос, который слышал, когда меня изымали с Земли и таусенцы ожидали Наблюдающего! Наблюдающим и были вы, Ковин!

— Успокойтесь, ваше высочество, — умягченно проронил главный дхисадж, нежно огладив предплечье правой руки принца.

— Нет! Вы не понимаете, Ковин! Я боюсь свой диэнцефалон! Боюсь, потому как он порой шевелится внутри головы, а после внезапно начинает стучать в виски, точно жаждая выйти наружу, — последнюю фразу принц, и вовсе едва договорил. Ибо к страху неожиданно прибавился озноб, который стал тягостно бить тело, выплескиваться крупными мурашками на наружный слой кожи, и, кажется, отзываться колотьем в здоровой правой ноге.

Ковин Купав Кун теперь слегка прижал правое предплечье ссасуа, одной рукой, тем сдерживая от озноба, а ладонь второй положил на рот, смыкая его движение, с достаточной авторитарностью сказав:

— Ваше высочество, как бы мне не хотелось вас выслушать, но не сейчас. Во-первых, мы теряем, быть может, драгоценные минуты, або сохранить ваши конечности, а во-вторых, обобщенно рискуем вашим благополучием, понеже вызываем столь эмоциональные всплески. Условно вами только, что озвученного скажу коротко. Я и впрямь выступал источником вашего появления, точнее бытия, и был тем самым Наблюдающим, рад, что вы меня узнали, и вспомнили. — Он нежно огладил кончиками своих четырех пальцев (в отличие от велесвановцев, не имеющего среднего) поверхность губ принца, продолжая пояснять, — говоря о вашем диэнцефалоне, вы поколь мыслите стандартами ушедшего, представляя и единожды отделяя себя, свое сознание от него. На самом деле вы единое целое с ним и собственным организмом. Поколь в вас не налажены необходимые связи, не появились обязательные в таком случае воспоминания, посему ощущается дисбаланс и разрозненность самих действ. Ваш диэнцефалон, как и, в целом, организм в Веж-Аруджане единственен в своем виде, и развитие его поколь находится в начальном периоде. Потому ваша кожа, фигура имеет отличный даже от велесвановцев вид, абы развивается. Вы не просто растете, а изменяетесь, приобретая параметры, кои в вас заложены.

— Что это за параметры? — чуть слышно вопросил Камал Джаганатх и снова тягостно вздрогнул, ощутив, как колотье в здоровой правой ноге достигло колена и потоком боли выплеснулось в бедро, отчего он надрывисто застонал.

— Я не стану об этом ноне говорить, — не терпящим возражений тоном заявил Ковин Купав Кун и блеснул беспокойством голубо-алых радужек укрытых розоватой склерой. — Попозжа, если позволит его превосходительство. Сейчас самое важное сие ваш осмотр и лечение.

В его голосе прозвучала необоримость создания не только знающего, мудрого, но и послышалась тревога за жизнь Камала Джаганатха, отчего тот согласно кивнув, принялся глубоко дышать, проводя дыхательные упражнения дуалауа, в части вбирая воздух через рот и выпуская его через ноздри. Весь тот срок, что проходил данный волнительный разговор, Врагоч Вида Вышя ухватив Аруна Гиридхари за левое плечо, удерживал на кресле, не позволяя подняться, и тем вмешаться в разговор главного дхисаджа и принца. А когда Камал Джаганатх занялся дуалауа, а Ковин Купав Кун нежно огладив его ноздри и края рта, пересел ближе к больной левой ноге, негуснегести негромко проронил:

— Пречистый канцлер-махари вы мне днесь раздавите собственной хваткой плечо. Освободите меня от сего сдерживания, я так-таки не собираюсь подниматься, — отметил он, вложив в речь ощутимое недовольство.

Врагоч Вида Вышя немедля выпустил из хватки плечо Аруна Гиридхари и вновь с нежностью огладил его оголенную руку, вкладывая в этот жест отцовскую теплоту и вызывая в Камале Джаганатхе (просквозившим по ним взглядом) чувство не меньшей теплоты. Ковин Купав Кун тем временем слегка приподнял подол серебристой свапхи, одетой на принце, вскинув саму материю почти до колена, да принялся тереть промеж друг друга ладони, таким образом, наращивая белый ореол сияния вокруг них. Сияние по мере трения и степенного разведения ладоней стало приобретать форму небольшого шара, формируясь в основном около поверхности левой руки, меняя цвет с белого на густо желтый. Главный дхисадж внезапно рывком дернул в сторону правую руку и светящийся шар в коем проскальзывали мельчайшие белые капельки с тончайшими нитями на концах, завис обок левой ладони.

Ковин Купав Кун медленно поднес сам шар и руку к левой ноге принца, и когда сияние вошло, окружив со всех сторон пальцы стопы, вплоть до раны, теперь имеющей блекло-зеленоватый цвет, стал степенно вести его вверх в направлении колена. При этом главный дхисадж очень внимательно вглядывался в проступающие в сияние желтого света черные кости ноги и почти белые жилы, нервы, сосуды, плоть.

— Не надобно смотреть на это, ваше высочество. Если можно лежите не шевелясь, — молвил Ковин Купав Кун. Ибо Камал Джаганатх, приподняв с валика голову, уперся левым локтем в кровать и воззрился на происходящее обследование. Впрочем, услышав просьбу (так как это прозвучало именно как просьба), незамедлительно лег.

Ковин Купав Кун, таким образом, исследовал ногу вплоть до середины бедра, потом сместил светящийся шар и осмотрел правую ногу, правую кисть, и левое плечо. Лишь засим он все тем же рывком развернул левую руку вне поверхности кровати, и, выставив правую ладонь, энергично вогнал шар в ее поверхность, при сем издав громкий однократный треск, словно раскат грома. Главный дхисадж теперь слегка затряс обеими кистями рук, распределяя вошедшее в них желтое сияние и придавая им положенный белый свет. Прошло не менее минуты, когда ореол на темно-голубой его коже вернул себе истинное состояние, и тогда Ковин Купав Кун снова поменяв собственное место расположение, и пересев ближе к голове принца, чтобы был виден Арун Гиридхари и канцлер-махари, достаточно расстроено проронил:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});