Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я вновь окинул взглядом любовное трио. В отношениях этих совершенно посторонних людей, словно в зеркале, отражалась моя собственная история. Горе с новой силой начало терзать меня. А мне казалось, что, наблюдая за ними, я пойму нечто важное и это знание уменьшит мои муки.
«Старый болван!» — мысленно воскликнул я уже в собственный адрес.
В перерыве между переменами блюд потешные купидоны вынесли большие разукрашенные ларцы — на крышке одного была нарисована богиня любви, а на другом красовался ее отпрыск. В Венерином ларце находились записки с женскими именами, и каждый кавалер вытащил оттуда свою валентинку. А в ларец Амура были положены листки с мужскими именами — он предназначался для дам.
Гости вертели в руках нарядные бумажки, изображая беспечную радость и бурное веселье. На самом деле все они считали меня жестоким, бессердечным, ведь я приказал устроить праздник на следующий день после казни жены. Их улыбки и пронзительный смех не могли обмануть меня.
А может, они ожидали, что из-за этих изменников я надену траур? Повелю всем облачиться в черные одежды и скорбеть, как после кончины Джейн? Ну уж нет! По воле Провидения изменница умерла накануне веселого праздника, дабы никто особенно не печалился о ее кончине. Поэтому я выбрал для Валентинова дня праздничный красный наряд.
Вытащив валентинку из ларца, я развернул ее и с радостью увидел имя Екатерины Парр, леди Латимер, той самой вдовушки, сведущей в Писании. Когда пир закончится, я покажу ей сию записку и вручу подарок.
Похожий на евнуха купидон, на которого напялили непристойную и нелепую набедренную повязку, величественно обходил со своим ларцом женскую половину общества. Каждая дама доставала записку, разворачивала ее и читала имя предназначенного ей «Валентина». Кому же выпадет король? Никто пока не выдавал себя. И почему, интересно, взрослых людей увлекают детские игры?
Настала пора второй перемены блюд. Благодаря красителям из сухих лепестков роз, молотого сандалового дерева и порошка алканны все кушанья имели красный оттенок. На столе появились розовые цыплята, багровая рыба, малиновый хлеб. На тарелках дрожали алые желейные сердечки, гранатовые пудинги, пунцовел пастернак, а прозрачный бульон поблескивал, как знаменитый рубин Черного принца.
Восхитительные, нежные краски! Будто я снова оказался в чудесном саду, где меня изумила природная палитра розовых кустов. Да, именно там меня посетила мысль о выведении розы без шипов, в честь ее…
Краснота. Краснота повсюду. Жена казнена, а я нарядился подобно библейскому Иосифу в его пестром одеянии, правда выбрав один цвет — он воскрешал в памяти ее образ…
Когда умерла Екатерина Арагонская, Анна Болейн устроила бал, на котором все были в желтом. Она кривлялась в бесстыдно ослепительном платье — жутко неуместном. Ведьма тогда заявила, что таков цвет траура — по крайней мере, в ее понимании…
После казни Анны я облачился в белое. В тот день белизна и чистота царили повсюду — в цветении яблоневых садов, в нежной невинности Джейн, ждавшей меня в загородном особняке. Девственная и целомудренная, она была полной противоположностью грешной и взбалмошной Анне…
Когда смерть отняла у меня Джейн, все вокруг почернело — мои одежды, королевский двор, занавешенные траурным крепом покои…
А теперь главенствует алый цвет. Алый, как кровь. Кровью сочились и праздничные блюда, именно она придала им красный оттенок. Я видел кровавые сгустки… поварам не удалось меня одурачить! Кто сотворил такую гадость? Кто осмелился?
Я резко вскочил из-за стола. Рядом со мной кусок пудинга натурально истекал кровавыми слезами.
— Остановитесь! — крикнул я, ударив по руке Райотесли, от неожиданности выронившего вилку. — Все отравлено! Кто-то поплатится за такое злодейство!
Все замерли в ожидании моих распоряжений. Покорные коварные твари. Однако один человек проявил своеволие и посмел покинуть пир раньше меня, не спросив моего дозволения.
Пустой стул насмешливо красовался передо мной. И тогда я увидел нечто ужасное. Рядом с тарелкой, наискосок от нее, лежала одинокая красная роза. Со стеблем без шипов…
От страха у меня зашевелились волосы. Так пшеничные колосья колеблет порыв ветра.
Екатерина. Ее дух вернулся ко мне.
— Ты не испугаешь меня! — крикнул я, обманывая сам себя.
Могут ли духи читать мысли? Они ведь поднимаются из ада!
Очертания розы стали расплываться, и она исчезла. Дьявольская примета. Я невольно перекрестился, не замечая, с каким испугом взирают на меня гости.
— Милостивый Боже, спаси и сохрани нас, — прошептал я.
Наваждение прошло, темные силы отступили. Праздничные блюда больше не сочились кровью, и кусок пудинга на соседней тарелке вновь стал обычным десертом.
Я медленно опустился на стул. Нельзя отступать перед Сатаной. Я должен вести себя так, словно ничего не произошло. Нельзя оставлять злу ни единой лазейки, ни за что, никогда.
— Я всего лишь испытывал вас! — рассмеялся я и взмахнул рукой.
Все заблеяли в ответ фальшивым смехом.
Подцепив на вилку кусочек десерта, я положил его в рот. Гости последовали моему примеру, с показным усердием зашевелив челюстями. Туда-сюда, туда-сюда — как стадо жвачных животных. Мужские бороды по-козлиному сотрясались. Глаза алчно сверкали. Ужасно…
Говорят, козел является воплощением дьявола. Сатана частенько принимает такое обличье, питая особую слабость к этим парнокопытным. Сейчас он воплотился в гостей за моим столом.
Их выдавал огненный блеск глаз. Глаза Тома Сеймура походили на два сияющих перед рассветом Марса. А у Фрэнсиса Брайена они зловеще поблескивали, словно тлеющие угли. Его когда-то прозвали викарием преисподней, ибо он предал Анну Болейн и первым сообщил Джейн о ее аресте. Тогда это казалось мелочью, но сейчас я подумал: не такие ли пустячные услуги — верный признак подлой натуры?
А остальные? Эдвард Сеймур, Уильям Фицуильям, Энтони Денни, Джон Дадли, Райотесли, Гардинер, Садлер, Одли… Их глаза были туманными. Бледно-красными, ближе к обычным, но, так или иначе, по ним ничего нельзя было прочесть. «Но как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих»[37]. Нечистый сделал ставку на их равнодушие, а у них не хватило духа сразиться с ним. Битва добра и зла должна быть более величественной, более возвышенной.
Есть ли на этом пиршестве хоть один человек, которого не коснулась дьявольская порча? Да, да, и главным образом это женщины. Я изумился, увидев ясные, без малейшей красноты глаза леди Анны Клевской, Кэтрин Парр и даже «Джеральдины». Ах, Джеральдина… так вы любите старого мужа? Никаких измен. Это откровение стало одновременно бальзамом и солью для моих ран.
Пустой стул. Он опять возник передо мной. Но на нем уже сидит Екатерина, ее шелковое платье расшито жемчугом до самого верха, до обрубка шеи. Кровь уже свертывается. Красные ручейки сбегают вниз, кротко и любезно обтекая драгоценное ожерелье, но потом, соединяясь в игривый поток, устремляются к ее лифу. Перед королевой на блюде лежит ее голова с ярчайшими алыми глазами.
Ее греховность открылась! Я швырнул в голову кубком, и мой меткий удар сбросил ее со стола. Кубок с головой покатились по полу, словно потерявшие округлость клубки шерсти, и наконец замерли возле ножек стола.
И вновь гости уставились на меня. Но этикет запрещал им удивляться моему поведению и брать на себя какое-либо решение.
Однако вдова Парр, вдруг встав из-за стола, подошла и положила ладони мне на плечи. Таких ощущений я не испытывал с тех пор, как Джейн… В этих добрых, мягких руках заключалась необычайная благотворная сила.
— Вы неважно себя чувствуете, — сказала она, и в ее устах эти слова прозвучали естественно и убедительно. — Милорд, вам сейчас нужен спокойный здоровый сон. Пойдемте, вам надо отдохнуть.
Вдова заставила меня подняться. Не помню, как я оказался в своей опочивальне, где слуги помогли мне раздеться и уложили в кровать. Все пошло своим чередом.
— Я не забыла, — сказала леди Парр перед уходом. — Нам с вами достались особые валентинки.
— Да, Кейт, у меня есть подарок для вас.
Было важно дать ей понять, что я помню правила этой игры.
Потом меня оставили одного. В голове стучали молоточки, мысли путались. Да, я слишком устал. Давно не высыпался… Екатерина умерла только что. Спала ли она? Нет, не спала… Это я уже узнал.
— Генрих.
Я услышал голос, сладкий и чувственный, звеневший над самым ухом. Она здесь, рядом со мной.
— Генрих, — раздалось чуть дальше… в нескольких шагах от кровати.
— Генрих! Генрих! Генрих! — Пронзительные призывы доносились теперь из-за дверей.
— Нет! Нет!
Деревянная дверь содрогнулась. Нас разделяло всего несколько дюймов…
- Между ангелом и ведьмой. Генрих VIII и шесть его жен - Маргарет Джордж - Историческая проза
- Тайная история Марии Магдалины - Маргарет Джордж - Историческая проза
- Последний танец Марии Стюарт - Маргарет Джордж - Историческая проза
- Ошибка Марии Стюарт - Маргарет Джордж - Историческая проза
- Гамбит Королевы - Элизабет Фримантл - Историческая проза
- Жозефина и Наполеон. Император «под каблуком» Императрицы - Наталья Павлищева - Историческая проза
- Путь к власти - Ирина Даневская - Историческая проза
- Хроника Альбиона - Александр Торопцев - Историческая проза
- ... Она же «Грейс» - Маргарет Этвуд - Историческая проза
- Мария-Антуанетта. С трона на эшафот - Наталья Павлищева - Историческая проза