Наследники легенд - Трейси Деонн

глубоки. Недостаточно масштабны.

Что я сказала Нику? Наказать их за то, что они сделали. Наказать подходит лучше. Наказать – это правильно.

– Бри? Ты этого хочешь?

– Я хочу узнать, кто за это в ответе. – Слова рождаются быстро, из тихих мыслей, погребенных глубоко. – Я буду использовать свой дар корня, титул, который я получу, и любые связи, чтобы справедливо наказать тех, кто в этом виновен.

Патрисия пристально рассматривает меня.

– Ты сказала, что можешь противостоять их гипнозу?

– Да, если захочу. – Патрисия и Мария встревоженно переглядываются. – Что-то не так?

Патрисия хмурится еще сильнее.

– А что еще ты умеешь, Бри?

Я рассказываю ей все. Что дело не только в видении или сопротивлении месмеризму. Что я чую магию. Что я могу ощутить взгляд Сэла. И наконец, я рассказываю им об алом магическом пламени.

Мария уже давно сидит с открытым ртом, но магическое пламя, наверное, окончательно ее ошарашило.

– Вот черт.

– Не выражайся, – упрекает ее Патрисия, но на ее лице написаны примерно те же эмоции. Она скрывает дрожащие пальцы в бордовой шали, наверное, чтобы я не заметила.

– И ты никогда не обращалась к предкам, чтобы делать все это?

– Нет.

– Если ты не просишь у них силы взаймы, значит, они как-то связаны с тобой.

– Связаны со мной… – Я запинаюсь и трясу головой. – Нет. То есть если связаны, то кто это сделал? – Ее предупреждение об Ордене и его возможностях вдруг снова вспоминается мне. – Вы думаете, я маг крови? Нет, я никогда…

– Я понимаю, – произносит Патрисия. – Именно поэтому сегодня я попросила Марию прийти. Чтобы получить ответы.

Мария кивает Патрисии.

– Теперь я точно понимаю, – отвечает она, а затем показывает на меня. – Тебе нужно поговорить со своими предками.

Я смотрю то на одну, то на другую.

– Вы серьезно, да?

Мария дергает уголком рта.

– Им, на той стороне, доступно больше знаний, чем нам. Когда мисс Хартвуд позвонила сегодня утром, я разложила подношения для своей бабушки, чтобы она наделила меня даром. Иногда, если везет, я могу помочь и другим людям поговорить с предками.

У меня перехватывает горло, желудок сжимается, а пальцы вцепляются в землю рядом с коленями. Я смогу увидеть маму? Поговорить с ней, как я говорила с Луизой? Спросить ее, что случилось той ночью?

– Ты… поможешь мне поговорить с мамой? Увидеть ее снова?

Мария хмурится, и я понимаю, что она ожидала этого вопроса.

– Я могу помочь тебе призвать твоих предков, но я не выбираю, кто ответит.

Я киваю, смаргивая слезы. Грудь заполняют острая боль потери и неожиданное чувство облегчения. Когда я представляю, что увижу маму снова, – что раньше я считала невозможным, – мне кажется, будто на волю рвется одновременно тысяча слов. Столько, что я вообще не могу говорить.

Словно прочитав мои мысли, Патрисия наклоняется вперед и касается моего колена.

– Любовь – это могучая сила, более могучая, чем кровь, хотя обе они текут сквозь нас, как реки. Она может ответить тебе, но даже если и нет, она все равно тебя любит.

Я киваю; эмоции клубятся внутри, как ураган.

– Как это работает?

Мария складывает руки на коленях.

– Я усиливаю связь между членами семьи, а потом делаю запрос. Вроде локатора. Возможно, ответит твоя мать, возможно, кто-то из прабабушек или прапрадедушек, а может, и кто-то еще более древний. Если сигнал будет достаточно сильным, я могу помочь тебе говорить с ними.

Прикусывая нижнюю губу, я задумываюсь – вдруг мама не захочет ответить на мой призыв? Может, она до сих пор сердится на меня, как в ночь перед смертью? Гордилась ли она тем, что я делаю? Попросила бы меня остановиться? Остановилась бы я, если бы она попросила?

– Хорошо, – тихо говорю я.

Мария жестом показывает мне повернуться лицом к ней. Наши скрещенные ноги соприкасаются, колено к колену. Она берет меня за руки и закрывает глаза. Патрисия ободряюще кивает, и я закрываю глаза тоже.

– Начнем не спеша, Бри, – говорит Патрисия. – Просто сфокусируйся на любви к маме.

Я извлекаю из памяти мамин образ, и тут же приходит боль. Я вижу ее в любимом летнем домашнем платье, как она расхаживает по дому, открывая окна. Она бездумно что-то напевает. Я читаю книгу, лежа на кушетке в гостиной, и когда она протягивает руку у меня над головой, чтобы открыть окно, то смотрит вниз на меня широкой белозубой улыбкой, светящейся на фоне медно-коричневой кожи. За стеклами очков в уголках ее глаз живут любовь, гордость и понимание. Я улыбаюсь, посылая ей любовь в ответ, но она превращается в нечто другое, нечто острое.

– Спокойно, – шепчет Патрисия. – Сконцентрируйся на любви к ней. А теперь представь, как эта любовь простирается к твоим бабушкам и дедушкам, а потом еще дальше, как крепкая нить, соединяющая поколения. Мария будет следовать по ней.

Как линии династий в Ордене.

Я изо всех сил стараюсь выполнять ее инструкции, представляя бабушку, какой ее описывала мама, но как только я это делаю, меня пронзает скорбь.

Патрисия, должно быть, чувствует мою боль, как и всегда.

– Бри, все в порядке. Дыши медленно. Мы рядом. Ты не одна.

Я не слушаю. Я могу думать лишь о потере. Как я потеряла мать, как мать потеряла свою мать. И о том, что я не рассказала Патрисии: что моя прабабушка умерла до того, как родилась моя мать. Никто из нас не знал своей бабушки.

Мария глухо всхлипывает.

– Там есть колодцы, источники жизни, и они глубоки, но все они отделены друг от друга, отсечены друг от друга.

Потому что смерть разрушает наши связи! – хочется крикнуть мне. Смерть – это не нить. Это острое лезвие, которое рассекает нас. Смерть отделяет нас друг от друга, и она же сближает нас. Как бы сильно мы ее ни ненавидели, она любит нас сильнее.

Мое сердце бьется в ее ритме.

Одна мать, две матери, три матери. Их нет.

Нет.

Нет.

Нет.

Мария вскрикивает и выпускает мои руки. Открыв глаза, я вижу, как она сидит, широко открыв глаза, а ее грудь поднимается от быстрых вдохов.

– В твоей семье случилось что-то ужасное… да?

Задыхаясь, я поднимаюсь на ноги, кружится голова.

– Бри? – Патрисия тянется ко мне, но я не могу на нее смотреть. И на Марию тоже. Патрисия снова и снова окликает меня по имени, но ее голос звучит все дальше и дальше – и неудивительно, потому что я убегаю от нее. Снова.

Я чувствую себя трусихой, но я не останавливаюсь.