Мать и Колыбель (СИ) - Марчук

выпрямилась им навстречу и отвела в сторону засиявшую правую руку.

Вновь поднялся ветер и чёрным вихрем взметнул её волосы, под ней забурлила вода, поднялась высокой волной, танцуя под дудку девушки. Подняв воду ещё выше, Акме мрачно усмехнулась и резким движением опустила руки. Вместе с цунами на демонов опустилось всепоглощающее пламя, и кунабульцы сразу встретили свою гибель.

Словно в тумане слышала она, как кто-то называет её имя, но она ничего не осознавала, кроме слепой жажды убийства; ничего не чувствовала, кроме наслаждения ароматом горящей гнилой плоти. Боль усиливалась, и в какой-то момент стала столь невыносимой, что Сила начала ослаблять свой натиск.

У неё раскалывалась голова, горело горло, будто вся сила огня выходила не через её ладони. Акме, ощутив, как по всему телу продолжает разливаться пламя, не пропуская кислород, начала задыхаться.

Хватаясь за горло, с усилием и шумно пыталась вдохнуть, но из груди лишь вырывались нечеловеческие — почти звериные — раскатистые хрипы. Страха не было, лишь слепая ярость продолжала сжимать её и уничтожать.

Что-то тёплое, пахнущее чем-то знакомым вдруг прижалось к её лбу, и на неё вдруг начал снисходить покой. Акме прозрела, невыносимая и резкая головная боль ослабла, на место напряжения пришла слабость. Она увидела испуганное, родное лицо Лорена. Он что-то тихо шептал и гладил её лоб и щёки. Рядом сидел Гаральд Алистер, низко к ней склонившись. Он с ужасом глядел в её ослепительные лазурные, без зрачков, глаза. Их яркий свет прорывался сквозь ресницы и ужасающим кружевом обрамлял веки.

Кислород проник в лёгкие, и Акме мучительно вздохнула, морщась от тошнотворного запаха пепла, сквозь который пробивался пряный и дурманящий аромат Гаральда, заставляющий её тянуться к нему всей своей пылающей душой.

— Приходи в себя, Акме! — строго, будто приказывая, говорил Лорен, заставляя Силу её бежать по жилам.

Девушка, не осознавая, что делает, вдруг схватила руку брата, которая лежала на её щеке, и сильно стиснула. Ей казалось, что кожа Лорена обжигала, что она дымится и испускает запахи горящей плоти. В ушах затанцевал чей-то отдалённый шёпот, который раздражал девушку и мучил.

— Лорен… — умоляюще застонала она, ибо тот догадался, что необходимо оставить свою ладонь на её лице, чтобы успокоить сестру и вернуть ей жизненные силы.

— Что с ней происходит?

— Не знаю…

— Она умирает?..

— Вот это мощь!.. Она не может умереть с подобным даром!

Над душой смыкалось небытие. Родные и знакомые голоса неумолимо уносились прочь, на их смену приходили другие — шипящие, низкие, ядовитые, словно змеи.

«Шамаш… — слышала она голос, в котором собралась вся тьма и мудрость мира, звучание древности и жизнь земли. — Безмерна Сила твоя. Я дарую тебе Элассар. Ты одна можешь управлять им, ибо Сила твоя не знает границ…».

Акме увидела огромные безжизненные поля, покрытые мёртвой землёй и многовековыми камнями. Чёрные горы, окружавшие равнину, мрачно терзали тёмные облака, а ветер зловеще выл по округе. Затем девушка перенеслась в недра гор, где в вязкой и губительной тьме, лишённой малейших проблесков света, пульсировала жизнь — столь же нечестивая, затхлая и губительная, как всё вокруг.

«Прикоснись…».

Непреодолимая сила — бесплотная, невидимая, схватила её за руку и потащила к самому чёрному вихрю тьмы на этом самом непроницаемом на свете полотне. Горячая пульсирующая волна коснулась её тела, заглушая силу топазового пламени. Чернота прилипла к коже, словно пот, и Акме отчаянно закричала, но не могла сопротивляться.

Из самого центра безжизненного сгустка на неё огромными и пустыми глазницами глядела ледяная Вечность небытия.

Акме могла лишь думать и беззвучно ронять на щёки, покрытые чёрным вязким дымом, серебряные слёзы из своих лазурных глаз. Лишь их свет разгонял окружающую её тьму, но был так слаб против неведомого могущества, что перестал сколько-нибудь помогать ей.

«Мы едины… Небытие поглотило и Атариатиса Рианора, и праотца твоего, Бога Солнца… Лишь ты и я — величайшая Сила, и не будут более называть тебя Дочерью Шамаша, ибо будешь ты моей дочерью и мне служить будешь…».

«Дочь Шамаша… — коснулась мысль чёрного виска. — Кто-то уже называл меня так… праматерь Рештаретете… Аштариат… кто такая Аштариат?..».

Из глубин её запорошённой чёрным дымом памяти скользнул туманный силуэт, охваченный голубым сиянием.

«Ты должна уберечь его от неверного шага… и я помогу тебе. Я буду с тобой даже тогда, когда никакая иная сила не придёт, дабы помочь тебе… Да здравствует род Рианорский!».

Сделав над собой усилие, подняв высоко голову к небу, сокрытому от неё непробиваемой толщей гор, Акме пустила по своим жилам горячее пламя и выдохнула тихо, натужно: «Аштариат… Аштариат… Аштариат…».

Слуха её коснулось низкое открытое пение. Оно ворвалось в чёрную обитель из древности — из той же эпохи, из которой пришла и чёрная Сила. Оно придавало сил и даровало надежду на свет и свободу. Осушало чёрные болота отчаяния и безысходности, сиянием своим разгоняло тьму. Голос женщины — сильный, величавый, затемнённый древней тайной, являлся отражением её души, и Акме вспомнила, что слова, ею произнесённые, были её именем. Именем, которое родилось у истоков времён и оттого обладало такой необузданной и основательной мощью.

«Я буду с тобой даже тогда, когда никакая иная Сила не придёт, дабы помочь тебе…».

Глава 20. В тебе моя сила

— Аштариат! — в высь, в Вечность, к стенам небосвода и своей горной тюрьмы выкрикнула Акме, словно в предсмертной муке.

Глаза её широко распахнулись, и целительница увидела над собой черноту, на которой плескались отблески пламени. Наверху теснились тонкие ветви крон, задрапированные ночной мглой, и девушка тянулась к ним своей тонкой рукой. Ничего не понимая, рывком села и огляделась.

Слева догорал костёр, а вокруг него, — подальше от ложа Акме, за пригорком, — сгрудились её измученные событиями дня товарищи, мерно посапывающие в своих тёплых одеялах. Справа, у изголовья, сидел Гаральд Алистер и испытующе глядел на неё изумрудами тёплых глаз. Брови его были строго и встревоженно сдвинуты к переносице.

— Что у тебя болит? — сдержанно выдохнул он самый неуместный, по мнению Акме, вопрос, ибо она чувствовала себе превосходно.

— Ничего не болит… — глухо отозвалась она, и в голосе её послышались хрипы.

По телу её разлилось тёплое пламя, а клубы волшебного аромата её собеседника дурманили. Она всё ещё была не в себе, и Гаральд видел это. И вдруг она вспомнила, что произошло накануне.

— Лорен?!..

— Отдыхает, — последовал успокаивающий ответ.

— Ранен?

Промедление и осторожность, последовавшие за её вопросом, отдались в душе Акме болью. Гаральд опасался её.

— Все живы. Буливид был ранен, но вовремя получил