Взять живым ! - Владимир Карпов

Разрывая о колючки одежду и тело, Василий перебрался через второй ряд проволоки, и тут что-то тяжелое ударило в голову. Он потерял сознание.

Когда очнулся, в первую минуту ничего не мог понять. В глазах плыли оранжевые и лиловые круги. Чувствовал сильную боль, но где именно болит, сразу не разобрал. Пытался восстановить в памяти, что произошло. И вот смутно, будто очень давно это было, припомнил: "Лез через проволоку, потерял сознание от удара. Ранен... Но куда? И где я сейчас?

Он лежал в снегу, вокруг ночная темень. Рядом разговаривали по-немецки. "Почему меня не поднимают, не допрашивают?" Позади кто-то работал лопатой. "Может, приняли за убитого и хотят закопать?" Вслушался: опять звон лопаты о проволоку, натужливое пыхтение. Догадался: "Да, фашисты считают меня убитым. Они по ту сторону проволочного заграждения. Я - по эту. Подкапываются под проволоку, чтобы втащить меня к себе... Вскочить бы сейчас и бежать! Но если у меня перебиты ноги?" На снегу недалеко от себя Ромашкин увидел свой пистоле. Постарался вспомнить, сколько раз из него выстрелил, есть ли в обойме хоть один патрон. "Живым не дамся. Все равно замучают".

Пока размышлял, к его ногам уже подкопались. Пробовали тащить, не получилось. Он лежал вдоль проволоки и, когда потянули за ноги, зацепился одеждой за колючки. Гитлеровцы просунули лопату с длинным черенком и, толкая в спину, пытались отцепить его от колючек и повернуть так, чтобы тело свободно прошло в подкоп.

Ждать дальше было нельзя. Ромашкин подхватился и бросился бежать в сторону своих окопов.

У немцев - минутное замешательство: мертвец побежал! Потом они опомнились, открыли торопливую пальбу. А он бежал, падал, кидался из стороны в сторону. Над ним взвивались ракеты. Полосовали темень трассирующие пули.

Добежал до кустов. Пополз параллельно линии фронта. Неприятельский огонь по-прежнему перемещался в направлении наших позиций. Значит, потеряли из вида, считают, что он бежит к своим напрямую.

С нашей стороны ударила артиллерия, - это было очень кстати. Только непонятно, почему она откликнулась так быстро на всю эту кутерьму. Случайное стечение обстоятельств?..

На пути встретилась замерзшая речушка. У Василия еще хватило сил выползти на лед, но тут он опять потерял сознание. Кроме предельной усталости сказывалась и потеря крови.

Очнулся от толчка. Его перевернули на спину и, видимо, рассматривали. Кто-то сказал с досадой:

- Фриц, зараза!

Неласковые эти слова прозвучали для Ромашкина сладчайшей музыкой. Смог только выдохнуть:

- Не фриц я, братцы!

- Ты смотри, по-русски разговаривает! - удивился человек, назвавший его фрицем. - Ну-ка, хлопцы, бери его!

Ромашкин не запомнил, как и почему оказался он в блиндаже усатого командира полка, совершенно незнакомого. Едва перебинтовали голову, Василий оторвал от куртки воротник и попросил срочно доставить этот лоскут в штаб фронта - в разведывательное управление.

А там, оказывается, все были в тревожном ожидании. Николай Маркович успел сообщить по радио о столкновении Ромашкина с немецким патрулем и, кажется, удачном бегстве от преследователей. Командующий фронтом приказал в каждом полку первого эшелона держать наготове разведчиков и артиллерию. И когда в том месте, где Ромашкин переходил фронт, гитлеровцы проявили сильное беспокойство, наша артиллерия немедленно произвела огневой налет по их передовым позициям, а группа разведчиков вышла в нейтральную зону. Она-то и подобрала Василия на льду.

Теперь он сидел в теплом блиндаже, смотрел и не мог насмотреться на дорогие ему русские лица. Казалось, не видел их целую вечность.

- Какая у меня рана? - спросил Ромашкин фельдшера, бинтовавшего ему голову.

Фельдшер замялся, но, видно, посчитал неприличным врать такому человеку.

- Надо поскорее вас в госпиталь. Ранение в голову всегда опасно.

Усатый командир полка заторопился: приказал немедленно подать его сани, накинул на Ромашкина полушубок, распорядился, чтобы фельдшер лично сопровождал раненого до госпиталя.

Прощаясь, подполковник дал Василию флягу, шепнул:

- Ты крови много потерял, как бы не замерз в пути. Принимай помаленьку.

Сани скользили легко и плавно. И так же легко было на душе у Василия. "Все же выбрался. И поручение командующего выполнил". Отвинтил крышку фляги и хлебнул на радостях несколько глотков. "Мама в эту ночь спокойно спала. Она даже не подозревает, как близко я был от гибели и каким чудом спасся". Ромашкин выпил еще несколько глотков - за нее.

В расположении своих войск все было прекрасно, даже запоздалый мороз нипочем и ветер ласковее. Вспомнил предупреждение усатого командира полка: "Как бы не замерз в пути". Замерзающим, говорят, всегда кажется тепло и хочется спать. Он еще раз приложился к фляге и прислушался к самому себе. Нет, спать ему не хотелось. Наоборот, его будоражило веселое, возбуждение, хотелось петь. И он запел песенку, которую услышал на том концерте у Днепра:

Шаланды, полные кефали,

В Одессу Костя приводил...

В госпитале хирург, уже поджидавший раненого разведчика сказал обнадеживающе:

- Ну, раз поет, все будет хорошо.

Ромашкину очень хотелось поговорить и с хирургом и с сестричками, которые почему-то хихикали в свои марлевые маски.

- Лежите спокойно, потом поговорим, - обещала одна из них.

- Ну и веселый раненый! - сказала другая. - У нас таких еще не было.

- Это точно, - согласился Ромашкин. - А вы знаете, почему я в немецкой форме? Вы не думайте, я не фриц.

- Все мы знаем, лежите, пожалуйста, спокойно, а то свяжем вас, пригрозил хирург.

Ромашкин засмеялся. Ему казалось очень смешным, что будут связывать свои, да к тому же такие хорошенькие девушки.

- Связывайте! - великодушно разрешил он, и в тот же миг нестерпимая боль обожгла голову. Ромашкин сморщился, застонал: - Ммм, ну это, ни к чему, доктор! Все шло так хорошо...

- Терпи, дорогой, и радуйся: кажется, мозги тебе не задело. Твердолобый ты, пуля срикошетировала. Ромашкин опять заулыбался.

- Значит, еще поживем?

Он закрыл глаза и, будто покачиваясь в теплой детской люльке, стал засыпать...

- Ну и парень! - шептали сестры. Они заходили сбоку и смотрели на бледное, осунувшееся лицо Ромашкина.

- Разведчик - этим все сказано! - значительно молвил хирург. - Не чета нам, тыловым ужам! - Доктор старался действовать осторожно, чтобы не разбудить этого необыкновенного, по его понятиям, человека. Кто-кто, а врач понимал, до какой степени утомлен человек, если заснул без наркоза под ножом хирурга!

* * *

После операции Ромашкина поместили в отдельную маленькую брезентовую палатку. Она была обтянута изнутри слоем белой ткани, обогревалась железной печуркой.