Врата Мертвого Дома - Стивен Эриксон

— А старому Императору эта старая дамочка пришлась бы по вкусу, а, Кальп?

— От твоих восторгов меня подташнивает, капрал.

Тот расхохотался.

Два ряда вёсел погнали «Силанду» вперёд, сохраняя таранную скорость. Барабан стучал в ритме бешеного сердцебиения. Он отдавался в костях Кальпа болью. Магу не нужно было спускаться вниз, чтобы убедиться: мускулистый труп колотит своими тыквами по коже барабана, гребцы неустанно налегают на вёсла, а освящённое Худом колдовство огнём пляшет в душном трюме. Кальп отыскал взглядом Геслера, тот стоял на юте рядом с Ураганом. Суровые, крепкие люди, много крепче, чем он мог вообразить. В них чёрный солдатский юмор проник глубже, чем казалось возможным, — холодный, как бессолнечное сердце ледника. Озлобленная самоуверенность… или фатализм? Не думал, что Фэнерова щетина может быть настолько чёрной.

Шторм безумного чародея по-прежнему нагонял их, медленнее, чем прежде, но столь же неумолимо. Маг подошёл к Геборику.

— Это Путь твоего бога?

Старик поморщился.

— Не моего бога. И не его это Путь. Худ знает, в какой части Бездны мы очутились, и сдаётся мне, от этого кошмара не так-то легко будет проснуться.

— Ты вложил тронутую богом руку в рану Урагана.

— Да. Случайно. С тем же успехом мог и другую вложить.

— Что ты почувствовал?

Геборик пожал плечами.

— Что-то прошло через меня. Ты это тоже понял, не так ли? — Кальп кивнул. — Это был сам Фэнер?

— Не знаю. Не думаю. Я в религиозных делах не большой знаток. На Урагана вроде бы это не повлияло… если не считать исцеления. Не знал, что Фэнер раздаёт такие дары.

— Он и не раздаёт, — пробормотал бывший жрец, глаза его затуманились, когда старик обернулся, чтобы взглянуть на двух морпехов. — Не бесплатно, это уж точно.

Фелисин сидела поодаль от остальных, в компании пирамиды глазеющих голов. Они её не слишком беспокоили, поскольку продолжали неотрывно пялиться на Геслера, человека, на груди которого висел костяной свисток. Она опять вспомнила площадь в Унте, жреца из мух. Тогда Фелисин впервые столкнулась с колдовством. Несмотря на все истории о магии и злобных чародеях, о волшебном пламени, в котором горели целые города во время войн на границах Империи, она никогда прежде не видела, как действуют такие силы. Те никогда не являлись столь часто, как можно было бы подумать, слушая истории. И встречи с магией оставляют шрамы: чувство абсолютной беспомощности перед лицом могущества, которое не можешь контролировать. Это делало мир вокруг обречённым, смертоносным, пугающим и мрачным. В тот день, в Унте, изменилось её место в мире или, по крайней мере, то, как Фелисин его чувствовала. И с тех пор она неизменно ощущала неуверенность, не могла восстановить равновесие.

Но, может, дело не в этом. Совсем не в этом. Может, дело в том, что я пережила по пути к галерам, может, причина — в море лиц, буре ненависти и бессмысленной ярости, свободе и жажде причинять боль, которые столь отчётливо проступали на этих, прежде таких обыкновенных лицах. Может быть, это люди вывели меня из равновесия.

Фелисин покосилась на отрезанные головы. Глаза не моргали. Они подсыхали, покрывались корочкой, точно яичный белок, который пролили на раскалённую мостовую. Как мои глаза. Они слишком много видели. Слишком много. Если бы сейчас из вод поднялись демоны, Фелисин не испытала бы потрясения, только удивилась, почему они явились так поздно — и не могли бы вы закончить это всё быстро? Пожалуйста.

Словно длиннорукая обезьяна, Истин ловко спустился по снастям и, легко спрыгнув на палубу, остановился рядом с ней, чтобы стряхнуть с одежды пыльные волокна от канатов. Он был на несколько лет старше Фелисин, но казался ей совсем маленьким. Не рябой, кожа гладкая. Бородка пробивается, глаза слишком ясные. Ни тебе галлонов вина, ни облаков дурхангового дыма, ни тяжёлых тел, которые ждут своей очереди впихнуться в тебя, в то место, которое поначалу было уязвимым, но скоро отгородилось от всего по-настоящему реального, всего по-настоящему важного. Я им давала только иллюзию того, что они внутри меня, тупичок, карман. Можешь ты понять, о чём я говорю, Истин?

Юноша заметил, что Фелисин смотрит на него, и робко улыбнулся.

— Он там, в облаках, — проговорил Истин ломающимся голосом.

— Кто?

— Чародей. Как сорвавшийся с лески воздушный змей, носится туда-сюда, оставляя за собой ленты крови.

— Какая поэзия, Истин. Лучше становись снова морпехом.

Тот покраснел, отвернулся.

Позади прозвучал голос Бодэна:

— Парень для тебя слишком хорош, поэтому злишься.

— Тебе-то откуда знать? — не оборачиваясь, фыркнула Фелисин.

— Я тебя не очень-то хорошо понимаю, девочка, — признался он. — Но кое-что — вижу.

— Себя ещё в этом убеди. И кстати, дай знать, когда рука начнёт гнить. Не хочу пропустить момент, когда её будут отрезать.

Вёсла трещали контрапунктом гремящему барабану.

Судорожным вздохом их нагнал ветер, а затем — чародейский шторм.

Скрипач пришёл в себя от того, что лица коснулось что-то жёсткое. Он открыл глаза и увидел ощетинившуюся метлу, которая тут же отодвинулась, чтобы на её месте появилось сморщенное чёрное лицо. Незнакомец критически разглядывал сапёра, а закончив, недовольно скривился.

— Пауки в бороде… или что похуже. Не вижу, но знаю, знаю, что они где-то там.

Сапёр глубоко вздохнул и тотчас поморщился от глухой боли в сломанных рёбрах.

— А ну отстань от меня! — зарычал он. Режущая боль в бёдрах напомнила о когтях, которые его изодрали. Левая щиколотка была туго перебинтована — ступни Скрипач не чувствовал, и это его обеспокоило.

— Не могу, — ответил старик. — Спасенья нет. Сделки заключены, всё подготовлено. Об этом Колода говорит ясно. Жизнь, данная за жизнь отнятую, и больше того.

— Ты — дал-хонец, — проворчал Скрипач. — Где я?

Лицо рассекла широкая ухмылка.

— В Тени! Хи-хи-хи.

За спиной у странного старика зазвучал новый голос:

— Отойди, верховный жрец. Солдат едва выкарабкался, а ты его сразу, Искарал Прыщ.

— Это вопрос торжества справедливости! — огрызнулся жрец, но отступил. — Даже твой закалённый спутник преклоняет колени перед этим алтарём, не так ли? Эти детали чрезвычайно важны для понимания. — Он отодвинулся ещё на шаг, и в поле зрения Скрипача замаячила массивная фигура.

— Ага, — вздохнул Скрипач. — Трелль. Память возвращается. А где твой спутник… ягг?

— Развлекает твоих друзей, — сообщил трелль. — Не очень успешно, признаю. За все эти годы Икарий так и не научился манерам, которые бы позволили другим расслабиться в его присутствии.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});