Искры гаснущих жил - Карина Демина

Третьи сутки пошли…

…посыльный и конверт.

Прибыть немедленно.

Раздражение — на этот день у Брокка имелись совсем иные планы. И сожаление в желтых глазах Кэри. Девочка пыталась притвориться равнодушной…

…у нее не получалось притворяться.

Портал, который вытянул сил куда больше, чем обычно. И лишь прибыв на место, Брокк понял причину: взрыв разрушил маячки-якоря, да и эхо его еще звенело в горах.

Здесь уже наступила зима, настоящая, с неправдоподобно ярким, вызывающим рези в глазах, солнцем. С ветром и снегом, белым, искристым, добавляющим света. И черной язвой на месте ангара.

Пламя уже осадили, но оплавленные камни исходили жаром. Снег вскипал, и пар превращался в туман. Мутное марево, повисшее над пятном в тщетной попытке прикрыть его.

Две стены уцелели.

И остатки крыши.

Опорная балка с глубокой трещиной, но…

— Мастер, туда нельзя, — ему попытались преградить путь, но Брокк с легкостью смахнул наглеца с дороги. Живое железо рвалось на волю, отзываясь на шепот погибшего пламени.

Мести.

Найти ублюдка, который…

…его дракон лежал, вытянув непомерно длинную шею. Крылья распластал, и они прикипели к камням, вплавились, намертво привязав зверя к земле.

— Нельзя, Мастер! — на плечах повисли, вцепились в руки, не позволяя подойти.

А зверь еще был жив. Брокк слышал глухой мерный стук его сердца.

— Вспыхнете!

Дракон рванулся, пытаясь подняться. Его шея взлетела, но, не выдержав тяжести головы, накренилась. Стальная чешуя рвалась, лопались тяжи питающих жил и стабилизирующий раствор закипал. Брокк слышал шипение и странный стеклянный звон. Голова же все кренилась, пока не повисла на непомерно тонком ожерелье из позвонков…

— Отпустите.

Не услышали. Держат.

А он и вправду, кажется, обезумел. Дракон не испытывает боли… наверное…

…но металлическую руку сводит судорога, которая тоже невозможна.

— Что с остальными?

Голова все-таки упала, покатилась с грохотом по камням, остановилась лишь у подножия стены, по которой от столкновения, пошли трещины.

— В четвертом ангаре уцелели все, — ему, кажется, поверили, и разжали руки. — Второй и третий задело, но пока, сами понимаете, сложно о чем-то говорить…

Брокк обернулся.

Риг?

Сам на себя не похож. В грязи, в копоти… и взбудораженный.

— Когда?

Брокк разглядывал помощника, удивляясь тому, сколь разительно изменился он с последней встречи. Куда подевалось обычное для Рига спокойствие, сонное, ленивое. И его некоторая отстраненность. Рассеянность.

— Утром, Мастер, — он смахнул пот. — Рвануло так…

Риг потряс головой и коснулся уха.

— До сих пор слышу через слово. В голове гудит!

Он рассмеялся, и Брокк почти окончательно уверился, что Риг от взрыва обезумел. Впрочем, эта мысль мигом сменилась иной. А если и вправду обезумел, но не от взрыва, а до его? Если сам этот взрыв на закрытом полигоне — его рук дело?

— Волна к домам пошла…

Смех перешел во всхлипывания. Риг плакал, не стесняясь слез, размазывая их по щекам грязными руками. И полосы копоти расползались по коже.

— К домам…

…дерево.

Хорошее сухое дерево, которое доставляли на полигон спецрейсами. Красная черепица. И войлок, которым утепляли стены изнутри.

Войлок чудесно горит.

— Сколько?

Брокк не услышал своего вопроса.

— Все…

— Жертвы?

…не все успели уйти. Сейчас на полигоне лишь четверть от обычного состава. Работы немного, но… мастера-люди, инженеры и смотрители, разнорабочие… повариха, толстая неповоротливая женщина, которая готовила поразительно вкусные супы, и ее племянница, вдовая, взятая на полигон, потому как больше им некуда было идти.

Другие женщины… их немного, но кто-то, устав от затянувшегося на годы одиночества, рискнул перевезти семью, пусть бы тем самым подписался на годы жизни при полигоне.

Дети…

— Оно… оно не сразу пошло… многих успели вывести…

Многих. Не всех.

…огненный шквал покатился в низину, по естественному руслу единственной дороги. И крохотные, казавшиеся с высоты игрушечными, домики вспыхнули.

— Могло быть хуже, — сказал Риг и повторил. — Могло быть хуже… много хуже…

Он вцепился в эту фразу, и повторял ее, не то оправдываясь, не то себя же убеждая.

Могло быть.

Наверное.

Первые сутки без сна. И грохот далекой лавины эхом взрыва. Лед и ветер. Колючий снег. Холод, который пробирается в четвертый ангар. Ангары не предназначены для людей, но больше жить негде.

Раненые.

Те, кто в сознании, стонут, скулят, и голоса их перевиваются с воем ветра. Тяжелые лежат молча, но оттого только хуже. И Брокк держит портал, переправляя людей в Королевский госпиталь. Там помогут, хотя бы некоторым.

Ему стыдно смотреть в глаза, пусть бы и нет в случившемся его вины.

Это вновь сказал Риг, и стыдливо отвернулся.

Нет?

Наверное. Не Брокк пронес бомбу на полигон. Не он отступил, позволяя истинному пламени взять свою цену. Не он выпустил огонь, но…

Он сделал возможным само его появление.

Проклятье!

Брокк был непозволительно самонадеян, посчитав, что сможет контролировать созданное им же оружие. И обвинительно глухо гудела струна растревоженной жилы. Молодая, далекая, она ярилась, грозя прорвать гранитную подложку гор, выплеснуться из русла. И Брокк, сдавив голову руками, уговаривал жилу отступить.

Получалось плохо.

Она устала, отползла, но эхо ее долго звенело в горах.

А к вечеру разыгралась буря. Она спешила стереть ожоги, сыпала снегом, стегала ветром, то плакала, то скулила, терлась о стены ангара, слишком тонкие, чтобы чувствовать себя в безопасности. И люди, которым пришлось остаться, жались друг к другу. В пустых бочках, на тряпье, дереве и керосине, разожгли костры. И дым подымался к потолку, цеплялся за чешую уцелевших драконов.

Их сторонились.

Даже те, кому случалось работать с механомами, предпочитали держаться подальше, точно не доверяя зверям из металла.

— Это кто-то из своих, — Риг, обойдя ангар, вернулся. Он принес две жестяные кружки с бульоном, и Брокк вдруг осознал, что замерз и проголодался.

Когда он ел в последний раз?

Утром.

Завтрак и Кэри. Она осталась в каком-то ином мире, куда Брокку, быть может, позволят вернуться. И в этом мире у него есть дом, и полузаброшенный сад с деревьями и статуями…

…жена.

Девочка, цвет глаз которой меняется. У нее скоро день рожденья, Брокк помнит, но подарка он не купил, разве что…

…ведь успел доделать, сам не зная, зачем. Из врожденного упрямства и потому, что не привык бросать работу.