Мясник - Мария Барышева

— Что ж… по крайней мере, ты действительно бывшая продавщица. Извини, подруга, проверки еще никому не вредили. Значит так. Хочешь поработать — поработаем. Но у меня два условия. Первое — половину денег вперед. И накинь хотя бы пятьсот — у меня же будут расходы.

Наташа поежилась, хмуро глядя на нее.

— Треть, — сказала она, — и триста сверху. Мне еще жить на что-то надо. И прятаться…

Вита потерла замерзший кончик носа, потом тряхнула головой.

— Эх, погубит меня доброта моя. Ладно, сойдет. Должны ведь люди верить хоть иногда друг другу, а?

— А второе условие?

— Я хочу увидеть картины.

Наташа отвернулась.

— Я так и знала, — пробормотала она едва слышно. Вита пожала плечами.

— Ну, а что ты хочешь?! Должна же я знать, на что иду. Если я их увижу… если они действительно такие, как ты говоришь, то я тебе поверю. Тебе ведь это нужно? Ты мне рассказала все, я это ценю, но уж позволь мне оценить это до конца. Если ты боишься, что после этого я кому-нибудь проболтаюсь, то напрасно. Мы с тобой взрослые люди. Тебе нужна моя помощь, мне нужны твои деньги, так будем же взаимовыгодны.

— Это очень опасно. Я ведь не знаю, как ты на них отреагируешь. Вот хотя бы Костя, когда смотрел…

— Помню, помню… Нормально отреагирую. Смотрела же я картины Неволина и ничего, жива. Ощущения, конечно, мерзкие, но это мелочи. Уж поверь, мне доводилось встречаться и с кое-чем похуже картин… — на мгновение Вита отвернулась, чтобы Наташа не могла разглядеть ее лица. Доводилось, это верно… ночные кошмары, живущие уже много лет… крепкая хватка на ноге… боль… мутная вода, смыкающаяся над головой, врывающаяся в легкие, заливающая глаза… и тянут, тянут в глубину…

— Это не неволинские картины, — сказала Наташа, ничего не заметив, — это намного хуже, это…

— Короче, я все сказала, — перебила ее Вита и подняла ладонь, затянутую в перчатку, как в старых фильмах про индейцев. — Хау, белая женщина. Тебе решать.

Наташа пристально посмотрела на нее уже знакомым проникающим взглядом, ощущающимся даже сейчас, в темноте, и Вите снова захотелось отвернуться, закричать, чтобы она не смела на нее так смотреть, не смела пролистывать ее изнутри, запоминать, на какой полке стоит ложь, на какой страх, а на какой сострадание… но на этот раз она выдержала, глядя ей в глаза и непринужденно улыбаясь, потом развела руки в стороны, и сумка качнулась на ее локте.

— Ну, я вся перед тобой! Смотри! Ты же сама меня вызвала, но я не джинн из бутылки, который все сделает без вопросов и отправится обратно в бутылку, учитывай это! — вкрадчиво заговорила Вита. — А время идет к рассвету, а мое терпение — к концу… боже мой, я просто чувствую, как у него начинается агония. Поиграем в открытую — я приехала не только из-за денег, но и отдать долг. Я должна Наде за свою глупую голову, которую ей когда-то удалось повернуть в нужную сторону. Но Нади нет, так что считай, ты кредитор по наследству. Поскольку ты все-таки не Надя, ты мне заплатишь по уговору, но я сделаю все так, как сделала бы для нее! Ну, ваш выстрел.

— Ладно, поехали, — сказала Наташа и взяла свою сумку.

Такси отвезло их на окраину города. Зайдя вслед за Наташей в квартиру на третьем этаже, Вита покрутила головой, потом посмотрела на дверь и невольно усмехнулась. Дверь изнутри была деревянной, и на ней отчетливо виднелись два блестящих жирных пятна — одно большое над глазком, другое, маленькое, сбоку него. Лоб и нос. Как же долго хозяин или хозяйка квартиры смотрели в этот глазок — внимательно смотрели, невольно прижимаясь лицом к двери?..

— Ты квартиру сняла у мужчины или у женщины? — спросила она.

— У женщины. А что?

— Да нет, просто праздное любопытство, — Вита сняла пальто, повесила его на вешалку и поправила свитер. — Ну, другое дело, тепло… надо было сразу сюда ехать, глядишь, и разговор бы другим получился. Как тебе, кстати, в России?

— Горячая вода, — скрипуче сказала Наташа, включая свет в комнате. — Никогда не видела столько горячей воды. Это так непривычно.

— Мало человеку надо для счастья, а? — Вита подмигнула ей. — Всего лишь человеческие условия. Ну, что ж. Показывай.

— Сейчас, — Наташа сняла куртку, потом осмотрелась, взяла Виту за руку и потянула за собой. — Вот сюда.

Она поставила ее почти у дверного проема, потом быстро прошлась по комнате, задернула шторы, спрятала в шкаф стоявшую на столике тяжелую дешевую вазу, стакан, забрала с него же забытую вилку и тоже ее спрятала, потом плотно закрыла за Витой дверь. Вита недоуменно наблюдала за ее действиями, и на мгновение у нее появилось странное ощущение, что она больная, а Наташа — врач, который сосредоточенно готовит ее к тяжелой операции.

— У тебя в сумке есть какое-нибудь оружие, — спросила неожиданно Наташа. — Если есть, то отдай сумку мне. Я ее просто уберу, потом возьмешь.

Секунду Вита внимательно смотрела на нее, потом пожала плечами и протянула сумку Наташе. Та взяла ее и унесла на кухню. Вернулась, и дверь снова плотно впечаталась в косяк. Наташа выдвинула из-под кровати большую спортивную сумку и вытащила небольшой прямоугольный сверток, осторожно развернула, и Вита увидела синюю жесткую папку с белой кнопочкой.

Она улыбалась. Не снаружи, чтобы не задеть Наташу, которая относилась сейчас ко всему очень серьезно, почти священнодействовала и приближалась к ней, держа папку так, снова подносила на погляд смертельно ядовитую змею. Улыбалась про себя, с редким для нее скептицизмом. В самом деле — что ей нарисованные чудовища, если она видела настоящее? Картины Неволина были жуткими, они вызывали неприятные ассоциации, от них портилось настроение… но это были всего лишь картины. Горсть мазков на холсте, сделанных давно истлевшей рукой. Вернее, сгоревшей. Скорее всего, Наташа просто помешалась на собственной родословной — если это еще ее родословная. Картины… То, что внутри, никак не может оказаться снаружи, потому что это невозможно. Фантастика. Вот зубы огромной рыбины на ее ноге, навечно оставившие шрам, — вот это была реальность.

А реальность-то бывает всякая…

Просто на поверку одни чудовища оказываются сотканными из фантазий, а другие тебя съедают.

И она улыбалась — до тех пор, пока Наташа не остановилась перед ней, держа в руках простой лист ватмана, густо исчерканный карандашом.

Вначале она ничего не увидела, кроме хаоса темных штрихов — беспорядочных, бессистемных, а потом вдруг что-то произошло, и Наташа, и комната исчезли — вообще все исчезло, и остались только штрихи — перед ней, за ней, сверху, снизу — везде, и она изумилась, не понимая, как могла даже подумать о хаотичности — теперь из штрихов выросло нечто идеальное… плавные округлости и резкие угловатости находились в удивительной гармонии… и это нечто сомкнулось вокруг нее и закружило в себе и закружилось внутри нее, растворяя, всасывая в себя, утягивая куда-то в бесконечном мощном водовороте…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});