Том 10. Дживс и Вустер - Пэлем Вудхауз

Я хотел еще кое-что спросить, например, кто такой Кларк-сон и откуда у него, взялся певун, но Орло оборвал меня:

— Я скажу тебе, почему ты сегодня утром шнырял вокруг Эгсфорд-Корта. Надеялся увидеть Ванессу.

Я стал горячо это отрицать, но он остался глух к моим словам.

— Хочу довести до твоего сведения, Вустер, если я опять увижу, что ты пытаешься навязать Ванессе свое омерзительное общество, то, не моргнув глазом, выпущу тебе кишки.

Он пошел было прочь, но задержался и бросил через плечо: «Голыми руками», — а уж затем удалился. Возобновил ли он наблюдение за певуном Кларксона после этого или нет, мне осталось неизвестным. По-моему, любая нормальная птица с чувствительным слухом улетучилась бы, услышав такие речи.

7

Как можно легко догадаться, слова О. Портера, сказанные на прощание, заставили меня всерьез задуматься. В тот момент поблизости не оказалось прохожих, но если бы какой-либо путник повстречался со мной, он бы заметил, что мой лоб нахмурен, а глаза слегка затуманены. Это верный признак того, что ваша мысль на чем-то сосредоточена, и это «что-то» вам явно не по душе. Такое выражение лица бывает у членов кабинета министров, когда им в парламенте задают каверзные вопросы.

Разумеется, мне не впервые приходится слышать от своих знакомых, что они намерены проникнуть в мой внутренний мир и извлечь его содержимое наружу. Родерик Спод, который теперь именуется лордом Сидкапом, нередко мне этим грозил, находясь во власти заблуждения, будто я хочу увести у него Мадлен Бассет. Он и не подозревал, что она сидит у меня в печенках, и я готов пробежать целую милю в тесных ботинках, лишь бы не попасться ей на глаза.

Однако никогда еще не возникало у меня такого ощущения близкой опасности, как в ту минуту. Спод мог сколько угодно молоть вздор — или, правильнее сказать, плести? — что он-де размажет меня по лужайке и спляшет на моих останках в подбитых гвоздями башмаках, я всегда оставался спокоен, памятуя о том, что брехливая собака лает, ноне кусает. Иными словами, такой тип, как Спод, вынужден заботиться о своем положении в обществе, и ему непозволительно делать все, что взбредет в голову. Если он начнет размазывать людей по лужайкам, его ждут неприятности. «Книга пэров Дебретта» погрозит пальцем, «Книга поместного дворянства Берка»[101] вздернет брови, и глядишь, с ним, чего доброго, перестанут знаться в обществе, и ему только и останется, что эмигрировать.

Между тем Орло Портера не сдерживают опасения подобного рода. Как коммунист он, наверное, на короткой ноге с важными шишками в Кремле, и чем больше представителей буржуазии он выпотрошит, тем больше там порадуются. «Товарищ Портер — молодчина. Мыслит в правильном направлении, — скажут они, читая в газетах о покойном Вустере. — Надо будет не упускать его из виду и продвигать выше».

Итак, поскольку Портер откровенно признался, какие чувства испытывает к Ванессе Кук, самым благоразумным с моей стороны будет держаться от нее подальше. Я изложил свои соображения Дживсу, когда вернулся к себе, и он полностью разделил мою точку зрения.

— Как называют то, что бывает с обстоятельствами, Дживс? — спросил я.

— Сэр?

— Вы упоминали о чем-то таком в обстоятельствах, что ведет к чему-то там. Нечто похожее на свечение.

— Возможно, сэр, стечение — то слово, которое вы ищите?

— Точно. Оно и вертелось у меня на языке. Можно сказать— возникло стечение обстоятельств?

— Да, сэр.

— Так вот, возникло стечение обстоятельств. Факты заключаются в следующем. В Лондоне я познакомился с некоей мисс Кук, которая оказалась дочерью того самого типа, которому принадлежит лошадь, которая столь высокого мнения о той самой кошке. Эта девица попала в неприятную историю с полицией, и отец отозвал ее домой, чтобы она была на глазах и не влипла в новые неприятности. Поэтому она Живет теперь в Эгсфорт-Корте. Я внятно излагаю сюжет?

— Да, сэр.

— Ее жених, с которым она помолвлена, некий человек по имени Портер, последовал за своей любимой, чтобы поддерживать ее и утешать в несчастье. Это понятно?

— Да, сэр. Такое нередко случается, когда два юных сердца разлучены.

— Я встретил Портера сегодня утром, и мое присутствие в Мейден-Эгсфорде явилось для него полной неожиданностью.

— Охотно верю, сэр.

— Он не сомневается, что я приехал сюда ради мисс Кук.

— Подобно Лохинвару,[102] возвратившемуся из западных стран.

Имя было мне незнакомо, но я не стал задавать лишних вопросов. Я видел, что Дживс заинтересовался и слушает, а раз так, повествователю лучше не отвлекаться на побочные сюжеты.

— Он пригрозил, что, если я не оставлю мисс Кук в покое, он выпустит мне кишки голыми руками.

— В самом деле, сэр?

— Вы не знакомы с Портером?

— Нет, сэр.

— Зато вы знаете Спода. Портер — это Спод в квадрате. Вспыльчивый нрав. Страшно обидчив. А мускулы его натруженных рук крепки, как железные цепи, по выражению кого-то там. Упаси Бог задеть такого. Итак, ваши предложения?

— Я бы посоветовал избегать общества мисс Кук.

— Мне пришла в голову точно такая же мысль. Тут не предвидится затруднений. Шансы, что папаша Кук пригласит меня в гости, ничтожны. Итак, если я пойду верхней дорогой, а она нижней… Пожалуйста, Дживс, ответьте, — прервал я свои рассуждения, услышав, что в холле зазвонил телефон. — Наверное, это тетя Далия, но, может быть, и Портер. Меня для него нет дома.

Дживс вышел и через пять минут вернулся.

— Это была мисс Кук, сэр. Она звонила с почты и попросила меня сообщить вам, что сию минуту будет здесь.

Я не смог сдержаться и охнул: «Этого еще недоставало», а на Дживса взглянул с упреком.

— Вы не догадались сказать, что меня нет дома?

— Леди не оставила мне такой возможности, сэр. Она изложила свое сообщение и повесила трубку прежде, чем я успел ответить.

Мой лоб вновь избороздили морщины.

— Скверное дело, Дживс.

— Да, сэр.

— Заявиться ко мне домой ни с того ни с сего.

— Да, сэр.

— А что если Орло Портер со своим биноклем притаился где-нибудь поблизости? — предположил я.

Не успел я развить эту тему, как у двери зазвонил колокольчик, и в следующее мгновение передо мной предстала Ванесса Кук. Дживс, я мог бы об этом и не упоминать, испарился, точно семейное привидение при первых лучах зари. Он всегда исчезает, когда ко мне приходят. И в этот раз я не заметил, как он ретировался, да и моя гостья, наверное, тоже не заметила, но его и след простыл.

Взглянув на Ванессу, я почувствовал беспокойство, какое испытываешь, когда натыкаешься на что-то горячее и думаешь: что, если сейчас взорвется? Я не видел Ванессу больше года, если не считать того случая, когда наблюдал за ней издали перед тем, как ее загребла полиция, и должен признаться, от произошедшей в ее облике перемены слегка стыла кровь в жилах. По виду она осталась той же красоткой, каких провожают свистом впечатлительные служащие американских вооруженных сил, но вместе с тем в ней появилось нечто жуткое, чего прежде не было, появились властность и дерзость, если я правильно выразил свою мысль. А все из-за образа жизни, который она вела. Если вы шагаете в первых рядах демонстрантов и кидаетесь с кулаками на полицейских, это не может не отразиться на вашей внешности.

Железная — вот самое подходящее для нее слово. Ванесса всегда была, что называется, гордой красавицей, а теперь в ней еще чувствовалось железо. Губы плотно сжаты, подбородок выпячен, всем своим видом она давала понять, что не потерпит никаких заигрываний. Если не считать того, что Ванесса была, как я уже отмечал, красоткой с обложки, переплюнула бы любую кинозвезду, но в остальном она напомнила мне мою детскую учительницу танцев, довольно страшную собой. Даже подумалось, что лет через тридцать она, глядишь, станет похожа на тетку Агату, под взглядом которой, как всем хорошо известно, сильные мужчины цепенеют, точно кролики.

Ее приветственные слова нисколько не рассеяли мою тревогу. Смерив меня взглядом, словно в ее шкале ценностей я помещался на одном из последних мест, она произнесла:

— Я очень сердита на вас, Берти.

Мне это совсем не понравилось. Всегда неприятно оказаться в немилости у девушки, обладающей таким боксерским ударом, как Ванесса, — от этого всякому станет не по себе. Я выразил сожаление и поинтересовался, в чем я перед ней виноват.

— Вы меня преследуете!

Ничто так не поднимает дух, как сознание, что можешь опровергнуть незаслуженное обвинение. Я весело рассмеялся, и ее реакция на мой смех была такой же, как и у Орло Портера, только он помянул курицу, снесшую яйцо, а Ванесса прибегла к сравнению с гиеной, у которой кость застряла в горле. Откуда мне было знать, настаивал я, что она находится в здешних краях? Тут уж засмеялась она, и это был металлический смех, который не сулит ничего доброго ни человеку, ни зверю.