В рамках дозволенного - Валерия Савельева

вечеринки, сомневаюсь, что она проявляет безграничное желание праздновать.

– С уже устроенной сбежать не успеет! – Вероцкий поморщился. – Она хочет, я знаю, просто стесняется, боится чего-то…

– Чего?

– Лада, дело сейчас не в ней. С сестрой разберусь я, – Стас ткнул себя большим пальцем в грудь. – Но мне нужна информация о двух важных гостях, чтобы придумать, как одного вообще уговорить прийти, а другого заставить не раскрывать секрет виновнице торжества до самого дня Х.

Я кивнула, задумываясь. Получается, Тима ему необходимо будет вытащить из дома, а Димку вынудить молчать по собственному желанию. Кляп отменяется сразу же.

– Почему бы просто не рассказать им всё, как есть? – предложила я.

– Ага, как есть. Именно из-за «как есть» и Дериглазова сорвалась прошлая вечеринка. Он проболтался.

Стас взмахнул рукой, едва не сбивая с ног идущую навстречу девчонку. Раздражение сделала его невнимательным: девушка запнулась, повалилась на Вероцкого, поднимая клубы песка, который ради ремонта рассыпали поверх дорожной плитки, и впечаталась лбом ему в подбородок. Стоит отдать Стасу должное, он даже не пискнул, зато девчонка разрыдалась, потирая лоб.

– Ч-чёрт, извини, – вздохнул он, едва сдерживая поток ругательств. – Я не специально.

Девчонка в это верить отказывалась, театрально рыдала и цеплялась за «сокола», как утопающий за спасательный круг. Я делала вид, что не замечаю сцены, и смотрела по сторонам, выискивая знакомые места. Вот рекламная вывеска, и большая парковка… так мы же рядом с сервисным центром! Как раз сюда ездили, когда один-единственный раз выбирались с Тимкой в город.

Когда Стас наконец-то освободился, он выглядел измученным, хорошенько потасканным, облитым слезами и активно тёр левый глаз. При этом не переставал убеждать меня, что ради привлечения обоих парней нужен хитроумный план. Самым хитроумным, что смогла придумать я, был вариант «рассказать всё Тиму заранее, а Димку пригласить за пару дней», но Вероцкому он не нравился. Когда он в тысячный раз уже почесал покрасневший глаз, я всё-таки не выдержала:

– Пойдём, присядешь на лавку, я посмотрю, что с глазом.

Стас отказываться не стал, храбрый «сокол» оказавшись без идеального соколиного зрения, больше напоминал обиженного птенца. К тому же мне хотелось сделать для него хоть что-нибудь полезное, раз не смогла стать мозгом операции и сообразить идеальный план спасения будущей вечеринки.

-68-

– Поверни ко мне голову, – попросила, когда Вероцкий опустился на лавку.

Он прищурился, посмотрел на меня, кинул взгляд на дорогу метрах в пяти от нас и снова потёр глаз. Покраснение выглядело печально: полопавшиеся сосуды, припухшее веко. Если добавить к этой картине насупленные брови и поджатые губы, получается более чем зловеще.

– Не стоит, – Стас оттолкнул мою руку и снова посмотрел куда-то вдаль. – Зеркальце есть?

Ничего не ответив, я принялась рыться в сумочке в поисках зеркала. Оно точно должно быть где-то здесь! Сама, конечно, редко пользуюсь, но с собой обязательно ношу на крайний случай. Если не в боковом кармашке, то…

– Ты любишь мальчишку? – внезапно раздался вопрос.

– Что? – Я вскинула голову, ошеломлённо хлопая глазами. – Мальчишку? Я… Откуда…

– Любишь, – сказал, как отрезал. Больно, хлёстко и наотмашь.

С чего вдруг такие вопросы? Понимаю, он имел в виду Тима, но  постороннему человеку незачем знать о том, кого я люблю, а кого нет, тем более подопечного я не… Я сглотнула, не планируя обдумывать это сейчас. Кота своего я тоже люблю, и что из этого?

– Любовь – слишком громкое слово, – пробормотала я.

Вероцкий на меня не смотрел, он продолжал сверлить взглядом дорогу. Глаз больше не тёр, только болезненно щурился, а потом вдруг поднял голову и поинтересовался:

– Уверена?

От резкого рывка за руку я потеряла равновесие, заваливаясь в сторону лавки.

Иногда мысли могут свести с ума. За пару последних дней Тиму удалось испытать это на собственной шкуре. Ему необходимо было оставаться максимально сосредоточенным и здравомыслящим, но думать удавалось только об одном. Вернее о многом, но с уклоном в одну сторону – привлекательную и добрую, но иногда ужасно ворчливую. И крышесносящую.

Впрочем, Тим смог сосредоточиться, хотя не спал всю ночь, и считал, что всё прошло гладко. Кроме вчерашнего дня. Да, он испугался сказанного, да, захотел немного побыть один, всё обдумать и… понять? Наверное. Только понять не удавалось до сих пор. Чего он вчера испугался? Слов? Ответственности, которые они несут? Такой резкой перемены отношения?

Чего он боится сейчас?

Тим вздохнул, откидываясь в кресле. Уехать из дома, чтобы оказаться на другом конце города на даче у Лисиных, которые всегда устраивали шашлыки примерно в это время. Дурацкая ежегодная традиция, хоть немного украшенная утренним экзаменом. Отец никогда не вынуждал его ехать с ними, но на этот раз упёрся рогом и потребовал присутствия сына. На шашлыках. Где от громких перекрикиваний и визга малолетних близняшек семейства думалось в сотню раз хуже.

Именно близняшки сейчас и пытались довести его до белого каления, носясь кругами вокруг кресла. Снова и снова, снова и снова, когда в голове и так кружатся мысли.

– Да успокойтесь уже! – прикрикнул он на девчонок. – За что только над вами все так носятся?

Одна из близняшек (Леся? Лина? Никогда их не различал) от неожиданности запнулась о край крыльца, упала на траву и разнылась, делая шум ещё более невыносимым. Тим, может, и попытался бы её успокоить – он считал, что обладает совестью и состраданием, хоть порой довольно ущербными, – но вокруг девчушки сразу закопошилось столько мамок-нянек, что его помощь была бы излишней.

Вторая близняшка – опять же, Тим не мог сказать, какая именно – осталась на крыльце рядом с ним. Села прямо на пол в своём нежно-розовом платьице и сложила руки на груди. Маленькая принцесса, обиженная на чудовище, не иначе.

Тим усмехнулся, мысленно нарекая себя «страшным дядей», и посмотрел на притихшую девочку. Наконец-то стало тише, но от возмущённого