Статьи, рассказы, наброски (сборник) - Михаил Булгаков

- Урра! - разнесся богатырский клич.

И тотчас мужское население разломилось на две шеренги. Они разошлись в разные стороны и с криком "ура" двинулись друг на друга.

- Не выдавай, Прокудин! - выла левая шеренга. - Бей их, сукиных сынов, в нашу голову!!!

- Бей! Эй, эй! - разнесли перелески.

Шеренги сошлись, и первой жертвой силача Прокудина стал тот же бедный Зоб. Как ни били со всех сторон Прокудина, он дорвался до Зобовой скулы и так тяжко съездил его, поддав еще в то место, на котором Козий Зоб заседал обыкновенно на общих собраниях сельсовета, что Зоб моментально вылетел из строя. Его бросило головой вперед, а ногами по воздуху, причем из кармана Зоба выскочило шесть двугривенных, изо рта два коренных зуба, из глаз искры, а из носа - темная кровь.

- Братья! - завыла первая шеренга. - Неужто поддадимся?

Кровь Зоба возопияла к небу, и тотчас получилось возмездие.

Стены сошлись вплотную, и кулаки забарабанили, как цепы на гумне. Вторым высадило из строя Васю Клюкина, и Вася физиономией проехался по земле, ободрав как первую, так и вторую. Он лег рядом с Зобом и сказал только два слова:

- Сапоги вдове...

Без рукавов и с рваным в клочья задом вылетел Птахин, повернулся по оси, ударил кого-то по затылку, но мгновенно его самого залепило плюхою в два аршина, после чего он рявкнул:

- Сдаюсь! Света божьего не вижу...

И перешел в лежачее положение.

За околицей тревожно взвыли собаки, легонько начали повизгивать бабы-зрительницы.

И вот, в манишке, при галстуке и калошах, показался, сияя празднично, местный фельдшер Василий Иваныч Талалыкин. Он приблизился к кипящему бою, и глазки его сузились. Он потоптался на месте, потом нерешительной рукою дернул себя за галстук, затем более решительно прошелся по пуговицам пиджака, разом скинул его и, издав победоносный клич, врезался в битву. Правая шеренга получила подкрепление, и как орел бросился служитель медицины увечить своих пациентов. Но те не остались в долгу. Что-то крякнуло, и выкатился вон, как пустая банка из-под цинковой мази, универсальный врач, усеивая пятнами крови зеленую траву.

* ЧАСТЬ II. ВЫГНАЛИ *

Через два дня в укоме города Р. появился фельдшер Василий Иваныч Талалыкин. Он был в кожаной куртке, при портрете вождя, и сознательности до того много было на его лице, что становилось даже немножко тошно. Поверх сознательности помещался разноцветный фонарь под правым оком фельдшера, а левая скула была несколько толще правой. Сияя глазами, ясно говорящими, что фельдшер постиг до дна всю политграмоту, он приветствовал всех словами, полными достоинства:

- Здравствуйте, товарищи.

На что ему ответили гробовым молчанием. А секретарь укома, помолчав, сказал фельдшеру такие слова:

- Пройдемте, гражданин, на минутку ко мне.

При слове "гражданин" Талалыкина несколько передернуло.

Дверь прикрыли, и секретарь, заложив руки в карманы штанов, молвил такое:

- Тут ваше заявление есть о вступлении в партию.

- Как же, как же, - ответил Талалыкин, предчувствуя недоброе и прикрывая ладошкою фонарь.

- Вы ушиблись? - подозрительно ласково спросил секретарь.

- М... м... ушибси, - ответил Талалыкин, - Как же... на притолоку налетел. М-да... заявленьице. Вот уже год стучусь в двери нашей дорогой партии, под знамена которой, - запел вдруг Талалыкин тонким голосом, - я рвусь всеми фибрами моей души. Вспоминая великие заветы наших вож...

- Довольно, - неприятным голосом прервал секретарь, - достаточно. Вы не попадаете под знамена!

- Но почему же? - мертвея, спросил Талалыкин.

Вместо ответа секретарь указал пальцем на цветной фонарь.

Талалыкин ничего не сказал. Он повесил голову и удалился из укома.

Раз и навсегда.

* Михаил Булгаков. Война воды с железом

Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992.

OCR Гуцев В.Н.

Часть 1-я

КАК ЭТО НАЧАЛОСЬ?

Это не водники, а грехо-водники! Честное слово. Замечена была такая история: как только нужно ехать нашему железнодорожнику куда-нибудь по воде, дают ему место или на корме, или в люке, или в трюме, и едет транспортник как поросенок.

Долго наше начальство терпело надругательства над личностями железнодорожного транспорта, но наконец его терпение лопнуло.

Один начальник вызвал к себе другого начальника рангом поменьше и сказал ему такое:

- Что ж они, издеваются, что ли?

- Так точно.

- Они думают, вероятно, что транспортники какие-нибудь ослы, которые в трюмах будут ездить?

- Надо полагать-с.

- А вот я им по-по-полагаю! Они у меня поездиют... Напишите-ка, Алексей Алексеевич, бумажку.

- Слушаю.

И получена была такая бумажка:

"Из Саратова. Всем ДС, ДН, ДЧ, СЧ, СМ, КР, С, К, Д. Ввиду того, что управление госпароходством предоставляет проезд железнодорожникам в вышеупомянутых местах, с получением сего предлагается работникам водного транспорта, едущим по разовым билетам, предоставлять место только в поездах с теплушками, отнюдь не допуская их в вагоны 3-го класса". Следуют подписи.

Часть 2-я

БРАТСКИЙ ПРИЕМ

Водник явился в соответствующее железнодорожное место получать билет.

- Вам что? - спросило его железнодорожное лицо и хмуро глянуло на якоря на пуговицах.

- Мне бы билетик до Тамбова, - ответил мореплаватель.

Железнодорожное лицо хищно обрадовалось.

- Ах, вам билетик? Очень приятно! Присаживайтесь. Родственников желаете, наверно, навестить? Соскучились... Хе-хе. Кульер, стакан чаю гражданину воднику. Ну, как у вас в Тихих океанах, все ли благополучно?

- Покорнейше благодарим, - ответил потомок Христофора Колумба, - мы больше в Самару плаваем. Мне бы в скором поезде, если можно...

- Как же, как же, обязательно! У меня, правда, циркулярик есть, чтобы вам, морским волкам, только в теплушках места давать, но для такого симпатичного представителя стихии, как вы, можно сделать исключение. Вы ведь привыкли там, на ваших броненосцах, в кают-компаниях всяких, хи-хи. Кстати, моя теща на днях в Самару ездила, так ее, божью старушку, в трюм засадили на мешки. Так и гнила дама до самой Самары.

- Мы этому не причинны.

- Ну конечно, конечно. Так вот получите, пожалуйста. Замечательное местечко. Сидеть можете, курящее, просторно и отдельно. Кульер, проводи господина адмирала!

Водник прочитал резолюцию, покачнулся, глаза вытаращил и сказал:

- Большое мирси!

Было написано:

"Выдать ему одно место в сартире второго класса до Тамбова".

Часть 3-я

ДРАМА В ВАГОНЕ

В коридоре мягкого вагона скорого поезда стоял хвост с полотенцами и зубными щетками, взъерошенный и злобный.

- Ничего не понимаю, - бормотал передовой гражданин, переминаясь с ноги на ногу. - С самого Саратова залез какой-то фрукт и не выходит!

- Это наглость! - крикнула какая-то дама в хвосте, - я полчаса жду.

- Мы, сударыня, три часа уже ждем, - отозвался печальный голос впереди, - и то молчок. А терпения нету...

- Я думаю, что он самоубийством покончил, - встревожился чей-то голос. - Такие вещи бывают; двери надо ломать.

- Кондуктор! Кондуктор!

- Постойте-ка, постойте, тише...

Хвост стих. И сквозь стук колес донеслось глухое пение.

По морям, по морям

Нынче здесь, завтра там

пел приятный глухой бас. Хвост взвыл сразу:

- Это неслыханное нахальство! Он поет, оказывается!

- Кондуктор!!

Хвост разломился и поднял страшный грохот в лакированную дверь. Та распахнулась, и в накуренном узком пространстве предстал симпатичный человек с якорями и папиросой.

- Вам чего? - спросил он сконфуженно.

- Как "чего"? Как "чего"?!

- Как это так "чего"?!

- Вы долго собираетесь сидеть здесь? - ядовито спросил передовой, размахивая полотенцем.

- До Тамбова, - смущенно ответил пассажир.

- Это сумасшедший! - завизжали сзади женские голоса.

- Выплевывайтесь вон!!

Пассажир побагровел и растерянно забормотал:

- Да нельзя мне выплюнуться, я бы и рад. Обштрахуют, у меня билет сюды.

- Кондуктор, кондуктор, кондуктор...

ЭПИЛОГ

В Аткарске писали протокол, а рабкор "Гудка", иронически усмехаясь, за соседним столом писал корреспонденцию в "Гудок" и закончил ее словами:

"Когда же кончится братоубийственная война воды с железом?"

* Михаил Булгаков. Сентиментальный водолей

Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992.

OCR Гуцев В.Н.

В основе фельетона действительная

бумага, сочиненная на ст. Воронеж

Товарная Юго-Вост и сообщенная нам

рабкором 1011.

Иван Иваныч, Деес товарной станции, вошел в свой кабинет, аккуратно снял калошки, поставил в уголок и уселся за свой стол.

Тут его глаз заметил на столе служебную бумагу. Деес развернул ее, прочитал и немедленно начал рыдать от радости.

- Оценили Дееса... Вспомнили... - бормотал он.

Он позвонил.

- Позвать моего помощника. Сидор Сидорыча, - заявил он курьеру.

- Идите, Сидор Сидорыч, к Ивану Иванычу, - сказал курьер помощнику.