Канонир Кейд - Сирил Джадд

ГЛАВА 6

Сорок лет в жизни планеты — срок ничтожно малый, особенно если планета такая древняя, как Марс. Он был таким задолго до того, как первая земная ракета совершила не слишком мягкую посадку на южной оконечности Большого Сырта, да так и осталась там стоять вечным памятником из нержавеющего металла, зияя рваными ранами в треснувших топливных баках, в назидание будущим потомкам.

Всего сорок лет прошло с той поры, как на красную планету высадились колонисты первой волны. Их было три тысячи душ, они были полны энтузиазма и розовых надежд, и они еще не знали, что обречены погибнуть почти поголовно. Их привыкшие к земному тяготению и земной атмосфере тела оказались менее выносливыми, чем возведенные ими здания и сооружения. Когда на Марс прибыл изрядно запоздавший рейсовый планетолет с пополнением и припасами, космонавты нашли одни только высохшие, обтянутые пергаментной кожей скелеты погибших от голода людей.

Большую часть сорокалетнего срока прогресс в освоении Марса был очень и очень медленным. Лишь небольшая кучка исследователей, благодаря физиологическим особенностям своего организма, сумела выжить и прижиться в суровом и безжалостном новом мире. До недавнего времени все население планеты не превышало тысячи человек. Это были крепкие, выносливые, неразговорчивые люди, настоящие первопроходцы. Под стать им были их жены и подруги — неутомимые, работящие, молчаливые женщины. И только с появлением оксиэна, как грибы после дождя, стали расти вокруг шахт, рудников, промышленных предприятий все новые и новые поселения, самому старому из которых не исполнилось еще и пяти лет.

Ну а первопроходцы постепенно исчезли. Кто-то вернулся на Землю читать лекции и почивать на лаврах, кто-то растворился в новой волне колонистов, большинство же просто вымерло, как когда-то мамонты. Но жизнь продолжалась. Пришедшие на смену пионерам прочно обосновались на планете, и ряды их постоянно увеличивались благодаря ежеквартальным рейсам земных кораблей главной и, по сути, единственной ниточке, связывающей колонистов с родиной человечества.

Но только упрямые обитатели Сан-Лейк-Сити не желали ничего иного, кроме как раз и навсегда оборвать эту нить и жить, опираясь на собственные силы и ни от кого не завися. К сожалению, колония была еще недостаточно сильна, чтобы выжить, если соединяющая ее с материнской планетой пуповина внезапно порвется. Колонисты знали об этом и хорошо понимали нависшую над ними опасность. После обеда все население Сан-Лейк-Сити, исключая детей и больных, собралось в Лаборатории. Тони на время оторвался от настройки электроэнцефалографа, чтобы сосчитать явившихся на собрание.

— Одного не хватает, — сообщил он Нику, закончив счет. — Полли в больнице, Джоан дома, Хенк торчит в ММК или уже на пути домой, Тед дежурит в радиорубке… Кого нет?

— Лероя, — усмехнулся Ник. — Сейчас его приведут. Что касается Хенка, то я попросил Теда связаться с ММК и ненавязчиво выяснить, где он был и что делал последние четверо суток.

— Отлично. Теда мы проверим потом, когда сменится. Седой старикан, выглядевший лет на девяносто, возмущенно сопя, протиснулся сквозь толпу и остановился перед доктором.

— Не ваше собачье дело, молокососы, ежели я позволяю себе на старости лет понюшку-другую маркаина! — закричал он, брызгая слюной и потрясая кулаками. — И я никому не позволю обвинять меня в краже сотни кило «пыльцы» под тем лишь предлогом, что я, дескать, «сам употребляю»! Молодо-зелено, чтоб на старика Лероя таких собак вешать!

— Успокойтесь, Лерой, — посоветовал Тони. — Никто вас пока ни в чем не обвиняет.

Но совет его пропал втуне. Лерой никак не хотел успокаиваться.

— И ты тоже юнец и сопляк, Хеллман! Вам всем еще пахать и пахать, чтобы получить право называться настоящими марсменами.

— Можете называть меня как угодно, Лерой, — невозмутимо сказал Тони, но раз уж мы начали это дело, я намерен довести его до конца. Когда вы в последний раз употребляли маркаин? Это не…

— Да ты хоть знаешь, что это за место, мальчишка?! — хитро прищурясь, прошамкал старик. — Обозвали, понимаешь, каким-то Сан-Лейком, когда всю жизнь оно называлось плато Райана. Еще бы, откуда вам знать-то? Джим Райан пришел сюда первым, и уж он-то имел полное право дать любое название, какое ему заблагорассудится. Старый, добрый Джим…

— Послушайте, мистер Лерой, — принялся терпеливо объяснять ветерану доктор, — дело в том, что Хьюго Бреннер заявил о пропаже со склада его компании ста килограммов чистого маркаина. Это случилось два дня назад. Похитителем может оказаться любой из нас. Вы тоже были здесь во время кражи, поэтому мы обязаны проверить и вас вместе со всеми. Пока хоть один из колонистов остается под подозрением, мы не можем со спокойной душой опровергнуть обвинение комиссара Белла в наш адрес.

— Этот ваш комиссар! Тоже зеленый юнец, а туда же — в политику ударился. Порет всякую чушь да еще называет себя представителем закона. — В голосе Лероя прорезались нотки едкого сарказма. — В мое время не было надобности в законах. Когда на миллион квадратных миль приходится двадцать или тридцать человек, никому не взбредет в голову красть у соседа. Мы были первыми, говорю я вам! Мы да еще вольные фермеры. И какого черта вам понадобилось сюда приезжать? Вот из-за таких, как вы, на Марсе теперь и вздохнуть свободно уже нельзя! А уж жуликов всяких развелось…

— Когда вы в последний раз употребляли маркаин? — повторил свой предыдущий вопрос Хеллман, которому начал порядком надоедать вздорный старик.

Папаша Лерой испустил долгий, ностальгический вздох.

— Да уж годика два прошло с тех пор, как я держал в руках понюшку. Я бедный человек, где мне взять денег на «пыльцу»? Послушай, паренек, разве я плохо работаю или кому на мозоль наступил?

— Ну что вы, мистер Лерой, в этом отношении к вам никаких претензий.

— Так чего ж вы тогда меня терзаете? Меня, пешком исходившего всю планету, когда ни одного из вас еще и в проекте не было!

Ветеран, кряхтя, опустился в кресло рядом с черным ящиком энцефалографа и пригорюнился, вспоминая, должно быть, о прошлом красной планеты, когда еще не был изобретен этот дурацкий оксиэн и единственным пропуском для настоящего мужчины к новым приключениям и неизведанным горизонтам были «марсианские» легкие.

Славное было времечко! Ты мог объявить себя королем целой горной страны размером с Францию, и никому бы не пришло в голову оспаривать твое право, потому что ты пришел сюда первым. Даже смерть в те далекие годы несла отпечаток величия и героики, легко превращаясь в легенду, как, например, смерть того же Джима Райана, погибшего от истощения посреди огромного, им же открытого плато, когда у его пескохода сломалась ведущая ось.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});