Перевёрнутый полумесяц - Мирослав Зикмунд

— Я еще раз повторяю, все зависит от того, кто и как будет снимать.

Даже коренные жители, с которыми мы познакомились еще в Бейруте, не могли прийти к единому мнению на сей счет. Арабский свет, мол, бурлит. Вы послушайте радио…

— Недавно с базара в Таббане выгнали туристов, говорят, среди них был израильский фотограф, который в каком-то американском еженедельнике хотел осрамить арабов. Гости едва ноги унесли.

— Ну что же, попробуем!

Когда большая камера, установленная на бастионе старинной крепости времен крестовых походов, зажужжала в первый раз, вокруг нас была тишь, гладь и божья благодать.

Но вот мы установили штатив на тропинке самого красивого и единственного, по сути дела, парка в Триполи. Не успел Роберт подключить кабель к аккумулятору, как в двух метрах от камеры, прямо перед объективом, появилось пятеро триполийцев. Стоят себе разговаривают как ни в чем не бывало. Мы, мол, тут оказались по чистой случайности.

— Пожалуйста, будьте добры, отойдите вон туда, к фонтану!

Отходят, еле переставляя ноги. Головы у всех повернуты назад, в сторону объектива. Прошло полчаса, мы со съемками не сдвинулись с места, зато на тропинке вместо пятерых толпилось уже пятьдесят любителей. Не помогли ни полицейский, ни два добровольца проводника.

— Попробуй сделать так: наведи камеру в сторону и, как только все соберутся там, быстро поверни аппарат на кадр и снимай!

Сказано — сделано. Но сделано лишь до того момента, когда камеру надо быстро повернуть и навести на прежнее место. Ибо в этот самый момент произошла катастрофа. Пятьдесят человек, заметив, что объектив поворачивается в другую сторону, стремглав бросились в парк, помчались, не разбирая дороги, по траве, по молодым розам, прыгая через низкую живую изгородь. Сторож схватился за голову:

— Прошу вас, кончайте это дело, а то от парка ничего не останется!

Легко сказать «кончайте», а как?

— Вот что, ребята, остается снять камеру со штатива и снимать с руки, это будет быстрее…

— Широкоэкранный фильм с руки?

— Есть еще один выход: уложить камеру и ехать дальше.

— Ну что ж, попробуем, все равно терять нечего.

Между тем очередь перед камерой превратилась в широкий круг. Передние взялись за руки, задние напирают, толкаются, стараясь пролезть поближе, круг неудержимо смыкается, и наш островок с кинокамерой становится похожим на щепку в волнах.

— А теперь остается последнее — проверить, насколько далеко зайдет их любопытство и желание попасть в кадр. Сто против одного, что они сунут голову в объектив, если даже я буду на земле!

Иржи ложится на спину, наводит камеру прямо в небо — и над объективом, сомкнувшись, склоняются головы людей. Конец.

Точка съемки номер два. Камера снова наготове, только на сей раз она стоит на балконе большого отеля над центральной улицей. Еще секунда — и мы начнем снимать. В это мгновение в комнату врывается офицер, сверкая золотом погон на плечах.

— Я начальник тайной полиции. Где у вас разрешение на съемки?

— А где у вас закон или инструкция, согласно которым нам необходимо иметь такое разрешение?

Офицер недоуменно поглядывает то на Иржи, то на Мирека и вдруг заливается смехом.

— В сущности, вы правы!

И, молодцевато козырнув, исчезает.

Мы меняем в камере отснятую кассету. Вдруг за спиной у нас кто-то кричит: «Эй, чехи, смотрите-ка!» — и одним махом задирает на каком-то человеке из толпы пиджак. Мы видим, что на ремне у него висят два пистолета. Стало быть, тайный агент полиции. Разоблаченный краснеет до корней волос, потом бледнеет и ни с того, ни с сего приглашает нас распить с ним бутылочку кока-колы. Ведь он здесь совершенно случайно. Так, мимоходом остановился…

В конце концов съемки города Триполи совсем зашли в тупик. Камера наведена на современный магазин. У стены, не попадая в кадр, сидит чистильщик обуви. Десять человек кричат нам:

— Ноу гуд! Ноу филм! [30]

В видоискателе — стадо американских автомобилей. А позади них бредет с повозкой продавец содовой воды.

— Ноу гуд! Ноу филм!

И пять пар рук закрыло объектив.

В кадре арабские неоновые рекламы.

— Ноу гуд! Ноу филм!

Мы хотели дотянуть до конца хотя бы кинорассказ о триполийских финиковых пальмах. Плоды на деревьях уже запечатлены на пленке. Сборщики плодов трижды обещали прийти и трижды не пришли. Что делать? Снимем по крайней мере продажу фиников на краю рынка, вот здесь, возле аптеки. Выбрали самого чистого продавца фруктов, в белоснежной рубашке. Он даже стал пунцовым от радости, что попадет в фильм. Все приготовления закончены в одну минуту, но… чья-то рука закрывает объектив. Перед камерой стоит строгого вида господин с портфелем. На этот раз пиджак ему никто не задрал.

— Здесь производить съемки нельзя.

— В таком случае не могли бы вы посоветовать, где можно снять фильм о Триполи?

— В вашем распоряжении центральная улица. И парк!

— Добрый совет дороже золота.

Благодарим. И собираем чемоданы. Прощай, Триполи!

Через два часа наступит осень

Хоть через день, но на страницах бейрутской «Дейли Стар» или выходящей на французском языке «Л’Ориент» непременно появляется снимок некоей выдающейся личности, либо прилетевшей, либо улетевшей из Ливана на борту самолета компании MEA. И в каждом случае на снимке должен как фон фигурировать хвост самолета с эмблемой компании — ливанским кедром. Это неотъемлемая часть оплаченной рекламы.

Кедр можно видеть на государственном флаге Ливана, на оборотной стороне монет, на почтовых марках, на фуражках полицейских и на номерах полицейских автомобилей.

Кедр в Ливане окружен безграничным почтением, хотя, кроме валюты, поступающей от туристов, жаждущих узнать, как же, собственно, прославленный кедр выглядит в действительности, пользы стране от него никакой. Из Ливана не вывозится ни единого кубометра кедровой древесины, кедры строго оберегаются управлением по охране памятников как ценнейшая реликвия, уцелевшая с тех времен, когда для летосчисления было достаточно всего трех цифр. Поэтому не верьте никому из тех, кто станет утверждать, что из Ливана экспортируется кедровая древесина. Он просто спутал кедр с цедреллом из Южной Америки…

Дело в том, что кедры в Ливане все до одного строго учтены.

Но увидеть живые кедры в Ливане не так-то просто. Хотя они растут в четырех местах, в три из них дороги для моторизованных и вечно спешащих туристов неудобны. В Хадет-эль-Джубе, например, к ним нужно добираться пешком целый час. От посещения кедровой рощицы Джебель-Барук туристское бюро отговаривает, предупреждая, что туда предстоит утомительная поездка верхом, причем лошадей надо заказывать заблаговременно. Таким образом, самой удобной оказывается в конце концов дорога к подлинным кедрам, к заповеднику «Кедры». Их там собралось воедино ровно четыреста, и из всех ливанских кедров они самые ливанские.