Кремлевские подряды. Последнее дело Генпрокурора - Юрий Скуратов

Я и сейчас отношусь к Мыцикову с большим уважением. Еще раз подчеркну: его роль в расследовании была очень важной, он стоял у истоков дела «Мабетекса», и был момент, когда только мы вдвоем знали все его секреты – секреты Управления делами Президента.

Когда утечка информации о деле «Мабетекса» все же прошла, я пригласил к себе Михаила Борисовича Катышева, ввел его в курс дела, сказал, что теперь надо направить расследование в обычное русло, и попросил подумать о замене Мыцикова. Было решено передать дело очень опытному следователю Чуглазову.

* * *

Чуглазов – человек интересный. Будучи заместителем начальника Управления по расследованию особо важных дел Генпрокуратуры, он работал со сложнейшими делами. Это следователь чрезвычайно опытный, редчайшей квалификации. Уникален он был еще и своей позицией, своим независимым от начальства взглядом на ситуацию. Но самое главное – более жесток, более решителен. Любые по сложности дела он, как правило, всегда доводил до суда.

Он сразу определил по материалам следствия, откуда у дела «растут ноги», продвинулся в расследовании очень далеко, и если бы его не отстранили, наверняка довел бы его до суда. Чуглазов сумел провести выемки документов в Кремле, наладил нормальное сотрудничество со Швейцарией, был при встрече и переговорах с Карлой дель Понте, когда она приезжала в Москву в марте 2000 года.

Сегодня, наверное, уже можно сказать, что даже когда я был отстранен от дел, Чуглазов время от времени, не вдаваясь в детали, информировал меня о ходе расследования дела «Мабетекса», поскольку считал, что юридически я остаюсь Генеральным прокурором. Это была его позиция, и я ему за это очень благодарен. Мы сохранили с ним добрые отношения до сих пор. Я думаю, главная заслуга Чуглазова в деле «Мабетекса» в том, что он проводил нашу же линию после моего и Катышева отстранения – объективное разбирательство с материалами. В этом смысле Чуглазов сыграл в расследовании роль чрезвычайно важную. Швейцарцы ему доверяли – это был последний человек в череде следователей, кому они доверяли полностью.

* * *

Далее события развивались следующим образом. Видя, что Чуглазов проводит прежнюю линию расследования, не идет ни на какие уступки и справиться с ним нельзя, Кремль сделал «элегантный» тактический ход. Как я уже писал, Чуглазов занимал пост заместителя начальника одного из ведущих в Генпрокуратуре управлений и имел в производстве дела (в том число и «Мабетекса»), которые вел лично сам. Одновременно он руководил отделом, который также расследовал целый ряд дел. К этому и прицепились. Чуглазову было сказано, что, дескать, неправильно, когда начальник имеет в своем же собственном производстве уголовные дела, за которые отвечает сам. Такие дела у него надо забрать – пусть сосредоточится на руководстве отделом.

Дело «Мабетекса» под предлогом необходимости лучшей организации текущей работы у него забрали. Сделали это сознательно, нанеся тем самым расследованию непоправимый вред.

Тогда Чуглазов собирался в очередную командировку в Швейцарию, намеревался привезти много важных документов; командировка была уже согласована… Но за день до нее Чуглазова от дела отстранили и приказали отказаться от поездки… Формально Чуглазов даже пошел на повышение – стал советником Генерального прокурора. Но к делу «Мабетекса» его больше не подпускали.

Чуть забегая вперед, отмечу, что спустя некоторое время в очередной раз поменялся следователь и у возбужденного против меня 2 апреля в Кремле дела: у Паршикова дело забрали и отдали Пименову – заместителю начальника Управления по расследованию особо важных дел. Получилось, что про мотивацию, по которой отняли дело «Мабетекса» у Чуглазова, забыли, и в Генпрокуратуре все вернулось на круги своя. А то, что решение о замене Чуглазова было заранее спланировано и проведено в интересах определенных кругов, стало абсолютно очевидным для всех.

Забрав дело «Мабетекса» у Чуглазова, его поручили вести старшему следователю по особо важным делам Руслану Тамаеву.

С Тамаевым мы учились в Свердловском университете на одном курсе. Конечно, я его хорошо знал, но столь близок, как, например, с Мыциковым, не был. Тамаев, как правило, расследовал в Генпрокуратуре дела серьезные, такие, что были у всех на слуху. Например, он вел дело алмазной фирмы «Голден Ада», через которую в США «утекло» алмазов и золота на сумму более 180 миллионов долларов. Довел его до конца, до приговора. Он же вел дело и о подслушивающем устройстве, найденном в 1997 году за диваном в кабинете Катышева.

Тамаев прекрасно понимал, чего от него хочет руководство. После допроса жены и дочерей Бориса Ельцина он написал рапорт Генпрокурору Владимиру Устинову с просьбой отстранить его от расследования. Свой демарш он объяснил оказываемым на него беспрецедентным давлением – сначала в прессе появились сообщения о его связях с чеченской преступной группировкой, затем ОВД «Лефортово» возбудило уголовное дело против его сводных братьев, коммерсантов Хусейна и Хасана, по подозрению в торговле взрывчатыми веществами. Когда доказать их вину не удалось, появилась информация о том, что еще в 1996 году его родной брат взял в Московском национальном банке кредит в 100 тысяч долларов. Логика авторов статьи была такова: глава банка Ашот Егиазарян – друг управделами Генпрокуратуры Назира Хапсирокова. Тот в свою очередь близкий приятель Павла Бородина. Вывод: господин Тамаев через брата получил взятку и не в состоянии объективно расследовать дело (хотя кредит был погашен в срок).

Генпрокурор Устинов отказался удовлетворить рапорт Тамаева, и тот был вынужден вернуться к расследованию дела «Мабетекса».

Помню, как меня первый раз вызвали на допрос. Я приехал на Мясницкую, допрос велся очень корректно: Тамаев спрашивал меня о Туровере. Ему было важно знать, нарушили ли мы закон при возбуждении дела «Мабетекса», или нет, преследовали ли мы, начиная расследование, какие-то корыстные или личные интересы. Я все рассказал ему, рассказал, как мы получали номер для дела и так далее. После допроса мы вышли в коридор, и там я его спросил, как говорится, уже без протокола: «Руслан, как дела?» Он посмотрел на меня, потом отвел глаза и ответил: «Да… Раньше работалось лучше…» Допрос оставил у меня довольно тягостный осадок: я понял, что следствию истина уже не интересна. Расследование теперь было занято поисками каких-то наших несущественных ошибок, «блох», которые позволят его спустить на тормозах. Именно тогда, в эти дни, мне стало со всей определенностью ясно, что дело «Мабетекса» будет погублено. Я окончательно утвердился в мысли, что у Тамаева теперь иная, чем была у нас, задача: следствие по «Мабетексу» прекратить. И хотя Тамаев занимался расследованием еще год, вопрос о судьбе дела фактически уже был решен.

Конец опасного дела

Кажется, громкое дело заканчивалось… Заканчивалось тихо, без помпы и сенсационных репортажей по ТВ.

Все это как нельзя более красноречиво доказывает: «дело Скуратова» – дело заказное, политическое: несговорчивого прокурора нужно было убрать для того, чтобы прекратить дело «Мабетекс».

Парадокс, но получается, что на мне была впервые опробована методика выполнения Генпрокуратурой откровенного заказа. До этого подобные попытки совершались более стыдливо. И случаи выбирались, как правило, только те, где был шанс спрятать концы в воду.

Сегодня же Генеральная прокуратура четко следует в фарватере политических установок исполнительной власти.

Вспомним, как развивались события с опальным олигархом Гусинским. Тяжелые «объятия» закона ослабевали или наоборот сжимались в зависимости от действий медиамагната в переговорах с «Газпромом». Надо было – бросили Гусинского в камеру. А ведь арест был незаконный, за что привлекать следовало уже самих исполнителей, поскольку они знали, что Гусинский подпадает под амнистию как имеющий орден. Согласился Гусинский продать акции, чего от него и добивались власти, – сразу же его из тюрьмы выпустили, а дело под благовидным предлогом прекратили. Но как только Гусинский отказался выполнять взятые под нажимом обязательства, снова было возбуждено дело и вновь за ним, к тому времени уже уехавшим в Испанию, началась настоящая охота…

Во многом аналогичным образом развивалась ситуация и с уголовным делом в отношении друга «семьи», а ныне опального олигарха Б. Березовского. Принцип «выборочного наказания» был применен и в отношении главы крупнейшей российской нефтяной компании «ЮКОС» Михаила Ходорковского и его коллег…

* * *

Как я уже отмечал, приняв дело, Тамаев распорядился провести ревизию в Управлении делами Президента. Поручено это было Счетной палате. Она проработала полгода, проверила все контракты с «Мабетексом», подписанные в период с 1993 по 1998 год, и дала заключение, что никаких нарушений не было – ни при заключении контрактов, ни при выполнении работ.