Легавые. Ружье. Загадка Глухого - Эван Хантер

банк обязательно будет ограблен». От таких мыслей шаг его убыстрялся, и он глубоко вдыхал чистый весенний воздух.

Теннисная кроссовка на левую ногу, найденная в заброшенном доме на месте преступления, распадалась от ветхости. Наверное, она знавала и лучшие времена. Подошва протерлась насквозь, а там, где должен был помещаться большой палец, зияла рваная дыра. Даже шнурки дышали на ладан и были связаны в двух местах узлами. Фирма, изготовившая кроссовку, была широко известна, что исключало возможность ее приобретения в каком-нибудь магазинчике, торгующем экзотическими изделиями. Единственное, что могло представить интерес в этом ботинке на левую ногу, так это коричневая полоска на носке в районе мизинца. В лаборатории установили, что это микрокристаллы воска, но не пчелиного, а синтетического. К воску прилип тонкий слой металлической пыли, в которой позднее определили бронзу. У Кареллы не было оснований для особой радости по поводу результатов экспертизы, но он не очень расстроился после того, как был прислан отчет отдела, занимающегося сличением отпечатков, хотя ни отпечатки пальцев и ладоней, ни отпечатки ног, зафиксированные в картотеке, не совпадали с найденными на месте преступления. Взяв с собой жуткую фотографию убитого (она была сделана в морге, на столе), Карелла днем отправился на Гаррисон-стрит, чтобы расспросить живущих там людей, не знают ли они случайно покойника.

Судмедэксперт после вскрытия определил, что возраст убитого составляет двадцать — двадцать пять лет. Следствию такие данные практически ничего не давали. Покойник мог быть членом молодежной банды или, наоборот, общаться с более взрослыми людьми. Карелла решил проверить обе версии, и первым местом, которое он посетил, была молодежная кофейня «Спейс». Чего только ни было в этом помещении раньше — и лавчонка деликатесов, и пуэрториканская забегаловка, и даже какой-то молельный дом. Наконец, в данный момент здесь располагалось кафе. Несмотря на свое громкое название, «Спейс» был небольшим заведением, где за стойкой размещался огромный сияющий металлом кофеварочный агрегат типа «Экспресс». Словно какой-то футуристический идол, кофеварка поражала своими размерами, посетители в сравнении с ней выглядели карликами. Завсегдатаями кафе были подростки. Девушки, как правило, носили джинсы, и у них были нерасчесанные длинные волосы. Ребята носили бороды. Эти подробности тоже ничего не давали полиции. Эти юнцы могли быть и хиппи, и студентами, и анархистами, и даже баптистами. Безусловно, многими полицейскими обладатель длинных волос и бороды автоматически подозревался в совершении какого-нибудь преступления, например, в хранении марихуаны, продаже героина, нарушении закона Салливена, скотоложестве, заговорах, совращении малолетних, предательствах и тому подобном. Карелла подумал, что наверняка не пожалел бы доллара для каждого арестованного им юнца, лишь бы тот был коротко острижен и гладко выбрит. С другой стороны, Карелла был опытным полицейским и прекрасно понимал, что как только он покажет свой значок, эти длинноволосые сразу сочтут его фашистом, садистом, любящим попить пивка и громко отрыгнуть, занимающимся скотоложеством в свободное от работы время. Трудно выжать из них что-то ценное.

Казалось, что по кафе распространяется запах, предупреждавший о том, что появился полицейский, хотя Карелла даже не успел закрыть за собой дверь. Ребята внимательно наблюдали за Кареллой, и он понял, что если он сейчас их спросит, какое сегодня число, они хором ответят ему: «Тридцать пятое декабря!» Он сел за столик у двери между длинноволосым блондином и юнцом с растрепанной черной бороденкой. Напротив сидела шатенка с ниспадающими на плечи прямыми длинными волосами, странными карими глазами и ангельским лицом.

— В чем дело? — спросил блондин.

— Я офицер полиции, — сказал Карелла и показал свой значок.

Ребята посмотрели на него без всякого интереса. Девушка отбросила рукой прядь волос, спавшую ей на щеку, и отвернулась.

— Я хочу установить личность одного молодого человека, убитого в этом районе, — продолжал Карелла.

— Когда? — спросил чернобородый.

— В воскресенье вечером, восемнадцатого апреля.

— Где? — в свою очередь спросил блондин.

— В заброшенном доме на Гаррисон-стрит.

— Простите, как вас там зовут? — поморщившись, поинтересовался блондин.

— Детектив Стив Карелла.

Девушка, сидевшая напротив, резко отодвинула стул и встала, как будто ей вдруг захотелось выйти по делам. Карелла быстро взял ее за руку.

— Как вас зовут, мисс?

— Мэри, — ответила девушка, не желая садиться снова на свой стул.

Она высвободила руку и повернулась, чтобы уйти.

— А что, фамилии нет?

— Райн, — ответила она. — Пока, ребята.

Девушка уже отошла несколько шагов от столика, когда Карелла снова обратился к ней.

— Мисс Райн, взгляните, пожалуйста, на эту фотографию, — сказал Карелла, доставая записную книжку.

Девушка вернулась к столику, посмотрела на фото, но ничего не сказала.

— Вы его знаете? — спросил Карелла.

— Нет. Пока, — снова попрощалась девушка и быстро вышла из кафе.

Карелла проводил ее взглядом до выхода, а затем положил фото перед блондином.

— А ты?

— Не-е.

— Как тебя ховут?

— Боб.

— Ладно, пусть будет Боб. А фамилия?

— Кермоди.

— А ты? — спросил Карелла бородатого.

— Хэнк Скафейл.

— Вы оба живете в этом районе?

— Да, на Портер-стрит.

— И долго вы здесь живете?

— Достаточно.

— Значит, вы знаете большинство людей, проживающих здесь?

— Ребят — да, — ответил Хэнк. — Остальные как-то мало. меня трогают.

— А этого парня вы когда-нибудь видели?

— Нет, если, конечно, он выглядел раньше таким же, как на фотографии, — ответил Хэнк, изучая снимок.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, он же здесь мертвый, не так ли?

— Да.

— В этом же вся разница, — сказал Хэнк, покачивая головой. — Соки все вышли. Понимаете, все жизненные соки покинули его.

Выразившись столь образно, он снова посмотрел на фотографию и отрицательно покачал головой.

— Нет, я не знаю этого несчастного.

Ответы других юнцов были примерно такими же. Карелла показал фотографию посетителям, сидевшим за остальными пятью столиками, объясняя, что ему нужно, и терпеливо ожидал, пока фотография убитого пройдет по кругу. Никто из ребят не выражал особого энтузиазма в общении (и это понятно, ведь очень даже легко можно схлопотать удар дубинкой по голове лишь только потому, что полицейскому показалось, будто у него нет лишних оснований тебе доверять), но особого неуважения или неприязни никто не проявлял. Все, как правило, молча смотрели на фото, а затем отвечали, что покойник им не знаком. В конце концов Карелле пришлось поблагодарить их и выйти на улицу.

К пяти часам вечера Карелла обошел две парикмахерские, большой продовольственный магазин, обувную лавку, магазин грампластинок и еще четыре места, куда, по его мнению, могла заходить молодежь. Вообще, ребята предпочитали называть себя «тусовщиками», хотя Карелла и не любил этого слова. Ему казалось, что и убитому нельзя цеплять такой ярлык, пока не выяснится, кто он был на самом деле. Ярлыки и наклейки раздражали Кареллу, если, конечно, они