Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том II - Борис Галенин

А не пойдет Куропаткин вперед — так на то Господь Бог и начальство в Петербурге. Оно пусть волнуется.

Взять в таких условиях ответственность за эскадру — это уже больше, чем солдатское мужество. Это принятие на свои плечи ответственности за Россию. За так нещадно предаваемые и продаваемые Веру, Царя и Отечество. 

Учения и боевая подготовка в районе экватора

Отметим, кстати, что и в этих крайне неблагоприятных условиях все дни эскадры заняты были учениями и боевой подготовкой. Адмирал понимал, что только так он может как-то уберечь личный состав от разлагающего влияния затянувшейся стоянки в разлагающем климате.

Начинать же приходилось практически с абсолютного нуля. В приказе от 25 января 1905 года Адмирал писал: «Маневрирование эскадры было нехорошо. Простейшие последовательные повороты на 2 и на 3 румба, при перемене курса эскадры в строю кильватера, никому не удавались: одни при этом выходили внутрь строя, другие выпадали наружу, хотя море было совершенно спокойно и ветер не превосходил 3 баллов. Повороты “вдруг” были особенно дурны. Стрельба из больших орудий была бесполезным выбрасыванием боевых запасов».

Как при всем этом должен был вести себя Адмирал с командирами и офицерами эскадры? Неудивительно, что он стал повышенно резок, как и любой Командующий, видящий разложение, неумение и нежелание учиться со стороны своих подчиненных.

И вот здесь придется сказать несколько слов о тщательно муссируемых рассказах о резком, доходящем до грубости обращении адмирала Рожественского с этими самыми подчиненными.

Во-первых, из приведенных выше материалов уже видно, что с разными подчиненными и обращались по-разному. Как и с кораблями и их командирами. На «Александре» и на «Авроре» было, к примеру, все тип-топ — так им и благодарности шли устно и в приказе. Отзывы князя Гагарина мы читали, а дневники Егорьева и врача «Авроры» Кравченко напечатаны — каждый может легко сам убедиться. Лейтенант Рихтер, командир «Быстрого», тоже, помнится, говорил, что слова грубого не слыхал от Адмирала.

А если тот же Озеров пил у себя на «Сисое» запоем и офицеров подбивал компанию составить, так неудивительно, что приходилось ему слышать от Рожественского не просьбы о ценных советах, а напротив: указание на полную негодность командира линейного корабля, так ведущего себя в таком походе. А уж то, что Озеров в своих показаниях к себе за компанию и других — погибших в бою — командиров подтащил, так это на его, Озерова, совести.

Письма подчиненных как материал для характеристики руководителя

Во-вторых, несомненно, при прочих равных в первую очередь попадались под горячую руку свои «суворовские» офицеры.

Каждый знает по опыту, какая неприятная штука служебный нагоняй, особенно, не дай Бог, при очевидцах. Каждый помнит, какие чувства долго испытываешь потом к «любимому» начальнику независимо от справедливости полученной нахлобучки. Но в мирных условиях можно пожаловаться на зверя начальника маме, жене или подруге, друзьям и знакомым. И все отзывы останутся только малозаметным сотрясением воздуха. В условиях походно-полевых или военно-морских ни жен, ни друзей, ни родителей под боком, как правило, нет, да и с подругами бывает не густо. Для выражения эмоций остается жанр эпистолярный — письма. Обиженные офицеры в зависимости от темперамента жаловались на Рожественского или хаяли его в письмах женам и родителям, друзьям и знакомым, а по этим письмам историографы 2-й эскадры до сих пор почему-то оценивают именно адмирала Рожественского, а отнюдь не их авторов.

За примерами далеко не идти. Оценка Адмиралом стрельб уже известна из приказов, приведенных выше. Удивительно ли, что старший артиллерист «Суворова» лейтенант Владимирский в письмах жене выражает явное недовольство Командующим: «Адмирал, кажется, скоро совсем спятит. По ночам ему все чудятся ракеты, то есть что атакуют миноносцы, а в обращении с подчиненными дошел до того, что одного командира миноносца, капитана 2-го ранга, схватил за шиворот».

Лейтенант Владимирский мог не знать, какие разведданные получает Адмирал о наличии в Мозамбикском заливе японских кораблей, но уж о том, что на миноносце «Блестящий» из-за пьянства матросов перевернулась шлюпка и трое из них утонули, ему, скорее всего, было известно. Что должен был делать Адмирал, у которого подобных случаев было примерно по двадцать на дню, с командиром «Блестящего» капитаном 2-го ранга Шамовым, допустившим пьянство, усугубленное указанными последствиями, на борту миноносца? Что было бы с Шамовым во времена не столь далекие, объяснять, думаю, не нужно. Но шиворотом бы точно не отделался бы.

Младший минный офицер с «Суворова» лейтенант Петр Александрович Вырубов 1-й — во всех отношениях отличный парень, старый дальневосточник, доброволец, русский патриот и ненавистник всех либералов, демократов, революционеров и прочих предателей Царя и Отечества, один из трех офицеров, отказавшихся покинуть горящий «Суворов», — был при этом очень самолюбивым молодым человеком, что бывает, и еще как бывает.

В начале проводимых на эскадре в Носси-Бе учений в боевой части, которой заведовал лейтенант Вырубов, случались неприятные накладки — типа мины не вылетают из аппаратов, что вызвало, и возможно не один раз, адмиральские филиппики в адрес младшего минера. Свою обиду лейтенант изливал в письмах к отцу: «В своем адмирале мы окончательно разочаровались, — пишет он 22 января. — Это человек, совершенно случайно заслуживший такую хорошую репутацию. На самом деле он самодур, лишенный каких бы то ни было талантов. Он уже сделал и продолжает делать ряд грубых ошибок. Одна надежда на его личную храбрость, благодаря которой мы хоть будем иметь возможность хорошо подраться»{189}.

То, что сам Вырубов не мог обеспечить в военное время безотказную работу своей боевой части на корабле, он себе легко прощал. Как же вы не понимаете? Угольные погрузки и вообще.

А вот каково было провести такую эскадру от Либавы до Мадагаскара, не потеряв ни одного корабля, и обогнуть при этом мыс Доброй Надежды?

К сожалению, лейтенант, видимо, считал это легким упражнением для начинающих судоводителей.

Но вот, что любопытно и что почему-то опускают все критики Адмирала, любящие ссылаться на письма 25-летнего лейтенанта из русского уездного городка Носси-Бейска. В том же письме от 22 января несколькими абзацами выше Вырубов в рассказе об эскадренных стрельбах говорит дословно следующее. 

Стрельба эскадры глазами лейтенанта Вырубова: из шести пять!

«13, 18 и 19-го выходили в море всей эскадрой и стреляли по щитам.

Первая стрельба была неважная, но вторая и особенно третья прекрасные…

Особенно хорошо стреляли 12-дюймовые башни: носовая, например, из 6 снарядов положила 5, так что адмиралу Того пришлось бы расписаться в получении их полностью.

Но важнее всего, что снаряды эти не случайные, а являлись результатом уверенного управления огнем и хорошей наводки. При каждом выстреле носовой башни мы все были убеждены, что снаряд попадет удачно, и только следили, не разобьет ли он совсем щит».

И вот такую вот стрельбу Адмирал называет «бесполезным выбрасыванием боевых запасов»?! Ему что шесть из шести надо было? Можно понять лейтенанта Владимирского, когда за пять из шести вместо ящика шампанского втык получаешь.

Правильно Рожественскому снарядов на «Иртыше» на эскадру не прислали! А то он и данными ему вместо снарядов муляжами бедного Того в первые десять минут раскатал бы. Ведь раскололся же на 5-й минуте Цусимского боя 12-дюймовый с «Суворова» об мостик «Микаса», где стоял Того{190}. Как ни крути — десятка! С 6000 м без пристрелки в малозаметную серо-голубую тень в мглистый день. А если бы этот снаряд не просто разломился, а еще и взорвался бы!.. 

Приказ № 29 от 10 января 1905 года

Рассказ лейтенанта Вырубова о стрельбе эскадры стоит дополнить небольшим отрывком из статьи «Некоторые тактические уроки Цусимы. (К тридцатилетию Цусимского боя)»{191} капитана 1-го ранга русского флота, флагмана 2-го ранга, а затем вице-адмирала флота советского, доктора военно-морских наук, профессора Леонида Георгиевича Гончарова — в 1905 году старшего штурмана крейсера 2-го ранга «Рион» в составе 2-й эскадры флота Тихого океана, а потому не понаслышке знающего, что происходило в описывамое время в солнечном Носси-Бейске.