«Враги народа» за Полярным кругом (сборник) - Сергей Ларьков

Д.И.Березин. Фотография [«Поход „Челюскина“», т.2]

Обнаружился и ещё один любопытный документ. Это подписанное секретарем начальника Главсевморпути Мухановым (он, кстати, покинул «Челюскин» у острова Колючин) удостоверение: «Выдано Главным Управлением Северного морского пути при СНК СССР т. Бобровой Е.И. в том, что она действительно является женой Заместителя Начальника Экспедиции п/х „Челюскин“ А.Н.Боброва и направляется из Москвы во Владивосток для встречи мужа. Просьба ко всем партийным, профессиональным и общественным организациям оказывать т. Бобровой всяческое содействие». Такой привилегии была удостоена лишь семья Бобровых, во всяком случае, других подобных документов не обнаружено.

Совершенно удивительна, даже фантастична судьба ещё одного челюскинца, печника из бригады строителей, Дмитрия Ильича Березина. На борт «Челюскина» он поднялся осуждённым на 10 лет заключения с конфискацией имущества по обвинению в преступлениях, предусмотренных пунктом 7 статьи 58-й УК – «Подрыв государственной промышленности, транспорта, торговли, денежного обращения или кредитной системы, совершённый в контрреволюционных целях» [«Уголовный кодекс…» ], в чекистском просторечии – «вредительство». Предыстория этого обвинения, половины слов из которого 38-летний крестьянин из глухого восточного угла Новгородской (тогда – Ленинградской) области вряд ли понимал, такова. В октябре 1932-го Дмитрий Березин, более двух лет (1918–1920) провоевавший в Красной Армии, числился крестьянином-единоличником. Он, неимоверным трудом кормившийся с семьей от нескольких десятин бедной, очищенной от мокрых лесов земли, как мог сопротивлялся вступлению в колхоз, крестьянским чутьём чувствуя, что ничего хорошего это не принесёт. Доламывавшее за партией «великий перелом» Объединённое Главное Политическое Управление 24 октября в затерянной в лесах деревеньке Гусево арестовывает Дмитрия Березина и предъявляет ему обвинение в том, что «он состоял в контрреволюционной группировке, которая систематически вела разлагательную работу в колхозе, агитировала против проводимых мероприятий… сорвала весенний сев… организованно расхитили колхозную рожь» (стиль документа. – авт.). В конце ноября 1932 года Березин с «подельниками» привезен в Ленинград, на Детскосельский (в прошлом – Царскосельский, ныне – Витебский) вокзал, где он… бежит из-под стражи и 3 декабря объявлен в розыск. Через 20 дней Тройка Полномочного представительства ОГПУ в Ленинградском военном округе рассматривает дело Березина и принимает упомянутое решение. Статья 82 УК («Побег арестованного из-под стражи») в приговоре не фигурирует, и можно подумать, что арестованный ждёт своей участи в «Крестах» или на Литейном проспекте, где недавно разместилось Ленинградское ГПУ. Он, однако, на свободе, наверное, где-то близко от дома и, возможно, с опушки леса наблюдает, как местные милиционеры в северную российскую зиму оставляют в пустой избе и с пустыми хлевами его жену Устинью с четырьмя сыновьями на руках, старшему из которых – двенадцать, а младший – десятимесячный сосунок. Паспортов у крестьян тогда не было, и Дмитрию Ильичу удалось, наверное, с помощью односельчан и родственников «выправить» какую-то справку и вместе с 20-летним братом Михаилом, тоже печником, завербоваться, как тогда говорили, «на Север» и так оказаться на «Челюскине». Наверное, братья не менее чем за год рассчитывали подзаработать на восстановление разорённого хозяйства, а Дмитрий – отсидеться подальше от оперов ГПУ – авось, забудут. В одном из архивных дел экспедиции хранится «Список рабочих и ИТР, находящихся на пароходе „Челюскин“, семьям которых полагается красноармейский паёк». Список составлен 2 октября 1933 года, когда «Челюскин» стоял у острова Колючин. В списке и неженатый Михаил, и отец четырёх детей Дмитрий указывают, что иждивенцев они не имеют, а в графе «Адрес иждивенцев», естественно, прочерк. Осторожность явно не лишняя, хотя паёк голодающей семье Дмитрия не помешал бы, но тут бы и выяснилось, что он – «государственный преступник».

В остальном же Дмитрий Березин вёл себя в плавании и дрейфе весьма активно. Бригаду строителей решено было «образовать» (в ней были даже неграмотные), и комиссар экспедиции Бобров отмечает: «Особенно выделялся в учёбе и работе печник Дмитрий Ильич Березин. Начал он обучаться с азов, но в скором времени перегнал своих товарищей. Березин <…> заинтересовался литературной деятельностью и часто обращался к нашим писателям и журналистам за указаниями, как описывать события. На льдине его дневник случайно попал к Баевскому, и он поместил в нашей стенгазете ряд очерков Дмитрия Ильича, написанных очень живо, красочно и интересно» [«Поход „Челюскина“», т. 2, с. 112]. Дмитрий Березин был активным сторонником похода к материку, но подчинился решению начальства ждать самолёты.

Имя объявленного в розыск противника линии партии на селе появилось в газетах и в передачах радио вместе с именами других челюскинцев не позже декабря 1933 года. Видимо, оперативники ОГПУ не сразу связали это имя с именем беглого арестанта, а, связав, долго ничего не предпринимали, очевидно, надеясь, что «само рассосётся». Не рассосалось, и 9 июня 1934 года, когда поезд с челюскинцами уже ехал с торжеством по стране, новгородский оперсектор ОГПУ посылает в Москву извещение о том, что Д.И.Березин ещё 17 месяцев назад объявлен в розыск. Задача перед чекистами стояла непростая: арестовывать беглеца, как того требует закон, или нет? Если арестовывать, то где? – не на Красной же площади, из рук «всесоюзного старосты»? А прекратить дело – значит признать, что враг народа и народный герой – одно и то же? Решение, судя по всему, было принято по-своему мудрое – не обращать внимания. Никаких документов о прекращении уголовного дела, об отмене решения Тройки в архивном деле Д.И.Березина в Новгородском УФСБ нет: сразу за «Извещением» 1934 года подшито «Заключение Прокуратуры Новгородской области от 10 октября 1989 года о реабилитации Березина Д.И.». Отрывок из дневника Дмитрия Ильича был опубликован в 1-м томе «Похода „Челюскина“». Крестьянски предприимчивые братья Березины, внезапно превратившиеся из беглого арестанта и его пособника в редких для тех времён орденоносцев, где-то по дороге из Ванкарема в Москву с кем-то очень влиятельным поговорили о том, что хотят изменить свою жизнь – Дмитрия Ильича высоко ценили и комиссар экспедиции Бобров, и заместитель её начальника Баевский. Результатом стало то, что уже в июне 1934 года жители захолустной новгородской деревеньки указывают свои новые домашние адреса – ленинградские, и служебный – ул. Халтурина, 15, т. е. адрес Ленинградского Управления ГУСМП. НКВД, видимо, решило забыть о Березиных накрепко – их минует и «кировская чистка» Ленинграда 1935-го года, и повальные ленинградские аресты 1937–1938 годов. Более того, в семье Дмитрия Ильича в 1937 году появляется пятый сын, в 1939-м – шестой. В 1941 году семья живёт уже в престижном, как бы сейчас сказали, районе на улице Чайковского у Таврического дворца, её глава работает на одном из ленинградских заводов. В августе 1941 года, за несколько дней до начала блокады Ленинграда, Дмитрию Ильичу удаётся отправить семью в родное Гусево. Сам он остаётся при заводе на казарменном положении. В первую блокадную зиму дом разбомбило, а сам Дмитрий Ильич либо умер от голода, либо погиб под бомбами. Все попытки семьи выяснить обстоятельства его смерти были безуспешны. В 2002 году в живых оставались два сына челюскинца Дмитрия Березина, человека с редкой судьбой. Анатолий Дмитриевич, которому в момент ареста отца не было и года, живет в Гусево, самый младший, Борис Дмитриевич – в Санкт-Петербурге. Брат Дмитрия Ильича Михаил умер в Узбекистане в 1950 году, не дожив и до 40 лет (об истории Д.И.Березина более подробно – [«30 октября», 2002].

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});