«Враги народа» за Полярным кругом (сборник) - Сергей Ларьков

Заместителями начальника экспедиции О.Ю.Шмидта во всех материалах по подготовке экспедиции значатся И.Л.Баевский и И.А.Копусов. Фамилия заместителя Шмидта по политчасти, Алексея Николаевича Боброва, значит – первого заместителя (что и было зафиксировано фактом его назначения начальником вместо заболевшего и вывезенного Отто Юльевича; впрочем, пробыл он им, как известно, всего два дня, после чего командовать раскиданными по всей Чукотке челюскинцами стало невозможно, да и сам Бобров заболел), появилась в последние дни перед отплытием. Зачем к О.Ю.Шмидту, коммунисту с 15-летним стажем, советскому учёному новой формации, в помощь которому был назначен практически освобожденный парторг Владимир Задоров, числившийся то ли кочегаром, то ли машинистом, было приставлять замполита, совершенно непонятно. Шмидт был знаком с Бобровым с 1919-го года, со времён совместной работы в Наркомате продовольствия. Не исключено, как станет ясно из последующего, что скорее Боброва послали под надзор Шмидта и Задорова. Уроженец г. Осташкова Тверской губернии (в изданиях о «Челюскине» он назван уроженцем Ленинграда), учился, но не закончил гимназию, в Санкт-Петербурге. В 19-летнем возрасте, в 1905 году в Нижнем Новгороде Бобров вступает в РСДРП(б) (по другим данным – в 1909 году в эмиграции), состоит в подпольной военной организации (значит – участвует в «эксах», сейчас бы его назвали «террористом»), эмигрирует – типичная жизнь профессионального революционера! Правда, в материалах архива ФСБ есть сведения о перерыве партийного стажа в 1913–1917 годах, т. е. со времени возвращения из эмиграции до революции. В своей «Анкете награждённого» Бобров образование указывает как незаконченное высшее, специальность – экономист, а вместо производственного стажа немудряще указывает – «профпартработа», стажа, очевидно, не имеющая. Из его биографии в газете «Правда» [«Правда» ]: «Партия поручает Боброву самую разнообразную работу: он – председатель Орловского губисполкома, советник советского посольства в Персии, зав. иностранным отделом Наркомпути, зам. председателя Всесоюзного объединения „Союзсельмаш“».

5 января 1931 года А.Н.Бобров был арестован ОГПУ «по обвинению в совершении преступления, предусмотренного пунктом 13 статьи 58 УК», а через месяц по тому же обвинению арестована и его жена Елизавета Ивановна. Нечасто встречающийся 13-й пункт гласит: «Активные действия или активная борьба против рабочего класса и революционного движения, проявленные на ответственной или секретной (агентура) должности при царском строе или у контрреволюционных правительств в период гражданской войны влекут за собой меры социальной защиты вплоть до расстрела» [«Уголовный кодекс» ]. Детали обвинения, несмотря на нашу просьбу, ФСБ не сообщила. Однако решением коллегии ОГПУ сначала, 4 декабря 1931 года, после 10-месячного заключения в ленинградском «Большом доме», освобождена Елизавета Ивановна, а еще через три с половиной месяца, 17 марта 1932 года, и сам Алексей Николаевич. Обоснования освобождения в архивной справке ФСБ не приводится. Через год с небольшим несостоявшийся «враг народа» назначается в очень важную, пропагандистски ориентированную экспедицию комиссаром. И вот на первом заседании партячейки после гибели корабля О.Ю.Шмидт «с большой гордостью отмечает величайшую организованность, дисциплину, выдержку и мужество, проявленные всем челюскинским коллективом в момент катастрофы. Очень разнородный по своему составу коллектив челюскинцев тем не менее показал себя единым и сплочённым в ответственейший момент экспедиции. Эти блестящие качества челюскинского коллектива в целом – результат семимесячной политической работы, планомерно проводимой во время похода ячейкой ВКП(б), судкомом и прочими общественными организациями челюскинцев. Много сил отдал этой работе А.Н.Бобров», – то есть начальник экспедиции в духе и на языке времени отдаёт положенную дань своему комиссару, а комиссар потом поделился опытом в статье «Воспитание боевого коллектива» [«Поход „Челюскина“», т. 2].

А.Н.Бобров. С акварели худож. В.Сварога [«Поход „Челюскина“», т.1]

Между тем в Москве что-то происходило. В деле № 650 фонда Главсевморпути в РГАЭ обнаружилась датированная 24 января 1934 года радиограмма, резко отличающаяся по адресату и содержанию от остальных: «Москва Кремль Михаилу Ивановичу Калинину // Взволнован сообщением из дома тчк Не рецидив ли болезни 1930 года Убедительно прошу выяснить зпт телеграфировать п/х Челюскин Бобров». На бланке телеграммы надпись чернилами, без подписи: «Семья с телеграммой ознакомлена 26.I.34 г. Ответ послан, согласован с семьёй». Совершенно очевидно, что к председателю ЦИКа его старый партийный товарищ обращается не по медицинскому вопросу, речь явно идет о каких-то делах, окончившихся арестом Алексея Николаевича. Каким образом дошли известия о неприятностях до Боброва, как сообщили ему о них радисты Кренкель или Иванов – непонятно, но телеграмму Калинину Кренкель от второго человека в экспедиции вынужден был принять. 27 января на «Челюскин» поступает ответная радиограмма: «Семья крайне удивлена телеграммой на имя Калинина тчк Дома все здоровы шлют привет тчк (и почти умоляюще – авт.) Дальнейшем радируйте через наши рации тчк Главсевморпуть Фёдоров» (Н.Ф.Фёдоров – заведующий секретариатом ГУСМП. – авт.). Тут открываются большие просторы для фантазии, например, о том, в частности, сколько было радиостанций на «Челюскине», не было ли кроме судовой и предназначенной для зимовки, ещё одной, своеобразной «вертушки». Участие в челюскинской эпопее чуть не закончилось для Боброва трагедией: уэленский врач Леонтьев практически в последний час спас его от смерти от перитонита, ставшего результатом банального аппендицита.

Д.И.Березин. Фотография [«Поход „Челюскина“», т.2]

Обнаружился и ещё один любопытный документ. Это подписанное секретарем начальника Главсевморпути Мухановым (он, кстати, покинул «Челюскин» у острова Колючин) удостоверение: «Выдано Главным Управлением Северного морского пути при СНК СССР т. Бобровой Е.И. в том, что она действительно является женой Заместителя Начальника Экспедиции п/х „Челюскин“ А.Н.Боброва и направляется из Москвы во Владивосток для встречи мужа. Просьба ко всем партийным, профессиональным и общественным организациям оказывать т. Бобровой всяческое содействие». Такой привилегии была удостоена лишь семья Бобровых, во всяком случае, других подобных документов не обнаружено.

Совершенно удивительна, даже фантастична судьба ещё одного челюскинца, печника из бригады строителей, Дмитрия Ильича Березина. На борт «Челюскина» он поднялся осуждённым на 10 лет заключения с конфискацией имущества по обвинению в преступлениях, предусмотренных пунктом 7 статьи 58-й УК – «Подрыв государственной промышленности, транспорта, торговли, денежного обращения или кредитной системы, совершённый в контрреволюционных целях» [«Уголовный кодекс…» ], в чекистском просторечии – «вредительство». Предыстория этого обвинения, половины слов из которого 38-летний крестьянин из глухого восточного угла Новгородской (тогда – Ленинградской) области вряд ли понимал, такова. В октябре 1932-го Дмитрий Березин, более двух лет (1918–1920) провоевавший в Красной Армии, числился крестьянином-единоличником. Он, неимоверным трудом кормившийся с семьей от нескольких десятин бедной, очищенной от мокрых лесов земли, как мог сопротивлялся вступлению в колхоз, крестьянским чутьём чувствуя, что ничего хорошего это не принесёт. Доламывавшее за партией «великий перелом» Объединённое Главное Политическое Управление 24 октября в затерянной в лесах деревеньке Гусево арестовывает Дмитрия Березина и предъявляет ему обвинение в том, что «он состоял в контрреволюционной группировке, которая систематически вела разлагательную работу в колхозе, агитировала против проводимых мероприятий… сорвала весенний сев… организованно расхитили колхозную рожь» (стиль документа. – авт.). В конце ноября 1932 года Березин с «подельниками» привезен в Ленинград, на Детскосельский (в прошлом – Царскосельский, ныне – Витебский) вокзал, где он… бежит из-под стражи и 3 декабря объявлен в розыск. Через 20 дней Тройка Полномочного представительства ОГПУ в Ленинградском военном округе рассматривает дело Березина и принимает упомянутое решение. Статья 82 УК («Побег арестованного из-под стражи») в приговоре не фигурирует, и можно подумать, что арестованный ждёт своей участи в «Крестах» или на Литейном проспекте, где недавно разместилось Ленинградское ГПУ. Он, однако, на свободе, наверное, где-то близко от дома и, возможно, с опушки леса наблюдает, как местные милиционеры в северную российскую зиму оставляют в пустой избе и с пустыми хлевами его жену Устинью с четырьмя сыновьями на руках, старшему из которых – двенадцать, а младший – десятимесячный сосунок. Паспортов у крестьян тогда не было, и Дмитрию Ильичу удалось, наверное, с помощью односельчан и родственников «выправить» какую-то справку и вместе с 20-летним братом Михаилом, тоже печником, завербоваться, как тогда говорили, «на Север» и так оказаться на «Челюскине». Наверное, братья не менее чем за год рассчитывали подзаработать на восстановление разорённого хозяйства, а Дмитрий – отсидеться подальше от оперов ГПУ – авось, забудут. В одном из архивных дел экспедиции хранится «Список рабочих и ИТР, находящихся на пароходе „Челюскин“, семьям которых полагается красноармейский паёк». Список составлен 2 октября 1933 года, когда «Челюскин» стоял у острова Колючин. В списке и неженатый Михаил, и отец четырёх детей Дмитрий указывают, что иждивенцев они не имеют, а в графе «Адрес иждивенцев», естественно, прочерк. Осторожность явно не лишняя, хотя паёк голодающей семье Дмитрия не помешал бы, но тут бы и выяснилось, что он – «государственный преступник».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});