Птицы - Торин Владимир

Эта тихая, погруженная в себя женщина ни с кем особо не общалась. Обычно от нее можно было услышать лишь глухое бормотание: «Здравствуйте, здравствуйте», «Дела, да? Все хорошо, хорошо». При этом почему-то вдова Лилли была единственной во всем доме, кому миссис Поуп не выказывала откровенных знаков презрения. Консьержка будто бы вообще не замечала ее, всегда отворачивалась и старательно игнорировала. Как будто ей было или неприятно, или больно на нее смотреть.

Квартира вдовы Лилли представляла собой довольно угрюмое зрелище. Повсюду комьями лежала пыль, по углам висела паутина, а каминные часы так давно не шли, что их стрелки даже успели заржаветь.

В центре крошечной гостиной на выцветшем круглом ковре стоял засыпанный клубками ниток, мятыми газетами и вырванными книжными страничками диванчик, на котором сидел очень старый автоматон. Его завод давно иссяк, а ключ где-то потерялся. Механический слуга не шевелился…

Финч неуютно ежился и с тревогой глядел на вдову Лилли, покачивающуюся в кресле-качалке у пустого камина. Женщина была не в себе, он не знал, как себя с ней вести, и слова мистера Франки о том, что она «совершенно безобидна, как мышь с перебитыми лапками», не слишком-то вдохновляли.

– Мэм, – негромко проговорил мальчик. – Вы узнаете его?

Вдова Лилли подняла на него взгляд, полный слез. Фотокарточка в ее руках дрожала.

– Это он, – сказала она. – Он убил моего мужа.

Финч нахмурился. Его мрачные опасения подтвердились…

…С того момента, как Фанни Розентодд привезла их с Арабеллой на улицу Трум, прошел уже почти час.

Фанни провела детей до дома и даже вошла вместе с ними в подъезд.

У стойки миссис Поуп стоял приятель консьержки, старший констебль Доддж. Он как раз жаловался лысой кошатнице на выходки напарника, который «совсем слетел с катушек» и «растерял все крохи здравого смысла».

Оказалось, что младший констебль Перкинс всего за один день как-то (и главное – зачем-то!) выследил и изловил в Горри едва ли не всех преступников и проходимцев, чьи портреты висели на стене мистера Додджа, приволок их в «Фонарь констебля», и им (двум констеблям) пришлось, не поднимая головы, пять часов подряд оформлять «этих типчиков». А после еще дожидаться арестантского фургона из участка с улицы Грэйсби. Тамошние констебли также были не слишком довольны «самоуправством» и «неожиданной результативностью» Додджа и Перкинса, ведь на них свалилось столько хлопот накануне снежной бури. Они восприняли все это как подложенную им форменную свинью, да и господин Помм, инспектор Горри, не слишком-то любил чрезмерно ретивых подчиненных. В общем, удружил Перкинс мистеру Додджу так удружил и еще смеет удивляться, почему это его старший коллега так зол, ведь они – «Он мне так и заявил, представляете, миссис Поуп?!» – просто выполняют свою работу.

Старший констебль пыхтел, краснел и ежеминутно стучал кулаком по стойке, отчего Мо всякий раз с недовольным видом подпрыгивала. А потом дверь открылась, и его жизнь одномоментно выписала невиданный фортель: в подъезд вошла та, кого он меньше всего ожидал здесь увидеть, – несравненная Фанни Розентодд.

Мистер Доддж тут же поперхнулся жалобами и машинально пригладил бакенбарды. Затем он быстро дыхнул в ладонь, понюхал, пахнет ли луком и джином (любимыми у женщин запахами), и восхвалил и Перкинса, и свои «мучения», и само провидение, которые все вместе привели его сюда именно в этот час. Очевидно, мистер Доддж решил, что дети исполнили обещанное, но он никак не мог ожидать, что они не просто достанут ему аутографф великолепной мадам Розентодд, а приволокут ее саму.

Констебль извлек из кармана засаленную открытку с изображением Фанни, которую всегда носил с собой, потребовал у консьержки ручку с чернильницей, а затем поднес все это слегка сбитой с толку мадам Розентодд. Догадавшись, что от нее хотят, Фанни хмыкнула и настрочила поперек открытки дословно: «Только напишите: “Для Варфоломеуса Додджа”. И не забудьте добавить: “С любовью, Фанни”, мадам Розентодд!»

Законспектировав его просьбу, она вернула открытку и, повернувшись к детям, шутливо пригрозила им пальцем. После чего сказала: «До встречи, мои дорогие!» – и покинула дом № 17.

Ее появление в жизни констебля напоминало стремительный сон – вот он был, а вот его уже нет, и ты только недоуменно глядишь на размашистую надпись и понимаешь, что это не совсем то, чего ты хотел. И тем не менее это было лучше, чем ничего. А если подумать, то какая разница, что она написала, когда это Она написала! Сама! И не будучи связанной! Не под дулом револьвера! И без угрозы навестить ее котов, когда ее не будет дома!

Оставив мистера Додджа пускать слюни на открытку в обществе миссис Поуп, дети отправились каждый к себе, предварительно договорившись встретиться сразу после ужина у Финча и отправиться к Коре в Фогельтромм. Это непременно нужно было успеть сделать сегодня, ведь кто знает, когда именно начнется буря и вообще удастся ли выйти завтра из дома.

Зайдя в свою квартиру, Финч зажег свет и обнаружил у порога записку, которую, видимо, просунули под дверь. Содержание записки вызвало у Финча целый ворох недобрых предчувствий:

«Кое-что выяснил касательно пассажиров, вышедших из трамвая.

Нужна твоя помощь.

Срочно.

Человек, потерявший пуговицу»

Пару мгновений Финч пытался понять, что еще за трамвай, а потом до него дошло, что таким нехитрым образом «Человек, потерявший пуговицу» зашифровал «дом», при этом пассажирами, очевидно, были жильцы: они вышли и не вернулись…

Финч тут же подумал, что Арабелла не простила бы ему еще одного посещения старого шпиона без нее, и отправился на четвертый этаж. Подойдя к двери, он позвонил. К удивлению и негодованию мальчика, открыл мистер Дрей. Увидев Финча, он презрительно усмехнулся.

– Арабелла наказана и весь вечер просидит дома, – сообщил мнимый дядя самодовольно. – И гостей она сегодня не принимает.

Мистер Дрей уставился на мальчика с таким видом, словно искал способ открыть его черепную коробку. Очевидно, он пытался понять, чего можно ожидать от ребенка, который влезает в дела его нанимателей. Финч выглядел как самый обычный мальчишка, но Сергиус Дрей не обманывался: если уж его о нем предупредили особо, это не простой ребенок, мешающийся под ногами.

– Расскажи-ка мне, Финч из двенадцатой квартиры, – сказал мистер Дрей, – какие дела тебя связывают с моей племянницей?

– Дела, сэр?

– Да, дела, – с мерзко паточной улыбкой кивнул мистер Дрей.

– Мы дружим, – нехотя ответил Финч. – Она помогает мне…

– С уроками, да. – Было видно, что мистер Дрей не поверил ни единому его слову. – И где же, позволь поинтересоваться, в таком случае твои учебники и тетради?

Финч скрипнул зубами. А Сергиус Дрей все улыбался.

– Боюсь, тебе сегодня предстоит делать свои… хм… уроки в одиночку.

После чего захлопнул дверь перед носом мальчика.

Финчу ничего не оставалось, кроме как отправиться к мистеру Франки самому.

Мальчик позвонил в дверь, и она тут же распахнулась. Старый шпион на этот раз даже не спросил пароль.

– О! – воскликнул мистер Франки, увидев внука своего лучшего друга на пороге. – Наконец ты явился!

– Сэр, что вы узнали? – спросил Финч. – Зачем я вам понадобился?

Мистер Франки сказал: «Тс-с-с!» – и, пропустив его в квартиру, запер дверь. Гостиная старого шпиона, как и в прошлый раз, была погребена под газетными вырезками.

Финч был удивлен. То, что мистеру Франки понадобилась его помощь, вызывало опасения, если учесть, как они распрощались при последней встрече, когда старик выгнал его, лишь услышав имя Гелленкопф.

– Я узнал кое-что, да… – сказал мистер Франки. Он был явно чем-то взбудоражен – не мог найти себе места и бродил из угла в угол, ступая домашними туфлями прямо по разложенным на полу газетам. – Как я тебе уже говорил, все исчезновения связаны. Но в прошлый раз я кое-что упустил. И ты навел меня на мысль.