Десять десятилетий - Борис Ефимов

«Судебное разбирательство» сводилось, по сути дела, к тому, что главный обвинитель, один из самых приближенных к Хозяину опричников Андрей Вышинский патетически громил своим хорошо поставленным голосом всех подсудимых поочередно за их чудовищные преступления против великого дела — построения светлого будущего в нашей стране под мудрым водительством гениального «Вождя и Учителя, родного товарища Сталина». А каждый из подсудимых, в свою очередь, понуро подтверждал свои данные в застенках внутренней тюрьмы на Лубянке «признания». Исключение составил бывший секретарь ЦК, а потом посол в Берлине Крестинский, который нашел в себе мужество отказаться от данных им на предварительном следствии показаний, как выбитых из него зверскими истязаниями. Он был немедленно лишен слова, удален из зала и появился только через день — столь же смирный и со всем согласный, как другие.

Обстоятельно, толково и убедительно признавал свои «преступления» и Бухарин. Дико было его слушать — я не мог поверить в то, что он говорил, и одновременно приходилось верить, ведь человек говорил сам о себе. Мы сидели в этом зале рядом с Ильей Эренбургом. Он и Бухарин были школьными товарищами, вместе учились в московской гимназии, и, став одним из вождей рабочего класса, Бухарин неизменно поддерживал Эренбурга и помогал ему. И теперь, слушая признания своего бывшего одноклассника в чудовищных преступлениях против советской власти, Эренбург то и дело хватал меня за руку и приглушенным голосом вопрошал: «Что он говорит? Что он говорит?» Я только разводил руками. Но факт был налицо — после некоторого сопротивления и препирательств с главным обвинителем Вышинским Бухарин полностью признал себя виновным в шпионаже, предательстве, измене родине и даже в причастности к покушению на В. И. Ленина в 1918 году… Я не берусь судить, каким образом этого удалось добиться организаторам суда, я рассказываю только о том, что лично видел и слышал.

Говорил тот самый Бухарин, вчерашний член Политбюро, редактор «Правды» и «Известий», автор Конституции СССР, хрестоматийной «Азбуки коммунизма», десятков трудов по марксизму-ленинизму… Не сон ли это кошмарный? Но в ту пору задумываться, а тем более сомневаться не полагалось и было к тому же весьма опасно делиться с кем-нибудь своими сомнениями — слишком много имелось вокруг «стукачей». Полагалось только дружным хором на многолюдных собраниях «с чувством глубокого удовлетворения» приветствовать людоедский вопль Вышинского, которым он закончил свою обвинительную речь: «Расстрелять всех до единого, как бешеных псов!!!»

На процессе председательствовал пресловутый Василий Ульрих, «армвоенюрист 1-го ранга», которого правильнее было бы назвать «армвоенпалач 1-го ранга». Не забуду, с какой откровенной скукой он слушал Бухарина, когда тому было предоставлено последнее слово. Ульрих отлично знал, конечно, заранее и «свыше» определенный смертный приговор, он, видимо, считал эти последние слова пустой тратой времени. А Бухарин, прирожденный теоретик, социолог и политик, остался верен себе и тут. Ему захотелось, видимо, как-то философски осмыслить и проанализировать свои «признания». Но сценарием процесса это явно не было предусмотрено, и «армвоенюрист 1-го ранга» грубо прервал его:

— Подсудимый Бухарин. Нельзя ли покороче?

Бухарин остановился. Мне подумалось в этот момент, что даже специально отобранной публике в зале могла показаться бесчеловечной и страшной эта фраза, обращенная к человеку, произносящему в прямом смысле свое последнее слово.

— Покороче? — переспросил Бухарин. — Пожалуйста. Однако гражданин прокурор говорил здесь, сколько хотел и довольно долго. Даже цитировал Тацита. А впрочем… К чему, действительно, нужны лишние слова… Я закончил.

Эти поистине символически звучащие слова были последними, которые я слышал от Николая Ивановича Бухарина.

По широко и умело развернутой программе гнев и возмущение преступлениями Бухарина и других «врагов народа» с одинаковым энтузиазмом выражали многолюдные собрания трудящихся по всей стране — рабочие и артисты, колхозники и писатели, ученые и ткачихи. Не могли, естественно, уклониться от этого, не рискуя своей головой, и художники-карикатуристы…

В редакции «Известий» от меня, разумеется, запросили очередную карикатуру (отклик на процесс), изображающую разоблаченного «врага народа», недавнего редактора «Известий». И даже подсказали сюжет — изящное выражение Вышинского: «Бухарин — это помесь лисицы со свиньей».

Нет слов, трагична судьба Бухарина. Но и глубоко поучительна. Трагична и поучительна, как судьба всех тех, кто верил Сталину, доверял его кажущемуся расположению, принимал всерьез его «дружбу», разделял его планы, послушно выполнял его указания, пламенно выражал свою любовь к нему и преданность. Все они, как правило, были им стерты с лица земли.

Причем, он делал это их же собственными руками, которыми они охотно рыли друг другу могилу. Так, в частности, произошло с членами ленинского Политбюро. Сперва Сталин объединил всех — Зиновьева, Каменева, Бухарина, Рыкова и Томского — против одного Троцкого и уничтожил его. Потом, в союзе с Бухариным, Рыковым и Томским, расправился с Зиновьевым и Каменевым и, наконец, при помощи Молотова, Ворошилова, Андреева, Жданова уничтожил Бухарина и Рыкова. (Томский застрелился сам.) С исключительной хитростью и коварством Сталин следовал принципу почитаемого им Макиавелли: «Разделяй и властвуй». Так, Николай Иванович Бухарин, по природе своей мягкий и порядочный, сделался под влиянием Сталина участником безнравственных, преступных расправ над своими же товарищами и соратниками и, в конце концов, сам стал жертвой этой «системы».

Сегодня иногда задают вопросы: «А как вы тогда относились к этой судебной инсценировке?», «Что вы говорили, когда обсуждали ее между собой?»

Ответ очень прост: мы ничего не говорили и ничего не обсуждали, воспринимая процесс и все на нем происходившее, как некую реальность, обсуждению не подлежащую. Но наедине, в своем редакционном кабинете, расхаживая взад и вперед, брат говорил мне:

— Думаю, думаю, думаю и ничего не могу понять. А ведь я, один из редакторов «Правды», по своему положению должен был бы что-то знать и объяснять другим. А на самом деле я в полном замешательстве, растерян, как самый последний обыватель. Откуда у нас оказалось столько врагов? Люди, с которыми мы жили, дружили, вместе воевали, вдруг оказываются нашими врагами, и достаточно им только оказаться за решеткой, как они моментально начинают признаваться в своих преступлениях. Недавно произошел примечательный эпизод, который мне многое объяснил. Я зашел в кабинет к Мехлису и застал его за чтением какой-то толстой тетради. То были показания недавно арестованного, исполнявшего обязанности редактора «Известий» после ареста Бухарина, Бориса Таля. «Извини, Миша, — сказал Мехлис, — не имею права, сам понимаешь, дать тебе читать. Но посмотри, если хочешь, Его резолюцию».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});