Новый швейцарский Робинзон - Иоганн Висс

Между тем несколько ливней напомнили нам о необходимости поторопиться со сбором посевов и заготовкой запасов на зиму. Во время этих работ мисс Женни обнаружила столько ловкости и рвения, что помощь ее была для нас драгоценна. Девушка оказывала тысячу услуг моей жене, которая привязалась к ней искренней дружбой. Все работали чрезвычайно усердно, и потому, когда начались дожди, наши приготовления к этому времени были окончены.

Хотя ежегодный возврат времени дождей был для нас привычен, однако мы еще никогда не встречали времени нашего заключения без грусти и страха, которые еще усиливались шумом моря, завываниями ветра и раскатами грома. Но на этот раз, благодаря распорядительности мисс Женни и особенно ее приятному обществу, цена наших богатств удваивалась в наших собственных глазах. С тех пор, как стало с кем делиться, все в наших глазах обновилось уже вследствие того, что все было ново для нашей гостьи.

Я отказываюсь описывать подробно все мелкие события этого счастливого времени. Тихое счастье описать трудно, и все, что я мог бы рассказать, показалось бы повторением описанного раньше. Женни помогала нам усовершенствоваться в знании английского языка и особенно в произношении. Сама она очень быстро стала понимать по-немецки и говорить на этом языке довольно правильно, что доставило большое удовольствие моей жене. Между ней и молодой девушкой установилась такая искренняя любовь, что однажды мисс Женни дрожащим голосом, обнаруживавшим, какое значение она придавала своей просьбе — попросила у жены позволения называть ее матерью. Это вызвало маленькую сцену, полную теплого чувства и слез, которые будут понятны всяким, сохранившим память о своей матери. — И у меня есть теперь мать, воскликнула Женни, обнимая мою жену, — прекрасная и нежная мать!.. — А у меня прибавилась прелестная дочь, — ответила жена, — явился еще добрый и любящий ребенок! — И она прижала Женни к своему сердцу.

А когда мальчики, смеясь, оспаривали у Женни поцелуи матери, девушка говорила: — Фи, какие завистливые; фи, жадные: не хотят поделиться своим благом с тем, кто был лишен его так долго. Злые братья!

У Женни был замечательно прекрасный голос и талант к музыке. А музыкальная память ее была так обширна, что девушка помнила наизусть большие произведения всех мастеров. Она научила петь Франсуа, у которого так же были большие музыкальные способности. Нежное пение этих детей, небывалые до сих пор концерты заполнили пробел в нашей жизни. Чистый и звонкий голос Женни звучал по всей пещере; мы молча слушали ее, и песнь нашей гостьи возносила душу нашу к Богу. Зима показалась нам менее печальной, и до нового появления светлых дней мы не жаловались на их отсутствие.

XLII. Важное событие. Последняя глава

Однако, по нашем выходе из заточения, мальчиками овладела сильная жажда свободы и независимости; они покинули пещеру с тем настроением, с каким птицы вырываются из клетки и стрелой несутся в залитые светом поля. Фриц, отважный мореход, предложил поездку на остров Акулы, чтобы взобраться на тамошние скалы и посмотреть не представит ли нам море чего-либо нового. Я не мог сопутствовать ему, и он отправился с Жаком. Я поручил им тотчас по прибытии на остров дважды выстрелить из пушки, как мы делали это каждый год при первой нашей морской поездке после времени дождей, с одной стороны, для пользы несчастных, которых буря могла выкинуть на наши берега, а с другой и для попытки войти в сношения с кораблями, которые могли находиться вблизи нашего острова. Мальчики тем охотнее исполнили мою просьбу, что самым большим удовольствием для них было заставить греметь нашу артиллерию. Но каково же было на этот раз их изумление, когда на их двойной выстрел послышался вдали ответный.

Сначала Фриц и Жак усомнились было, думая, что могли слышать эхо. Но за первым ответным выстрелом последовал второй, а через несколько минут тревожного ожидания и третий.

Первое впечатление заставило братьев кинуться друг другу на шею и не давало им произнести ни слова. Наконец Фриц воскликнул:

— Люди! Люди!

— Какие люди? — спросил Жак, — неприятели или друзья?

И, дрожа всем телом, он прибавил: — Что нам делать?

— Сейчас же уведомим отца! — ответил Фриц.

И они побежали к лодке, сели в нее и, при помощи усиленной гребли, быстро достигли берега.

— Что случилось? — спросил я, увидев их расстроенные лица.

— Папа! — восклицали они, кидаясь мне на шею, — разве ты ничего не слыхал?

— Решительно ничего.

Тогда они сообщили нам великую новость.

Я подумал, что они ошиблись; однако они так настойчиво утверждали, что слышали три выстрела, что я не мог сомневаться в справедливости известия. Но следовало ли нам радоваться или бояться? Подошли ли к острову европейцы или малайские морские разбойники? Вот вопросы которые сильно меня тревожили.

Я поспешил собрать свою семью и выяснить ее мнение, потому что признавал случай слишком важным, чтобы принять решение по своему личному усмотрению.

Прежде чем мы решились на что-либо, настала ночь, и я предложил отправиться спать, поручив старшим сыновьям быть по очереди перед пещерой. Ночь не оправдала наших надежд, основанных на прекрасной погоде предшествовавшего дня. Поднялась страшная буря, дождь лил потоками, и рев ветра не дозволил нам различить никакого особенного звука со стороны моря. Два дня и две ночи мы могли думать, что вновь наступает время дождей, и потому мы не решались отправиться на поиски, как условились было сначала. Только на третий день, когда ветер спал и море стихло, мы поплыли к острову Акулы. Я отправился с Фрицем, захватив с собой флаг, при помощи которого мы обещали подать нашим друзьям в пещере знак радости или тревоги. Было условлено, что если я трижды взмахну флагом и затем брошу его в море, то семья моя должна бежать в пещеру, а если, напротив, я высоко подниму его над головой и поставлю около себя, то моим домашним нечего опасаться.

Можно представить себе, с каким трепетом сердца мы, пристав к острову, взбирались к нашему наблюдательному посту. Но как тщательно мы ни вглядывались в даль, однако не могли различить ничего. Тогда я поручил Фрицу зарядить пушку и выстрелить.

Едва прошло несколько минут по исполнении моего поручения, как мы услышали в юго-восточном направлении, то есть в стороне, куда мы ни разу не плавали, выстрел, затем другой, третий и до семи. Теперь уже нельзя было сомневаться в присутствии корабля вблизи нашего острова; оставалось лишь узнать намерения экипажа.

Мы возвратились к своим, не подав им никакого знака.