Гринвичский меридиан - Юлия Лавряшина

Пол шагнул было в солнечную заводь двора и тут же отшатнулся. От яркого света потемнело в глазах. Нет, не от света Пол застыл, боясь продохнуть, потому что сердце его должно было разорваться от того, что он увидел, да почему-то медлило. Он услышал далекий оклик: "Пол!" или ему просто почудилось? Какое дело было до него той прекрасной, беременной женщине, что уезжала с другим мужчиной?

— Я опоздал, — произнес он вслух по-русски, и тонкий, противный всхлип вырвался у него из горла.

Пол пережал его рукой и, спотыкаясь, побрел в обратную сторону. За эти месяцы он не сошел с ума и не спился потому, что был совершенно уверен: стоит ему разобраться с собой и вернуться, как перед ним распахнется такая бездна радости, какой не познать до конца жизни. Если Пол и предупреждал себя, что его могут и на порог не пустить, то — не всерьез. Так стращал, как беспомощные матери пугают малышей "чужим дядей". Он убедил себя в том, что надо отвязаться от Режиссера, чтобы вернуться к ней цельным и чистым. Но вот Режиссера как будто бы не было, и Пол снова оказался в России, а его звезда за это время удалилась на столько парсеков, что было уже не достать.

Не заметив, как потерял букет, он тер платком окровавленную руку. Потом уронил его, вернулся, поднял и сунул в карман.

— Да наплевать, брось его на землю! Здесь кругом такая помойка…

— Откуда ты взялся? — спросил он Режиссера. — Я думал, ты погиб…

— Разве ты забыл, как я навещал тебя в Лондоне? Великолепно! Значит, ты — жив, а я погиб? Так не пойдет… Мы можем умереть только вместе.

Пол согласился:

— Давай умрем. Словно киты, что вместе выбрасываются на сушу. Ты да я, вот и все мое семейство.

— Умереть из-за женщины?! — презрительно воскликнул Режиссер. — Ничего глупее я от тебя еще не слышал!

— Наплевать, — равнодушно отозвался Пол. — Ты сам сказал: наплевать.

Режиссер ехидно заметил:

— Ты не можешь здесь умереть, а значит и меня не тронешь. Твое гипертрофированное чувство долга велит тебе увезти маленьких английских обывателей подальше от этой дикой страны. Ты и сам становишься тут дикарем, сходишь с ума от невиданной страсти… Разве это к лицу добропорядочному британцу? Хорошая служба, свежее пиво, большой камин в доме с садиком на заднем дворе — что еще нужно для счастья? Все это у тебя уже есть. Осталось обзавестись милой, хозяйственной Мэри. Зачем тебе эти русские страсти? От них сходят с ума или стреляются… А ты ведь хочешь жить, что бы ты там не говорил насчет китов. А вот интересно, будешь ли ты хотеть этого по-прежнему, когда узнаешь, почему она не вернулась той ночью домой?

Стиснув платок так, будто хотел выжать из него впитавшуюся кровь, Пол выдохнул:

— Она была с тобой?

— Ты такой проницательный, Бартон! Ничего от тебя не скроешь! И в то же время, такой глупый… Ты все не так понял. Она была со мной не потому, что хотела меня. Увы! Не могу этим похвастаться.

Облизав пересохшие губы, Пол тихо спросил:

— Тогда — почему?

Режиссер заливисто рассмеялся:

— А, любопытно? Великолепно! Неужели ты не догадался, великий Пол Бартон, что могло погнать бедную девушку прочь от дома? В ночь, в страшный замок, к такому чудовищу, как я? Только открытие, что ты — чудовище куда более страшное… Она посмотрела твой фильм, дорогой мой Бартон. Всего один, но ей и этого хватило.

Разбитый асфальт метнулся, оттеснив приближавшуюся гряду сосен, — это Пола скрючило так, словно Режиссер ударил его по затылку. Он не мог ни распрямиться, ни продохнуть. Боль железным крюком уцепила за сердце, и Бартон покорно пережидал ее, склонившись перед Режиссером.

— Я не виноват, — сказал тот и вдруг ласково погладил его по голове. — Ты хотел, чтобы я погиб? Нет, мой милый, нам с тобой предстоит еще целый век страданий. Выпрямись, ты уже можешь. Иди, Бартон. Иди… Подальше от меня… Но помни, мы с тобой неразлучны.

Открыв глаза, Пол обнаружил, что лежит на траве, невдалеке от того самого места, где когда-то пытался спасти бор. За деревьями уже виднелись разновысотные стены коттеджей, построенных без выдумки, но добротно. Русские строят свои дома попроще, чтобы скорее отвязаться от работы.

Бартон сел и увидел рядом светлоголового мальчика лет десяти. Открытые карие глаза его улыбались, а губы вторили им.

— Это я вас разбудил, — сказал он. — Здесь нельзя спать. Клещей много.

— Кого? — спросил Пол, с трудом приходя в себя.

— Клещей, — повторил мальчик. — От них можно заболеть энцефалитом и умереть. Нам в школе рассказывали. С меня мама уже двух сняла. Они такие малюсенькие, сразу и не заметишь. Давайте я вас осмотрю, вдруг какой-нибудь уже заполз!

Он безбоязненно присел рядом с Полом и запустил пальцы в его короткие, редкие волосы. Сосредоточенно засопев, мальчик внимательно обследовал голову, шею, заглянул за воротник, Потом скомандовал:

— Штаны поднимите… Ну, хоть до колен. Ой, какие у вас ноги волосатые! Тут запросто клещ затеряется.

Закончив осмотр, мальчик с облегчением сказал:

— Ну, вроде нет никого. Пойдемте отсюда скорее, пока не наползли.

"В этой стране даже нельзя полежать на траве, — удрученно думал Пол, следуя за мальчиком. — В городах запрещено, а в лесу опасно. Какая-то противоестественная жизнь…"

Он чувствовал себя так, будто его отвергла не одна женщина, а вся Россия.

— Почему ты здесь живешь? — спросил он у мальчика.

Тот поднял улыбчивое личико и доверительно сообщил:

— Я тут родился.

— Тебе нравится?

Мальчик быстро задергал загорелыми, не закрытыми майкой плечиками:

— Не знаю. Нравится. А вы иностранец, да? Вы откуда?

— Из Лондона. Знаешь такой город?

— Да, — неуверенно протянул он. — Это столица… Чего-то.

— Великобритании.

— Точно! Я и хотел сказать. А моя мама все в Москву хочет. А я нет.

Пол удивился:

— Почему? Там красивее.

Мальчик рассудительно сказал:

— Там я никого не знаю. А тут у меня друзья. Я лучше с ними буду, чем в Москве.

"Да, — подумал Пол, — вот, наверное, в чем дело. В прошлый приезд я не видел ни грязи, ни рытвин, потому что она была со мной. А теперь я один, и все эти тягостные подробности их быта наседают на меня со всех сторон. Автобуса в аэропорту мы ждали почти полчаса, в отеле не оказалось горячей воды… Но разве я счастлив в своем прекрасном Лондоне? Если так, зачем я снова приехал в эту страну, похожую на череду бесконечных трущоб?"

— Как тебя зовут? — спросил он у мальчика, прощаясь с ним за руку.

— Коля, — ответил он. — А зачем вам? Вы ведь уедете.

Пол серьезно сказал: