Ii. Камень второй. Горящий обсидиан - Ольга Макарова

— А чему ты учился? — сразу же последовал вопрос.

— О, много чему, — повел рукой Максимилиан. — Всему, что составляет путь Сохраняющего Жизнь.

— Ты — воин с мечом без гарды!.. — восхитилась Эдна, но быстро сникла и с сомнением закусила нижнюю губу… — А тех парней… Кракена и остальных… ты все-таки убил…

— Некоторых людей нельзя спасти. А некоторых и не нужно… — слова, которые говорил своему ученику — Джуэлу Хаку — непреклонный Кангасск Абадар, вырвались у Макса сами собой. Никогда он еще не думал, что так легко примет подобную философию… — Чего они хотели-то от тебя? — в свою очередь спросил Макс.

— Я… задолжала Кракену кучу денег… — сбивчиво и виновато ответила Эдна.

— Врешь ведь… — вздохнул Макс и покачал головой, но допытываться не стал.

В общий зал они, конечно же, не пошли, и Эдна не пыталась больше уговаривать Максимилиана: представила, каково это — лишний раз появляться на людях человеку с обезображенным лицом… Ведь только ей этот парень казался красивым. У обычных же людей истинного зрения нет, или оно развито слабо и проявляется лишь в редкие моменты озарения.

…Эдна не была обычным человеком…

В который раз уже Максимилиан бросил взгляд за окно. Облокотившись о стену, он стоял так, что мог спокойно смотреть на улицу, не рискуя быть замеченным… Тот парень, изо всех сил изображавший из себя простого обывателя, слоняющегося по рынку и торгующегося насмерть за каждую медяшку, все еще был на месте. Макс заметил бы его и без настойчивых подсказок горящего обсидиана, так он выбивался из безликой толпы: слишком точные и четкие движения, нет свойственной простому горожанину расхлябанности, слабости и неуклюжести; плюс плохо скрываемые попытки вглядеться в ту тень у окна, которой ему кажется снизу Максимилиан.

…Макс спокойно перевел взгляд на Эдну, будто и не случилось ничего необычного. Маленькая, стройная, понуро опустившая плечики; небрежным жестом взъерошившая себе волосы, стриженые по-мальчишечьи коротко… она напоминала пташку, запертую в тесной и душной клетке… Или маленького ребенка, которого поленился сводить на веселую ярмарку отец.

— Расскажи что-нибудь, Милиан… — невыразимо грустно попросила она.

Неспешно отлепившись от прохладной стены, Макс подошел и сел рядом с Эдной на край кровати.

— Я не мастер рассказывать истории, — сказал он, разведя руками, и, после некоторых раздумий, предложил: — Могу почитать стихи. Ты стихи любишь, Эдна?

— Люблю! — девушка радостно вскинула вихрастую голову; в глазах ее появился задорный огонек.

— Ну тогда слушай…

Находившийся за день Макс с наслаждением развалился на кровати, удобно закинув кисти рук за голову и вытянув усталые ноги, и принялся рассказывать.

По порядку. Всё, что написал за свою жизнь… все, о чем кричала душа в стихах, когда невозможно было выразить чувства и мысли обыденными словами…

Эдна не сразу поняла, что это его собственные стихи. А когда поняла, у нее заныло сердце…

Заключенная в рифмованные строки, перед ней проходила вся непростая жизнь этого странного парня. То, что он никогда не поведал бы ей (и никому вообще) даже в самом душевном разговоре, звучало в стихах свободно, искренне, трогательно…

…Блистательный водопад, где каждая капля сверкает ярче самого прекрасного из драгоценных камней. Водопад истинного света, который простым зрением никогда не увидеть, не ощутить…

Потомки Зиги-Зиги говорят, что на берегу Безымянного Континента, омываемого волнами Океана Фееры, их славный предок очаровал своими стихами изумрудных драконов, тогда еще не знавших человечьего языка и пробудил в них любовь и любопытство ко всему человечеству.

Тогда они видели просто Истинный Свет, который несло разумное существо, отмеченное Небом…

В отличие от тех драконов, Эдна прекрасно понимала слова, слагавшие стихи Максимилиана. И зачастую в них было слишком много безысходной тоски и боли.

Они ломали что-то в душе, эти слова. Ломали болезненно и тяжело. Но от них невозможно было оторваться. Их невозможно было не полюбить. Как невозможно было не полюбить того, кто их создал.

— Что ты? — удивленно произнес Макс, увидев, как по щекам Эдны покатились крупные блестящие слезы.

Секунду спустя девушка уже тихонько всхлипывала у него на груди… Это был искренний момент, и, бормоча что-то утешительное и гладя мягкие послушные волосы Эдны, Макс почувствовал, что еще немного — и он заплачет тоже. Этого бы ему никак не хотелось… Вообще, затеяв эти чтения, он намеревался просто скоротать время и найти применение давним стихам, которые почти всю жизнь писал «в стол». Неожиданный же вышел эффект…

— Не плачь, ну не плачь… — как-то странно сказал он, точно боясь, что голос может дрогнуть. — Это же просто стихи.

Эдна вытерла рукавом слезы и, вздохнув, посмотрела за окно. Небо стремительно серело: день близился к вечеру…

Макс до самой темноты не произнес больше ни слова, совершенно замкнувшись в себе. Он словно испугался того, что сделали его стихи с Эдной… и с ним самим…

Несколько часов он просидел на ковре, спиной к двери, почти не двигаясь, — только вертел в ловких пальцах левой руки жесткое, странного вида перо.

— Что это за перо? — решилась спросить Эдна.

— Это перо одного старого дрекавака, — глухо и неохотно отозвался Макс. Этот голос, по сравнению с тем, что читал стихи, нежно, печально, с едва уловимой дрожью… казался бесчувственным и чужим.

Вытянув из кармана какой-то невзрачный клочок бумаги, Максимилиан провел по нему тем краем пера, которого предусмотрительно никогда не касался: послышался хруст, очень громкий в мертвой тишине комнаты, — и клочок распался надвое.

— У меня плохое предчувствие, — вдруг произнес Макс.

Эдна насторожилась, разом припомнив свое нечаянное спасение от смерти, и даже приготовилась вскочить на ноги.

— Лежи, — шепотом велел Максимилиан, выставив вперед правую ладонь. И добавил: — Ждём…

В ожидании прошло два мучительных часа. В крохотной комнате, где Макс ни за что бы не развернулся с мечом или посохом, постепенно становилось все темнее. Тьма выползала из углов и крала все очертания. Наконец остался лишь клетчатый квадрат окна и его серебристая копия на полу, вычерченная светом сияющей в чистом небе луны. В этом квадрате сидел теперь Максимилиан; словно отсчитывая секунды, дрекавачье перо мерно подрагивало в его пальцах…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});