Семнадцатилетние - Герман Матвеев

— Ну, просто я соскучилась без тебя, вот и решила зайти…

Женя недоверчиво покосилась на подругу, но без возражений шагнула на тротуар.

— Куда?

— Поедем на Невский. Мне надо кое-что купить.

«Кое-что» оказалось обыкновенным деревянным грибком для штопки чулок: старый утащил и изгрыз Трюк. Женя понимала, что такой грибок можно купить и на Петроградской стороне, а значит, поездка в центр была вызвана чем-то другим.

Когда грибок был куплен и девушки вышли из «Пассажа», уже смеркалось. Фонари еще не горели, темно-серое небо сливалось с крышами домов.

— Пойдем пешком, — предложила Светлана. Женя кивнула головой, и подруги медленно направились в сторону Главного штаба.

— Светка, ты мне так ничего и не скажешь?

— А что?

— Ты сегодня какая-то необыкновенная!

— Ах, Женя! Сегодня у меня такое настроение… Я даже не знаю, как его назвать…

В этот момент вспыхнули и ярко загорелись фонари. Они залили светом весь Невский проспект и в одно мгновенье изменили облик города. Это было неожиданно и так соответствовало внутреннему состоянию Светланы, что она остановилась.

— Вот как получилось! — сказала она со счастливой улыбкой.

— Что «получилось»? — с удивлением спросила Женя.

— А ты даже не заметила? Смотри, как стало светло!

— Ну, зажгли фонари! Вижу. А что еще получилось?

— Ничего! — рассердилась вдруг Светлана. — Раз не понимаешь — и не надо! Ты толстокожая!

Светлане казалось, что не только подруга, но и все люди должны радоваться ярким фонарям, хорошей погоде, шумному движению, толкотне. Всюду, куда бы она ни взглянула, все горело, отсвечивало, блестело, сверкало. В окнах магазинов ослепительно сияли красным, зеленым, голубым светом слова реклам. Блестели кузова автомашин, отражая тысячи огней. Сверкали стеклянные вывески. Даже скользкие тротуары, еще не посыпанные песком, блестели.

Пройдя мимо штаба, девушки обогнули Адмиралтейство и вышли на набережную. На мосту Светлана удержала подругу:

— Смотри! Нигде в мире не увидишь ты ничего подобного… Дворец, Адмиралтейство, Академия, Университет, Петропавловская крепость… И какой простор!

День угасал. Северо-западная часть неба была еще сравнительно светлой, и на фоне его четким силуэтом вырисовывался шпиль Петропавловской крепости.

И снова на глазах у девушек зажглись цепочки фонарей на набережных и вспыхнули гирлянды огней через Неву.

— Как красиво! — вырвалось у Светланы.

Она жадно вглядывалась в развернувшуюся перед ней картину, словно хотела запечатлеть ее в своей памяти навсегда.

Женя недоумевала. Красота, которой восхищалась Светлана, не казалась ей такой необычной. «Что с ней? Можно подумать, что она впервые увидела, как зажигаются фонари».

— Здесь будет кому-то памятник, — сказала Светлана, когда они остановились на Стрелке.

— Ну, так что?

— Ничего. Может быть, пойдем еще пешком?

— Пойдем. Вообще-то говоря, на пустой желудок такая прогулка… Хе-хе!

— А я совсем не хочу есть…

Мост через Невку прошли незаметно. Справа стоял дом в лесах. Общежитие Университета во время блокады выгорело внутри, и сейчас его восстанавливали.

— О чем ты думаешь, Светлана?

— О тебе. Смотрю на окна и думаю, что пройдет еще немного лет — и, может быть, тебя здесь будут ждать с нетерпением. Ты приедешь на машине, войдешь в квартиру и строго спросишь: «Хе-хе! Где здесь больной ребенок? Ну-ка, высунь язык! Скажи: а-а-а… Где у тебя болит?»…

Светлана так удачно скопировала тон и манеру разговора подруги, что та расхохоталась.

— Мне их будет жалко. Я буду выписывать только сладкие лекарства.

— Женя, а правда, хорошо, что мы живем в Ленинграде?

— Да уж, конечно, не плохо… А ты мне все-таки скажешь, что с тобой случилось?

— Только с условием, что ты не произнесешь ни одного слова ни за, ни против, — сказала Светлана и передала ей Алешино письмо.

— Ни за, ни против! — повторила Женя, задерживаясь под фонарем. — Да будет так!

Она прочитала письмо, посмотрела на Светлану, медленно сложила бумагу, сунула в конверт и вернула обратно.

— Пускай «ни за, ни против»… Сядем в трамвай! Они подошли к остановке и долго стояли молча.

— Ты бы могла уехать из Ленинграда куда-нибудь в другой город? — неожиданно спросила Светлана.

— Если нужно, то какие могут быть разговоры!

— А я?.. Не знаю. Я бы тоже поехала, если бы…. Если бы нужно было.

Говоря это, Светлана думала о том, что если рядом с ней будет Алеша, то ей безразлично, где работать, хоть на краю света!

НЕЖДАННЫЕ ГОСТИ

В квартиру, где жил учитель химии, позвонили две девушки. Дверь открыла маленькая старушка с удивительно ясными и добрыми глазами.

— Вам кого? — спросила она с любопытством.

— Скажите, пожалуйста, здесь живет Василий Васильевич?

— Здесь. А вы его ученицы?

— Да.

Старушка приветливо улыбнулась.

— Проходите, пожалуйста. Он будет рад… Василий Васильевич, в старом светлом пиджаке без галстука, сидел в мягком кресле и, зажав между коленей кофейную мельницу, усердно крутил ее ручку. Увидев нежданных гостей, он страшно смутился.

— Извините, девочки… я сейчас… одну минуту, — пробормотал он и пошел в соседнюю комнату переодеваться.

— Василий Васильевич, мы же по делу… — попробовала остановить его Тамара…

— Сейчас, сейчас. Как можно? Посидим! Такие редкие гости и вообще… — говорил он уже за дверью.

— Уж вы извините его, — виновато сказала жена. — Он по-домашнему… не ждали вас. Сейчас мы кофейку поставим…

— Ну что это… — протянула Тамара. — Точно мы какие-то барышни!

— Ну как же… как же! Такие редкие гости и вообще… Садитесь, пожалуйста, не знаю, как вас зовут?

— Меня зовут Катей, а ее Тамарой.

— Очень приятно, а меня зовут Марфа Викторовна. А вы, значит, Катя Иванова! Ну как же… Знаю! Василий Васильевич мне про вас много рассказывает. Очень приятно!

Катя с любопытством слушала Марфу Викторовну. Ее манера говорить, двигаться была чем-то похожа на то, как говорил и двигался Василий Васильевич. «От долгой совместной жизни они стали похожи друг на друга», — подумала Катя. Тамара между тем изучала глазами обстановку, надеясь найти семейный альбом, о котором им рассказывал Константин Семенович. И действительно, она сразу увидела его на письменном столе. В кожаном переплете, с медной застежкой, он выглядел как новый, хотя лет ему было, наверно, немало.

— Разрешите посмотреть? — попросила она Марфу Викторовну.

— Пожалуйста! Сделайте одолжение.

Старушка подошла к столу, передником смахнула воображаемую пыль и передала альбом девушке.

— А вы, значит, Тамарочка Кравченко. Тоже знаю! Я всех вас знаю, только не видела. Смотрите на здоровье, но здесь ничего интересного нет. Наши старые знакомые…

— А Василий Васильевич тут есть? А вы?

— Ну как же! Мы иногда снимались.

— Ученики его тоже есть? — спросила Катя.

— Нет. Ученики больше группами снимались. Всем классом.

— У него, наверно, много учеников? — спросила Тамара.

— А как вы думаете? — охотно отвечала старушка. — Сорок лет учителем работает. Как же не быть!

— А вы кого-нибудь из них знаете? Из старых его учеников? — продолжала расспрашивать Тамара, незаметно подмигнув Кате.

— Знаю, многих знаю. Извините меня, пожалуйста. Я пойду кофе приготовлю…

Тамара на какой-то момент задумалась, но, быстро сообразив, что такую возможность упускать нельзя, отложила альбом в сторону и пошла за Марфой Викторовной.

— Я вам помогу.

— Ну зачем же вам беспокоиться!

— Что вы, мне это доставит только удовольствие… Катя едва сдерживала смех. «Вот журналист. Как она в нее вцепилась!»

Лишь только за ними закрылась дверь, пришел Василий Васильевич в своем обычном виде.

— Извините, Катюша. Заставил ждать. Очень рад вас видеть! Как это вас осенило ко мне заглянуть?

— С Новым годом вас, Василий Васильевич, с новым счастьем! Мы вот возвращались с экскурсии… Были в Русском музее. Ну, и решили зайти к вам, поздравить, а заодно посоветоваться по важному вопросу… И потом, мы на вас обижены: почему вы к нам на вечер не пришли? Мы вас очень ждали…

— Немножко нездоровилось. Да и что мне там делать? Танцевать я не мастер. Садитесь, пожалуйста, Катюша.

Катя села возле стола, Василий Васильевич опустился напротив нее в кресло.

— Вечер у нас, кажется, получился удачный. Фонарики хлопали, и все очень жалели, что вас не было.

— Весело было?

— Весело! Особенно на горке веселились. Так хохотали…

— Ну и отлично. Константин Семенович человек живой и смелый. Относительно этой горки много спорили.