Художник моего тела - Пэппер Винтерс

было много случаев, когда я оказывался в ловушке. В ловушке кулаков. Стен. Правил. Крови. Но это был первый раз, когда я оказался в ловушке любви.

Мисс Таллап хотела меня.

Она хотела меня настолько, что уничтожала Олин в процессе.

Если бы я был эгоистом, то отошел бы в сторону и не вмешивался. Сохранил бы Олин для себя, зная при этом, что из-за меня страдает ее образование и будущее.

Но когда дело касалось девушки, которую я любил, то не мог остаться в стороне. Я бы совершил убийство ради нее. Сделал бы все, чтобы защитить ее.

— Ты думаешь о ней.

Мисс Таллап снова прикоснулась ко мне, проведя пальцами по моей груди.

Не выдержав ее прикосновения, я посмотрел в ее стареющее лицо. Она была здесь взрослой, а я — ребенком, но мое тело превосходило ее. Моя природа могла убить ее. Моя физическая сила намного больше, чем ее эмоциональная.

Но Олин… черт, она была моей самой большой слабостью, и у меня не было выбора. Я должен был заставить Таллап поверить. Должен был заставить этого богомерзкого растлителя детей купиться на историю о том, что был просто парнем, который трахал девчонок в своем классе.

Девочек, которые ничего не значат.

Высоко держа голову, я прошипел:

— Как я уже сказал, мне надоела Олин. Мне надоели все девчонки в этой гребаной школе. Я нацелен на получение диплома, и только. Если у вас есть проблемы со мной, вымещайте их на мне. Ни на ком другом. — Я склонился так, что наши носы почти соприкоснулись. — Если только вы не слишком боитесь.

Угроза висела между нами.

Я не боялся, что она исключит меня. Не боялся, что она снова будет удерживать меня.

Потому что в глубине своего существа я знал, что был для нее лишь вызовом. Завоеванием, которое она должна была заполучить. Мисс Таллап не прогонит меня, потому что где же тут веселье?

На протяжении самой долгой секунды она смотрела на меня, оценивая мою честность и взвешивая все возможные сценарии. Наконец, женщина провела рукой по моей спине и тихонько засмеялась.

— Знаешь… твоей первой ошибкой было думать, что я поверю, что ты ее не любишь. — Она ущипнула меня за сосок, заставив меня подпрыгнуть. — Твоя вторая ошибка — думать, что ты можешь угрожать мне, когда в моих руках твоя жизнь. — Потянувшись вверх, она схватила мой покрытый щетиной подбородок своими острыми пальцами, крепко держа меня. — И твоя третья ошибка — войти со мной в эту подсобку. — Она оскалилась, показывая острые зубы.

Я вырвался из ее рук и оттолкнул назад.

— Отстаньте от меня.

— Хочешь знать, почему ты только что совершил самую большую ошибку в своей жизни, Гилберт Кларк?

Я вздрогнул, не в силах подавить свой страх.

— Отвалите. Просто оставьте Олин в покое, и я не причиню вам вреда.

— Причинишь мне вред? — Она засмеялась. — Ты не можешь причинить мне вред.

Я сжал руки в кулаки.

— Я могу причинить вам боль прямо сейчас.

— Физически, да. — Она мрачно кивнула, в то время как пальцами перешла к груди и разминала ее через тонкую голубую блузку. — Но тогда тебя бы арестовали. Скажу, что ты всегда был жестоким и что я боюсь за безопасность общества. Ты потеряешься в системе. Преступник с судимостью до конца своей забытой Богом жизни. — Она облизала губы, ущипнув себя за соски, румянец согрел ее щеки. — Похоже ли это на карьерный рост, который ты планировал?

Я не мог говорить, так как ярость душила меня.

Она кивнула, как будто это был обычный урок. Затем оставила грудь в покое и переместила руки на бедра. Она стояла в строгой позе педагога и читала худший урок в моей жизни.

— Никто никогда не поверит, что ты не трогал меня, не трахал меня, не делал со мной нежелательных вещей. Хочешь знать, почему?

И снова мое молчание вибрировало от ненависти.

Она усмехнулась.

— Потому что ты никто. Ты рожден от отца-алкоголика, который держит в своем доме шлюх. Тебя бьют, поэтому у тебя есть мотив для насилия. Ты живешь в сексуально раскрепощенной среде, поэтому у тебя больше шансов трахаться. И у тебя не было границ, так что ты — понятная статистика, когда дело доходит до воровства, убийства… изнасилования. — Она печально покачала головой. — Все потому, что ты не знаешь, что хорошо, а что плохо.

Я зарычал, изо всех сил стараясь освободить свой голос от ярости.

Но она приблизилась ко мне, как змея, притиснув меня к стеллажу и прижав свое тело вплотную к моему. Каждый сантиметр меня отталкивал. Я закрылся. Ни намека на интерес к теплой груди, прижатой ко мне. Ни дрожи в ответ на приглашение к откровенному сексу.

Я не хотел иметь с этим ничего общего.

Ничего.

— Отвали. Ты. Блядь. От. Меня. — Мой голос не был человеческим.

Она улыбнулась, отталкивая меня, пока вела ладонью вниз по моей спине, а потом сжала мой вялый член.

Я дернулся, желчь обожгла мое горло.

Прежде чем я успел убрать ее руку со своего тела, она сильно сжала меня в кулак, заставив меня вздрогнуть, а глаза заслезиться.

— Как насчет того, чтобы заключить сделку, Гилберт Кларк?

Я задохнулся, когда она снова сжала меня, посылая непонятные волны вниз по моим ногам.

— Ты девственник?

Моргая, я изо всех сил старался сосредоточиться на ней, а не на боли, которую она причиняла. И сжимал до боли челюсти, прорычав:

— Убери от меня свои гребаные руки.

— Еще нет. Пока не ответишь на несколько вопросов. — Она вытащила мой член из брюк, опустила ниже руку и схватила яйца.

— Святые… — Я наклонился, пытаясь оттолкнуть ее, но это только усилило агонию, когда она потянула и не отпускала.

— Ты девственник? Да или нет? — Она мстительно ущипнула меня за яйца. Огненные спазмы боли заставили мое нутро забулькать. На лбу выступили капельки пота.

— Да или нет. — Она снова сжала мои яйца. — Я могу продолжать причинять тебе боль, или ты можешь ответить на мой вопрос, и я отпущу тебя.

Темные пятна заплясали перед моими глазами, когда она повела рукой вверх, сильнее сдавливая мои яйца, заставляя меня задыхаться до тошноты.

— Да! — задыхался я. — Блядь, да. Окей.

— Да, что?

— Да, я девственник.

— Так ты не спал с милой малышкой Олин? — Мисс Таллап усмехнулась. — Ни разу?

Я дико затряс головой, руками вцепился в ее запястье, отчаянно пытаясь освободиться от ее тисков.

— Нет. Мы… никогда. Мы ждем…

Ее мучения исчезли.

Она отпустила меня.

— Хороший мальчик. — Пожимая