Голубая луна - Лорел Гамильтон

Конечно, трудно было на него злиться, когда эта футболка облегала его торс как вторая кожа. Густые волосы Ричард увязал в свободный пучок, и каждый раз, когда он проходил освещенный солнцем участок, волосы вспыхивали струйками меди и золота. Трудно было злиться, когда от взгляда на него у меня перехватывало дыхание.

Ричард плавно шел впереди. Я в своих кроссовках не слишком от него отставала. По лесу я ходить умею — не так хорошо, как Ричард, но вполне прилично.

А вот Шанг-Да лесным жителем не был. Он шел почти пугливо, будто опасаясь на что-то наступить. Черные штаны и свежая белая рубашка будто нарочно зацеплялись за все, что и Ричард, и я проходила, не заметив. Вначале пути туфли у Шанг-Да были черные и начищенные до блеска, но долго они такими не оставались. Городские туфли, даже мужские, не приспособлены для ходьбы по лесу. Мне никогда не приходилось раньше видеть городского вервольфа, но никакая ловкость не может возместить полное отсутствие навыков хождения по лесу.

Сегодня дул ветерок, деревья шелестели и шептались. Прохладный звук доносился сверху, но возле земли воздух был неподвижен. Мы шли сквозь мир зеленого зноя и сплошных коричневых стволов. Солнечные блики играли на листьях, падали желтыми пятнами на прогалины, а потом мы уходили в густую тень. Там было на пару градусов прохладнее, но все же очень жарко. Был почти полдень, и даже насекомых сморило жарой.

Ричард вдруг остановился.

— Слышите? — спросил он тихо.

— Кто-то плачет. Женщина, — сказал Шанг-Да. Я ни черта не слышала.

— Может быть, женщина, — кивнул Ричард. И направился между деревьями почти бегом — пригнувшись, руки у самой земли. Сила расходилась от него, как волна от корабля.

Я бросилась за ним, стараясь все же смотреть, куда иду, но споткнулась и упала. Шанг-Да помог мне подняться, я вырвалась и побежала. Уже не глядя ни под ноги, ни на деревья, я следила только за спиной Ричарда, за его телом. Я повторяла его движения, решив, что там, где протиснется он, я тем более пройду. Перепрыгивала бревна, которых даже не видела, пока он их не перепрыгивал. Это было почти как под гипнозом. Мир сузился до спины Ричарда, мелькающей среди деревьев. Снова и снова я чуть не налетала на стволы, стараясь двигаться быстрее, чем могла, но все же я двигалась быстрее, чем успевало работать сознание. Будто я дала телу полную свободу. Я превратилась в работающие мышцы, бегущие ноги. Мир слился в блики зелени, света и тени — да еще сфокусировался на спине Ричарда, мелькавшей впереди.

Он остановился как вкопанный. Только что бежал — и замер на месте. Но я в него не врезалась — я тоже остановилась. Будто какой-то участок мозга, мне не подвластный, знал, что Ричард остановится.

Шанг-Да оказался сзади, так близко, что я ощутила едва уловимый запах его дорогого лосьона.

— Как это у тебя так получается, человек? — шепнул он.

— Что именно? — обернулась я.

— Бежать.

Я знала, что глагол «бежать» у ликои значит больше, чем люди вкладывают в это слово. Я стояла, покрывшись испариной, едва дыша, и знала, что сейчас случилось такое, чего раньше не бывало. Мы с Ричардом пытались вместе бегать, и не вышло. Он был на фут без двух дюймов выше меня, и большую часть его длины составляли ноги. Когда он бежал трусцой, я припускала во весь дух и все равно не могла угнаться. Добавить сюда, что он еще и ликантроп, и понятно, что он для меня слишком быстр. Только тогда я могла оставаться рядом с ним, когда он держал меня за руку и тащил силой меток и своей силой.

Я повернулась к Шанг-Да. Наверное, что-то было у меня на лице, удивление какое-то, потому что на лице Шанг-Да выразилось что-то очень похожее на сочувствие.

Ричард пошел дальше, и мы оба повернулись посмотреть, куда он направляется. У меня сердце стало биться реже, и я услышала то, что слышали они столетия назад: плач — хотя это было еще очень мягко сказано. Кто-то рыдал, будто у него сердце разрывалось.

Ричард шел на звук, и мы следовали за ним. Посреди поляны стоял большой платан. С дальней стороны массивного (пятнистого) ствола свернулась клубком женщина. Она сжалась в тугой комочек, руками обхватив колени. Лицо она запрокинула к сияющему солнцу, глаза крепко зажмурила.

У нее волосы были такие темные, что казались черными, пострижены очень коротко. Лицо белое с бахромой черных ресниц на бледных щеках, небольшое и треугольное, но другого описания я дать не могла бы. Оно обезобразилось от плача, глаза распухли, кожа покраснела. Женщина небольшого роста, одетая в грубые шорты цвета хаки, толстые носки, туристские ботинки и футболку.

Ричард опустился на землю рядом с ней и тронул ее за руку, еще не успев ничего сказать. Она вскрикнула, широко распахнув глаза. На ее лице мелькнул панический страх, но тут она узнала Ричарда, бросилась к нему на грудь, обхватила его руками и разразилась новым приступом рыданий.

Он стал гладить ее волосы, успокаивая:

— Кэрри, Кэрри, все хорошо. Все хорошо.

Кэрри. Уж не доктор ли Кэрри Онслоу? Вполне вероятно. Но зачем главный биолог экспедиции по изучению троллей закатывает истерики в лесной чаще?

Ричард сел на землю, притянул женщину к себе на колени, как ребенка. Трудно было судить, но вроде бы она была миниатюрной, еще меньше меня.

Рыдания стали стихать. Она лежала у него на коленях, в колыбели его рук. Они когда-то встречались. Я попыталась ощутить ревность, но не смогла. Уж очень сильным было ее горе.

Ричард погладил ее по щеке.

— В чем дело, Кэрри? Что случилось?

Она глубоко вдохнула, задрожала, выдыхая, потом кивнула головой и замигала глазами.

— Шанг-Да. — Потом она повернулась ко мне: — Вас я не знаю.

— Анита Блейк.

Она и так прижималась щекой к груди Ричарда, так что ей оставалось только поднять на него глаза.

— Вы и есть его Анита?

Ричард посмотрел на меня.

— Когда мы друг на друга не злимся, то да.

На моих глазах женщина стала приходить в себя, восстанавливаться, будто напяливая слои теплой одежды зимой. В глазах ее появилась мысль, лицо загорелось интеллектом и такой силой, целеустремленностью и решительностью, что они будто пробивались из-под кожи. Глядя на нее, я сразу поняла, почему Ричард с ней встречался. И радовалась, что она человек, и с ней Ричард заниматься сексом не будет. Только увидев ее, я уже знала, что она, единственная из всех прочих, могла бы создать мне серьезные проблемы. В отсутствие моногамии она была мне действительно опасна. Дело тут не в сексе, хотя и это меня чертовски доставало. Дело в том, что мой партнер не удовлетворен, а потому будет искать. И если ты продолжаешь искать, иногда ты находишь, что ищешь, — что бы ты ни искал.

Мне не очень нравилось глазеть на эту женщину, явно страдающую, и думать о своих проблемах. И мне не нравилось, что я ее побаиваюсь. В том смысле, что я — человек, а со мной он спал. И очень я была недовольна собой, что эта мысль возникла у меня первой. Очень недовольна.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});