Новая эпоха — старые тревоги: Экономическая политика - Евгений Ясин

Иран, тоже живущий за счет нефти, в конце 1970-х годов сменил либеральный прозападный режим шаха на глубоко реакционный режим аятолл, тоже основанный на средневековых ценностях, причем при поддержке широких масс. Чем-то Иран похож на Россию 1917 года, только мы совершали революцию вроде бы ради «самых прогрессивных» в мире идей.

Три самые светские и культурные исламские страны — Турция, Египет, Малайзия. У каждой из них проблемы серьезней наших нынешних. Турция, хотя и добилась немалых успехов, уже не один раз прибегала к вмешательству военных, чтобы предупредить приход к власти исламских фундаменталистов. В Египте — авторитарный режим, считающийся прозападным, где вместе с тем министрами назначаются главы кланов, использующие государственные посты для того, чтобы эти кланы кормить. Эта самая культурная страна арабского мира может усваивать чужие достижения, но не способна участвовать в их создании. Египетские таланты и капиталы находят применение в других странах.

Малайзия — единственная мусульманская страна, добившаяся успехов на основе модели догоняющего развития. Но — при активной китайской общине, занимающей ключевые позиции в бизнесе; при крупных иностранных инвестициях в развитие экспортных производств с целью экономии на рабочей силе, характерных для всего этого региона.

Как бы там ни было, но даже бывшие советские республики с преобладающей мусульманской культурой будут сталкиваться на пути развития с несравненно более сложными проблемами, чем Россия или Украина.

Я был бы рад, если бы проблемы стран исламской цивилизации разрешились наилучшим образом. Но для них традиционные ценности, исламская культура действительно будут представлять огромные препятствия для развития, несравнимые по масштабам с нашими. Я уж не буду говорить об Индии или странах Африки. Сказанное призвано подчеркнуть для нас именно это обстоятельство.

Вернемся к нашим нынешним проблемам, идущим, как кажется, от незыблемых национальных особенностей. На самом деле, как мы видели, сходные проблемы характерны для многих стран и цивилизаций, отстающих в своем культурном развитии.

Распоряжение властью — традиционная стилистика до сих пор норовит воспроизвести ЦК КПСС в облике администрации президента, как ЦК норовил воспроизвести царский двор. Главная идея: ни за что не отвечать, оставаться вне действия закона, но все решать. Уже в демократические времена Б. Н. Ельцин, который непрерывно подвергался нападкам со всех сторон, постоянно, видимо, ощущал, несмотря на свою принципиальную приверженность демократии, необходимость добиться покорности, овладеть рычагами. И шаг за шагом преуспел в этом: к концу его правления было сделано почти все, чтобы покончить даже с видимостью разделения властей. Конечно, ради дела.

Раз за разом власть показывала, что она может делать все, что захочет, причем давая такую интерпретацию закона, которая полностью обосновывала легитимность ее действий. Это, разумеется, относится и к уровню регионов, хотя здесь далеко не всегда блюли юридические тонкости. Короче, пока можно сказать: традиция возобладала, причем не только в действиях властей предержащих, но и подвластных, которые толкают власть к тому, чтобы она поскорее стала авторитарной, готовой ни с чем не считаться ради своего авторитета и достижения поставленных, даже отнюдь не стратегических целей. Бюрократия стремится оставить за собой полномочия, но передать ответственность на ступень выше. В конце концов — на первое лицо. А себе оставить возможность вкупе с теми или иными олигархами пользоваться полномочиями не только в государственных интересах. Так было, так есть. Так будет?

Итог — недоверие к власти и государству. Только президент удерживает высокий рейтинг доверия. Все остальные легальные институты — нет. Власти продолжает противостоять вольность, нежелание подчиняться закону, поскольку все убеждены, что власть первая не желает ему подчиняться, сама стремится лишь к тому, чтобы использовать закон в своих интересах.

Ну и как, скажете вы, выйти из этого порочного круга? Знаю одно: сегодня это только традиция, которая уже не поддерживается реальными экономическими отношениями. Интересами определенных групп — да! Но, в отличие от советской, рыночная экономика может быть без иерархии, и даже лучше живет без нее. Значит, справиться с этой традицией распоряжения властью можно. За это мы получили бы очень существенный прирост радиуса доверия.

Для власти в России есть реальная и очень трудная проблема, заставляющая искать ее решение в иерархии подчинения и авторитаризма. Это — пассивность граждан, их привычка к патернализму, готовность скорее подчиняться и воровать, нежели отстаивать свои права и свободы. На практике всегда оказывается легче и экономней заставить силой, страхом, приказом сверху принудить к действиям, чем рассчитывать на самодеятельность. Но должно быть ясно, что речь идет о преодолении традиций, порожденных прежними архаичными институтами и что прибегать к привычным средствам управления — значит воспроизводить и укреплять эти институты, создающие препятствия для развития страны, обусловливающую ее социально-культурное отставание.

Преступность в нынешних масштабах есть следствие ряда факторов:

1) ослабление государства в условиях демократической революции, подрыв авторитета прежнего репрессивного аппарата;

2) расширение гражданских свобод при запаздывании социальной ответственности, которая должна их дополнять;

3) резкое усиление социальной дифференциации и ограничение для многочисленных слоев населения возможностей легального доступа к вновь появившимся благам. Где молодой человек из бедных, вступавший в жизнь в 1992–1993 годах, мог найти самый быстрый способ удовлетворения своих ожиданий и претензий? Он находил его в организованной преступности, в «силовом предпринимательстве», причем на первых порах без особого риска. Кроме того, на силовое предпринимательство при слабости закона появился немалый спрос;

4) традиция вольности: редко где найдешь страну, в которой народный фольклор представляет бандитов столь привлекательными; блатные песни, блатной жаргон распространяются даже образованной элитой.

Можно уверенно сказать, что преступность не является неустранимым национальным пороком. Это болезнь переходного периода.

Коррупция — проблема потяжелее. Она является бедой практически всех стран низкого и среднего уровня развития, и одной из главных причин, почему они его не могут повысить. Ключевая проблема — примирительное отношение населения к коррупции, убежденность многих, что без взятки невозможно будет решить свои проблемы, что без нее станет еще хуже.

Коррупция — разновидность преступности, и все меры, которые окажутся действенными против последней, будут способствовать и снижению коррупции. Но здесь особенно важно участие всего общества в создании непримиримой обстановки в отношении коррупции. А это возможно лишь при увеличении радиуса доверия, прежде всего общества к власти.

Теневая экономика — органическое дополнение советской экономики и поэтому известный и понятный способ адаптации бизнеса и граждан к условиям переходного периода. Теперь она все больше становится просто способом ухода от налогов и сокрытия незаконных приобретений. Вместе с тем растет спрос на легализацию и защиту прав собственности, на улучшение репутации, необходимой для расширения дела и привлечения инвестиций. Соответственно должны сокращаться и масштабы теневой экономики.

Что объединяет все эти трудные проблемы, которые сегодня выходят у нас на первый план? То, что их решение требует изменения системы ценностей и неформальных институтов, развития культуры как условия роста экономики.

4.3

Что нужно

Для благополучия России в XXI веке ее экономика должна научиться производить и продавать на мировых рынках товары и услуги, отвечающие требованиям постиндустриального общества, т. е. такие, которые воплощают инновации и высокопрофессиональное умение.

Нефть, газ, металлы тоже годятся, поскольку конкурентоспособны. Они к тому же не требуют развития культуры и системы ценностей, а Россия, слава богу, не обделена природными богатствами. Так что особых усилий прилагать не надо.

Но эти товары будут приносить доходы лишь в той мере, в какой на них будет спрос на мировых рынках. А поскольку мировая экономика будет расти быстрее, чем на 3–4 % в год, и спрос на сырье и энергию будет расти еще медленнее в силу ресурсосбережения, подстегиваемого инновациями, возможности роста российской экономики при энергосырьевой ориентации экспорта в перспективе не превысят 2–3 %.

Поэтому, если мы хотим добиться стабильного процветания, сравнимого с другими развитыми странами, нам нужно научиться производить такие конкурентоспособные продукты, которые делают страну участником мирового технологического и экономического прогресса. Причем это должны быть не отдельные образцы для выставок. Такие продукты должны занимать в нашем экспорте не менее 10–15 %. Сейчас их доля на порядок меньше, как ни считать. В более широком плане нужен весомый экспорт конкурентоспособной готовой продукции — будь то энергетическое или металлургическое оборудование, станки, программное обеспечение или экологически чистые продукты питания. На внутреннем рынке в условиях полной открытости отечественная продукция должна занимать 75–80 %. При этом страна будет иметь надежный платежный баланс, устойчивую национальную валюту, хорошие перспективы развития. Конкурентоспособная готовая продукция — цель модернизации. Научиться производить и продавать ее — национальная задача, от решения которой зависит будущее страны, ее позиции в мире, благосостояние населения. Это исторический вызов для постсоветской России. Это равносильно тому, чтобы русские автомобили не уступали Volkswagen'y или русские самолеты — Boeing'y. Чтобы китайцы и американцы приезжали делать софтвер не только в Силиконовую долину, но и в Зеленоград или в Дубну.