Китайцы. Моя страна и мой народ - Линь Юйтан

разными издательствами, причем четыре произведения вышли одновременно в трех переводах. Среди весьма популярных произведений следовало бы упомянуть «Красную любовь» Коллонтай (два перевода; в оригинале «Любовь пчел трудовых». — Примеч. ред.), «Цемент» Гладкова (три перевода), «Дневник коммунистического школьника» Огнева (три перевода; в оригинале «Дневник Кости Рябцева», автор — М. Г. Розанов (1888—1938), псевдоним Н. Огнев. — Примеч. ред.), «Санина» Арцыбашева (три перевода), а также различные произведения Серафимовича и Пильняка, пьесы Шишкова, Иванова и критические работы Луначарского.

Для молодого Китая съесть столько за один раз, пожалуй, трудно, не исключено несварение желудка. И ничего удивительного, что Готорн и А. Франс уже не в моде. Власти сейчас протирают глаза, пытаясь разглядеть, в чем, собственно, дело и как надо поступить. Что они, в конце концов, будут делать и каков будет результат, никто предугадать не может. Ввести цензуру легко, и в последнее время она начала действовать. Труднее обеспечить людям довольство окружающим, и этого можно достичь тремя путями. Первый путь: дать недовольным писателям хорошую работу. Иногда это дает эффект. Второй путь: запретить им говорить, что они недовольны. Это, конечно, будет глупо. Третий путь: изменить ситуацию так, чтобы народ действительно был доволен, но этого нельзя достичь только с помощью цензуры. Нация разделена на оптимистов и пессимистов, причем последних большинство. Пока не будет видно большого объема конструктивной работы, пока мысли не высказываются вполне откровенно, пока не проявляются способности к уравновешенному критическому мышлению, голые лозунги и призывы, бездействие и болтовня не создадут нового государства, ни коммунистического, ни фашистского. Старшее поколение китайцев хочет вернуть Китай на рельсы конфуцианства, ограничить социальную активность женщин, восстановить преклонение перед «целомудренными вдовами». Однако у нового поколения китайцев это вызовет лишь обратную реакцию. Но и непричесанные коммунистические идеалисты с томиком Карла Маркса в руках и русской папиросой во рту, постоянно кого-нибудь критикующие, тоже не спасут Китай от его бед. Мне кажется, литература в Китае по-прежнему некое послеобеденное развлечение для самих литераторов, и старых, и новых.

Глава 8

ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ЖИЗНЬ

Люди искусства

На мой взгляд, из всех сторон китайской цивилизации только китайское искусство в состоянии постоянно вносить вклад в мировую культуру. Я думаю, это не вызовет серьезных споров. Китайская наука в любом случае не может слишком много мнить о себе, хотя китайская традиционная медицина предоставляет обширное поле для исследований и открытий. Китайская философия также не может долго производить впечатление на Запад, потому что ее умеренность, самоограничение и пацифизм, физически обусловленные ослаблением телесной энергии, не подходят людям Запада с их пылким темпераментом, избыточной агрессивностью и кипучей энергией.

По той же причине китайские общественные организации, связанные с религиозной жизнью, никогда не подойдут Западу. Конфуцианство слишком практично, даосизм чрезмерно бесстрастен, буддизм слишком пассивен для активного мировоззрения Запада. Те, кто каждый день вылетает в экспедиции на Северный полюс, покоряет стратосферу или бьет спортивные рекорды, никогда не станут хорошими буддистами. Однажды я видел европейских буддийских монахов, которые, разговаривая друг с другом очень громко и эмоционально, явно не способны были умерить свое возбуждение. Более того, один буддийский монах, бичуя Запад, призывал небесный пламень на всю Европу. Когда европейцы надевают буддийскую рясу и стараются казаться спокойными и бесстрастными, они выглядят просто смешными.

Однако было бы несправедливо говорить о китайцах как о нации, не понимающей достоинств своего искусства. Есть глубоко укрытая ниша в китайской душе, которую можно увидеть только благодаря ее отражению в китайском искусстве. Так же как у Сирано де Бержерака, весьма тонкая чувствительность китайской души укрыта за бесстрастной внешностью. За совершенно ничего не выражающим лицом таится трепетная эмоциональность; за замкнутой благопристойной внешностью китайца резвится беззаботная душа бездельника. Эти грубые желтые пальцы создают радующие глаз гармоничные образы, миндалевидные глаза над высокими скулами светятся добродушием, они одушевлены мыслью о прекрасном. Китайское искусство проявляет тонкий вкус, изящество и понимание стиля и гармонии, которыми отличаются лучшие достижения человеческого гения — от Храма Неба до любимой книжниками бумаги для письма и других предметов прикладного искусства.

Покой и гармония являются отличительными чертами китайского искусства, и исходят они из самой души китайского художника. Китайские мастера искусства мирно сосуществуют с природой, они свободны от оков общества и искушения деньгами, их душа витает высоко в горах, погружается в реки, сливаются с природой. И главное, они должны быть прямодушными и ни в коей мере не предаваться пагубным страстям, поскольку хороший художник — мы горячо в это верим — наверняка хороший человек. Он прежде всего должен «сдерживать сердце» или «расширять душу», путешествуя и созерцая. Такова серьезная школа, которую должны пройти китайские художники. Примеров можно привести множество. Вэнь Чжэньмин сказал: «Если мораль человека не высока, то тушь ему не повинуется». Китайский художник должен впитать душою все лучшее, что есть в человеческой культуре и духе природы. Один из величайших каллиграфов и художников Китая Дун Цичан (1555—1636) однажды сказал другому художнику: «Как можно стать патриархом живописи, не прочитав 10 тысяч книг, не пройдя 10 тысяч ли?» Когда китайские мастера искусств учатся рисовать, они не запираются в классе и не раздевают женщин, чтобы изучать строение скелета, и не копируют античные статуи, как это до сих пор делают в отсталых школах искусств на Западе. Китайские художники повсюду путешествуют, они восходят на знаменитые горы, например на гору Хуаншань в провинции Аньхой или гору Эмэй в провинции Сычуань.

Люди искусства в Китае не случайно укрываются далеко в горах. Во-первых, художники должны накапливать впечатления, наблюдая разнообразные образы живой природы, включая насекомых, деревья, облака и водопады. Чтобы их нарисовать, сначала нужно полюбить их, установить с ними духовную связь, слиться с ними воедино. Художники должны видеть, как, словно в калейдоскопе, изменяются тени и краски у одного и того же дерева утром и вечером, солнечным днем и туманным утром. Они должны собственными глазами наблюдать, как облака в горах «плывут вокруг скал и окутывают деревья». Но для них важнее холодного и объективного наблюдения своеобразное духовное «крещение», принятое от самой природы. Вот как описывает подобное крещение одного художника Ли Жихуа (1565—1635):

Хуан Цзяцзю часто целыми днями сидел в рощах бамбука, среди деревьев, кустарников, близ скал в горах; он казался затерянным в их окружении, и это озадачивало людей. Иногда он шел туда, где река впадала в море, чтобы посмотреть на потоки воды и волны, и оставался там, несмотря на ветер, дождь и завывание морских духов. Это