Время одиночек - Артем Каменистый

Смертоносный монстр в привлекательной оболочке…

Несмотря на уверенность в своих силах, первые шаги по израненной земле она делала очень осторожно. Присев возле черной проплешины, осмотрела странную поверхность, покрытую темно-фиолетовым мхом. Это вообще-то был не мох — просто похоже на него, если не приглядываться. Вместо множества стебельков — те же мириады тончайших, жирно поблескивающих пластинок. Все они были ориентированы в одном направлении и наклонены под одним углом, нацелившись на просвечивающее сквозь тучи солнце.

Ничего общего с растениями обычного мира она в этом «мхе» не обнаружила. Он был полностью чужим. Она его не понимала. Одно ясно: он, как и обычный мох, нуждается в энергии солнца. Это уже первый шаг к пониманию — теперь надо сделать следующий, главное — проследить, куда уходит энергия. Это для нее пустяк, хотя, если откровенно, хотелось бы исследовать какой-нибудь вид флоры и посущественней. Но что есть, то есть.

Через несколько минут она знала про это растение все. Даже разочаровалась — настолько все это оказалось банальным. «Мох» этот по образу жизни ничем не отличался от своего зеленого аналога. Он с водой вытягивал из почвы неживую материю, от солнца брал энергию. На этом и рос. Странным его делал лишь состав — он почти целиком состоял из тех же веществ, что и обычный кремень. В одном из древних фолиантов, где были собраны рисунки и тексты из книг Древних, она сталкивалась с описанием технического устройства, в котором тонкие черные пластины улавливали свет солнца, переводя его в энергию, питающую молнии. Возможно, это был некорректный пересказ принципов жизни вот этого самого «мха».

Ладно, со «мхом» она кое-как разобралась. Странно, конечно, но познаваемо. Значит, и с остальным разберется. Опасность страшна, когда ты ее не понимаешь, если же знаешь, с чем имеешь дело, ты уже вооружена. Где-то здесь бесследно исчезла целая имперская экспедиция. Бедняги: привыкли брать все голой силой, а сила тем и неудобна, что применять ее надо, если хорошо понимаешь, с чем имеешь дело. Если опасность непонятна — сила вряд ли поможет. В ясный солнечный день, вооруженный солдат, закованный в доспехи, ступив на такую мшистую полянку, рискует умереть от удара молнии — весь этот черный ковер превратится в смертельную ловушку.

Но не для нее: она делает шаг, лишь, будучи уверенной, что следом удастся сделать второй.

Можно идти дальше, главное — не наступать на «мох», это небезопасно. И не дремать на ходу — рано или поздно ей придется столкнуться с более серьезными обитателями язвы.

* * *

Далеко— далеко от побережья Эгоны в маленьком становище оламеков в скромной юрте сидел Ришак. Дед Тима обычно не увлекался излишествами, вот и сейчас сидел на потертом войлочном коврике, сжимая в руках простую глиняную чашу с чаем. Юрта была не его, но в данный момент он имел статус полного хозяина жилища, так что гость его получил самое лучшее -расселся на расшитом коврике, пил холодный кумыс из низкой серебряной чаши, горстями закусывал изюмом и кусками сушеных дынь.

Купец, не забывая есть и пить, успевал при этом, не сбиваясь, выкладывать информацию и спрашивать совета. Купец попал в затруднительное положение — раньше он работал на Имперскую Тайную Канцелярию, а теперь, продолжая получать от нее деньги, стал подрабатывать и на паука Карвинса, разумеется, с полного одобрения Ришака. Теперь этот первый имперский скупердяй, думая, что ценный агент полностью в его лапах, решил урезать купцу выплаты, мотивируя это тем, что он получает за одну и ту же работу деньги одновременно от двух хозяев. С одной стороны, казна Империи платила не столь уж много, чтобы из-за этого огорчаться, с другой…

Дай Карвинсу укусить себя за мизинец — он проглотит тебя вместе с ботинками, да еще и в землю под ними вгрызется.

Ришак решал недолго:

— Когда вернешься на побережье, расскажи человеку этого обнаглевшего клопа, что ты втерся в доверие к сотнику Иерею из рода Габутай. Скажи, что помог ему выкупить сына из плена, и за это он при людях объявил тебя вечным другом рода. Чтобы эта шелудивая собака поверила, на обратном пути погонишь на побережье табун отличных скакунов — всем там растрезвонь, что это сам Иерей доверил тебе продавать его стадо.

— Я скажу это на конной ярмарке, если к ней успеем. Если там сказать такое, то через час об этом будет знать вся Эгона.

— Хорошо, пусть будет так. Когда человек Карвинса будет тебя об этом спрашивать, ты скажи ему, что не хочешь больше разговаривать с гнусными обманщиками, — пусть ищут себе другие глаза и уши в степи. Заодно дай понять, что если проблему с оплатой решат, то ты, может, и передумаешь.

— Эти шакалы будут мне угрожать, — нахмурился купец.

— Будут, — согласился Ришак. — Но ничего они тебе не сделают — ты им очень нужен. Когда они приползут к тебе, обещая, что все будет по-старому, ты сразу не соглашайся — говори, что, как друг сотника Иерея, теперь стал гораздо ценнее. В доказательство намекни им, что знаешь подробности о затеваемом оламеками большом походе на накхов.

— Оламеки пойдут на накхов?!

— А тебе какая разница? Пойдут они или не пойдут — главное, чтобы имперцы думали, что это так.

— Я понял. А если они узнают, что это был обман?

— Может, и узнают. Но почти все их люди будут говорить то же самое, что и ты. Тех из них, кто еще не говорит моими словами, мы все равно рано или поздно найдем. Они умрут или подчинятся нам, как подчинился ты.

— Меня не заставляли — я сам решил, что с вами мне будет лучше, чем с имперцами.

— Ты сам себя заставил подчиниться — разницы нет. Когда вы хором будете говорить про битву оламеков с накхами, а несколько шелудивых собак будут говорить другое, то поверят вам. Потому что все побережье будет знать, что большие отряды оламеков перемещаются к землям накхов. Это будет подтверждением вашим словам, а у других шпионов этого не будет.

— Мудро… Тогда беспокоиться не о чем. Кстати, Ришак, ты помнишь Руокса из Тувиса? Десятника рыночной стражи?

— Эту жадную крысу забыть нелегко.

— Он пропал. Стражники весь город перерыли — не нашли.

— Никуда он не пропадал. Зря рыли: надо им было поплавать вместо этого.

— Руокс утонул?! Так этот кабан вроде купаться в море не любил. Он, по-моему, даже не мылся никогда.

— Я разве говорил про море?! В канаве он, по которой ваше вонючее дерьмо в ров стекает. Лежит на дне в двух мешках.

— Его что, убили?

— Ты, похоже, кумыса сильно много выпил — как может человек, лежащий на дне сточной канавы в двух мешках, умереть своей смертью? Ты в такое веришь сам?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});