«Антика. 100 шедевров о любви» . Том 2 - Т. И. Каминская

ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Сердцем ликуя и радуясь, вверх побежала старушкаВесть принести госпоже, что желанный супруг возвратился.Были от радости тверже колена ее и проворнейНоги. Подкравшися к спящей, старушка сказала: «Проснися,(5) Встань, Пенелопа, мое золотое дитя, чтоб очамиВсе то увидеть, о чем ты скорбела душою вседневно.Твой Одиссей возвратился; хоть поздно, но всё, наконец, онС нами, и всех многобуйных убил женихов, разорявшихДом наш и тративших наши запасы назло Телемаху».(10) Доброй старушке разумная так Пенелопа сказала:«Друг Евриклея, знать, боги твой ум помутили! Их волейСамый разумнейший может лишиться мгновенно рассудка,Может и слабый умом приобресть несказанную мудрость;Ими и ты обезумлена; иначе в здравом рассудке(15) Ты бы не стала теперь над моею печалью ругаться,Радостью ложной тревожа меня! И зачем прервала тыСладкий мой сон, благодатно усталые мне затворившийОчи? Ни разу я так не спала с той поры, как супруг мойМорем пошел к роковым, к несказанным стенам Илиона.(20) Нет, Евриклея, поди, возвратися туда, где была ты.Если б не ты, а другая из наших домашних служанокС вестью такой сумасбродной пришла и меня разбудила, —Я бы не ласковым словом, а бранью насмешницу злуюВстретила. Старости будь благодарна своей, Евриклея».(25) Так, возражая, старушка своей госпоже отвечала:«Нет, не смеяться пришла, государыня, я над тобою;Здесь Одиссей! Настоящую правду, не ложь я сказала.Тот чужеземец, тот нищий, которым все так здесь ругались, —Он Одиссей; Телемах о его уж давно возвращенье(30) Знал – но разумно молчал об отце он, который, скрываясь,Здесь женихам истребление верное в мыслях готовил».Так отвечала старушка. С постели вскочив, ПенелопаРадостно кинулась няне на шею в слезах несказанных.Голос возвысив, она ей крылатое бросила слово:(35) «Если ты правду сказала, сердечный мой друг, Евриклея,Если он подлинно в дом свой, как ты говоришь, возвратился.Как же один он с такой женихов многочисленной шайкойСладил? Они всей толпою всегда собиралися в доме».Так, отвечая, разумной царице сказала старушка:(40) «Сведать о том не могла я; мне только там слышался тяжкийВой убиваемых; в горнице нашей, забившися в угол,Все мы сидели, на ключ запершись и не смея промолвитьСлова, покуда твой сын Телемах из столовой не вышелКликнуть меня: он за мною самим Одиссеем был послан.(45) Там Одиссей мне явился, меж мертвыми страшно стоящий;Трупы их были один на другом на полу, обагренномКровью, набросаны; радостно было его мне увидеть.Потом и кровью покрытый, он грозному льву был подобен.Трупы убитых теперь все лежат на дворе за дверями(50) Кучею. Он же, заботяся дом окурить благовоннойСерой, огонь разложил; а меня за тобою отправил.Ждет он; пойдем; наконец вам обоим проникнет весельеДушу, которая столько жестоких тревог претерпела:Главное, долгое милого сердца желанье свершилось;(55) Жив он, домой невредим возвратился и дома супругуС сыном живыми нашел, а врагов, истребителей дома,В доме своем истребил: и обиды загладило мщенье».Доброй старушке разумная так Пенелопа сказала:«Друг Евриклея, не радуйся слишком до времени; всем нам(60) Было бы счастьем великим его возвращенье в отчизну —Мне ж особливо и милому, нами рожденному сыну;Все я, однако, тому, что о нем ты сказала, не верю;Это не он, а один из бессмертных богов, раздраженныйИх беззаконным развратом и их наказавший злодейства.(65) Правда была им чужда; никого из людей земнородных —Знатный ли, низкий ли к ним приходил – уважать не хотели:Сами погибель они на себя навлекли; но супруг мой…Нам уж его не видать; в отдаленье плачевном погиб он».Ей Евриклея разумная так, возражая, сказала:(70) «Странное, дочь моя, слово из уст у тебя излетело.Он, я твержу, возвратился; а ты утверждаешь, что вечноОн не воротится; если же так ты упорна рассудком,Верный он признак покажет: рубец на колене; свирепымВепрем, ты ведаешь, некогда был на охоте он ранен;(75) Ноги ему омывая, рубец я узнала; об этомТотчас хотела сказать и тебе; но, зажав мне рукоюРот, он меня, осторожно разумный, принудил к молчанью.Время, однако, идти; головой отвечаю за правду;Если теперь солгала я, меня ты казни беспощадно».(80) Доброй старушке разумная так Пенелопа сказала:«Трудно тебе, Евриклея, проникнуть, хотя и великийУм ты имеешь, бессмертных богов сокровенные мысли.К сыну, однако, с тобою готова идти я; увидетьМертвых хочу и того, кто один всю толпу истребил их».(85) С сими словами она по ступеням пошла, размышляя,Что ей приличнее: издали ль с ним говорить, иль, приближась,Голову, руки и плечи его целовать? ПерешедшиДвери высокий порог и в палату вступив, ПенелопаСела там против супруга, в сиянье огня, у противной(90) Светлой стены; на другом он конце у колонны, потупивОчи, сидел, ожидая, какое разумная скажетСлово супруга, его там своими глазами увидя.Долго в молчанье сидела она; в ней тревожилось сердце;То, на него подымая глаза, убеждалась, что вправду(95) Он перед ней; то противное мыслила, в рубище жалкомВидя его. Телемах напоследок воскликнул с досадой:«Милая мать, что с тобой? Ты в своем ли уме? Для чего жеТак в отдаленье угрюмо сидишь, не подходишь, не хочешьСлово супругу сказать и его ни о чем не расспросишь?(100) В свете жены не найдется, способной с такою нелаской,Так недоверчиво встретить супруга, который, по многихБедствиях, к ней через двадцать отсутствия лет возвратился.Ты же не видишь, не слышишь; ты сердцем бесчувственней камня».Сыну царица разумная так, отвечая, сказала:(105) «Сердце, дитя, у меня в несказанном волнении, словаЯ произнесть не могу, никакой мне вопрос не приходитВ ум, и в лицо поглядеть я не смею ему; но, когда онПодлинно царь Одиссей, возвратившийся в дом свой, мы способОба имеем надежный друг другу открыться: свои мы(110) Тайные, людям другим неизвестные, знаки имеем».Кончила. Царь Одиссей, постоянный в бедах, улыбнулся;К сыну потом обратяся, он бросил крылатое слово:«Друг, не тревожь понапрасну ты мать и свободную волюДай ей меня расспросить. Не замедлит она убедиться(115) В истине; я же в изорванном рубище; трудно в таком ейВиде меня Одиссеем признать и почтить, как прилично.Нужно, однако, размыслив, решить нам: что сделать полезней?Если когда и один кто убит кем бывает и малоБлизких друзей и родных за убитого мстить остается —(120) Всё, избегая беды, покидает отчизну убийца.Мы ж погубили защитников града, знатнейших и лучшихЮношей в целой Итаке: об этом должны мы подумать».Так, отвечая, сказал рассудительный сын Одиссеев:«Все ты умнее, родитель, придумаешь сам; прославляют(125) Люди твою повсеместно премудрость; с тобою сравнитьсяРазумом, все говорят, ни один земнородный не может;Что повелишь, то и будет исполнено; сколько найдетсяСилы во мне, я неробким твоим здесь помощником буду».Кончил. Ему отвечая, сказал Одиссей хитроумный:(130) «Слушай же; вот что мне кажется самым удобным и лучшим:Все вы, омывшись, оденьтесь богато, как будто на праздник;Так же одеться должны и рабыни домашние наши;С звонкою цитрой в руках песнопевец божественный долженВесть хоровод, управляя шумящею пляской, чтоб, слыша(135) Струны и пение в доме, соседи и всякий идущийМимо по улице думать могли, что пируют здесь свадьбу.Должно, чтоб в городе слух не прошел о великом убийствеВсех женихов многославных до тех пор, пока не уйдем мыЗа город на поле наше, в наш сад плодовитый; там можем(140) Все на просторе устроить, на помощь призвав олимпийцев».Кончил. Его повеление было исполнено скоро;Чисто омывшись, оделись богато, как будто на праздникВсе; хоровод учредили рабыни; певец богоравный,Цитру настроив глубокую, в них пробудил вожделенье(145) Сладостных песней и стройно-живой хороводныя пляски.Дом весь от топанья ног их гремел и дрожал, и окружностьВся оглашалася пением звучным рабов и служанок;Всякой, по улице шедший, музыку и пение слыша,Думал: «Решилась свою пировать напоследок царица(150) Свадьбу; неверная! Мужа, избранного сердцем, дождаться,Дом многославный его сохраняя, она не хотела».Так говорили они, о случившемся в доме не зная.Тою порой, Одиссея в купальне омыв, ЕвриномаТело его благовонным оливным елеем натерла.(155) Легкий надел он хитон и богатой облекся хламидой.Дочь же великая Зевса его красотой озарила;Станом возвысила, сделала тело полней и густымиКольцами кудри, как цвет гиацинта, ему закрутила.Так, серебро облекая сияющим золотом, мастер,(160) Девой Палладой и богом Гефестом наставленный в трудномДеле своем, чудесами искусства людей изумляет;Так Одиссея украсила дочь светлоокая Зевса.Вышед из бани, лицом лучезарный, как бог, возвратилсяОн в пировую палату и сел на оставленном стуле(165) Против супруги; глаза на нее устремив, он сказал ей:«Ты, непонятная! Боги, владыки Олимпа, не женскимНежноуступчивым сердцем, но жестким тебя одарили;В свете жены не найдется, способной с такою нелаской,Так недоверчиво встретить супруга, который, по многих(170) Бедствиях, к ней через двадцать отсутствия лет возвратился.Слушай же, друг Евриклея; постель приготовь одному мне;Лягу один я – когда в ней такое железное сердце».Но Одиссею разумная так отвечала царица:«Ты, непонятный! Не думай, чтоб я величалась, гордилась(175) Или в чрезмерном была изумлении. Живо я помнюОбраз, какой ты имел, в корабле покидая Итаку.Если ж того он желает, ему, Евриклея, постелюТы приготовь; но не в спальне, построенной им; а в другуюГорницу выставь большую кровать, на нее положивши(180) Мягких овчин, на овчины же полость с широким покровом».Так говорила она, испытанью подвергнуть желаяМужа. С досадою он, обратись к Пенелопе, воскликнул:«Сердцу печальное слово теперь ты, царица, сказала;Кто же из спальни ту вынес кровать? Человеку своею(185) Силою сделать того невозможно без помощи свыше;Богу, конечно, легко передвинуть ее на другоеМесто, но между людьми и сильнейший, хотя б и рычаг онВзял, не шатнул бы ее; заключалася тайна в устройствеЭтой кровати. И я, не иной кто, своими руками(190) Сделал ее. На дворе находилася маслина с темнойСению, пышногустая, с большую колонну в объеме;Маслину ту окружил я стенами из тесаных, плотноСложенных камней; и, свод на стенах утвердивши высокий,Двери двустворные сбил из досок и на петли навесил;(195) После у маслины ветви обсек и поблизости к корнюСтвол отрубил топором, а отрубок у корня, отвсюдуОстрою медью его по снуру обтесав, основаньемСделал кровати, его пробуравил, и скобелью брусьяВыгладил, в раму связал и к отрубку приладил, богато(200) Золотом их, серебром и слоновою костью украсив;Раму ж ремнями из кожи воловьей, обшив их пурпурнойТканью, стянул. Таковы все приметы кровати. Цела лиЭта кровать и на прежнем ли месте, не знаю; быть может,Сняли ее, подпилив в основании масличный корень».(205) Так он сказал. У нее задрожали колена и сердце.Признаки все Одиссеевы ей он исчислил; заплакавВзрыд, поднялась Пенелопа и кинулась быстро на шеюМужу и, милую голову нежно целуя, сказала:«О, не сердись на меня, Одиссей! Меж людьми ты всегда был(210) Самый разумный и добрый. На скорбь осудили нас боги;Было богам неугодно, чтоб, сладкую молодость нашуВместе вкусив, мы спокойно дошли до порога веселойСтарости. Друг, не сердись на меня и не делай упрековМне, что не тотчас, при виде твоем, я к тебе приласкалась;(215) Милое сердце мое, Одиссей, повергала в великийТрепет боязнь, чтоб меня не прельстил здесь какой иноземныйМуж увлекательным словом: у многих коварное сердце.Слуха Елена Аргивская, Зевсова дочь, не склонила бК лести пришельца и с ним не бежала б, любви покоряся,(220) В Трою, когда бы предвидеть могла, что ахеяне ратьюПридут туда и ее возвратят принужденно в отчизну.Демон враждебный Елену вовлек в непристойный поступок;Собственным сердцем она не замыслила б гнусного дела,Страшного, всех нас в великое бедствие ввергшего дела.(225) Ты мне подробно теперь, Одиссей, описал все приметыНашей кровати – о ней же никто из живущих не знает,Кроме тебя, и меня, и рабыни одной приближенной,Дочери Актора, данной родителем мне при замужестве;Дверь заповеданной спальни она стерегла неусыпно.(230) Ты же мою, Одиссей, убедил непреклонную душу».Кончила. Скорбью великой наполнилась грудь Одиссея.Плача, приникнул он к сердцу испытанной, верной супруги.В радость, увидевши берег, приходят пловцы, на обломкеСудна, разбитого в море грозой Посейдона, носяся(235) В шуме бунтующих волн, воздымаемых силою бури;Мало из мутносоленой пучины на твердую землюИх, утомленных, изъеденных острою влагой, выходит;Радостно землю объемлют они, избежав потопленья.Так веселилась она, возвращенным любуясь супругом,(240) Рук белонежных от шеи его оторвать не имеяСилы. В слезах бы могла их застать златотронная Эос,Если б о том не подумала дочь светлоокая Зевса:Ночь на пределах небес удержала Афина; Деннице жЗлатопрестольной из вод океана коней легконогих,(245) С нею летающих, Лампа и брата его Фаэтона(Их в колесницу свою заложив), выводить запретила.Так благонравной супруге сказал Одиссей хитроумный:«О Пенелопа, еще не конец испытаниям нашим;Много еще впереди предлежит мне трудов несказанных,(250) Много я подвигов тяжких еще совершить предназначен.Так мне пророка Тиресия тенью предсказано былоНекогда в области темной Аида, куда нисходил яСведать, настанет ли мне и сопутникам день возвращенья.Время, однако, идти, Пенелопа, на ложе, чтоб, в сладкий(255) Сон погрузившись, свои успокоить усталые члены».Умная так отвечала на то Одиссею царица:«Ложе, возлюбленный, будет готово, когда пожелаетСердце твое: ты по воле богов благодетельных сноваВ светлом жилище своем и в возлюбленном крае отчизны;(260) Если же всё, наконец, по желанью исполнили боги,Друг, расскажи мне о новых тебе предстоящих напастях;Слышать и после могла б я о них; но мне лучше немедляСведать о том, что грозит впереди». Одиссей отвечал ей:«Ты, неотступная! Странно твое для меня нетерпенье.(265) Если, однако, желаешь, я все расскажу; но не будетРадостно то, что услышишь; и мне самому не на радостьБыло оно. Прорицатель Тиресий сказал мне: «ПокинувЦарский свой дом и весло корабельное взявши, отправьсяСтранствовать снова и странствуй, покуда Людей не увидишь,(270) Моря не знающих, пищи своей никогда не солящих,Также не зревших еще на водах кораблей быстроходных,Пурпурногрудых, ни весел, носящих, как мощные крылья,Их по морям. От меня же узнай несомнительный признак;Если дорогой ты путника встретишь и путник тот спросит:(275) «Что за лопату несешь на блестящем плече, иноземец?» —В землю весло водрузи – ты окончил свое роковое,Долгое странствие. Мощному там Посейдону принесшиВ жертву барана, быка и свиней оплодителя вепря,В дом возвратись и великую дома сверши гекатомбу(280) Зевсу и прочим богам, беспредельного неба владыкам,Всем по порядку. И смерть не застигнет тебя на туманномМоре; спокойно и медленно к ней подходя, ты кончинуВстретишь, украшенный старостью светлой, своим и народнымСчастьем богатый». Вот то, что в Аиде сказал мне Тиресий».(285) Выслушав, умная так Пенелопа ему отвечала:«Если достигнуть до старости нам дозволяют благиеБоги, то есть упованье, что наши беды прекратятся».Так говорили о многом они, собеседуя сладко.Тою порой Евринома с кормилицей, факелы взявши,(290) Ложе пошли приготовить из многих постилок; когда жеБыло совсем приготовлено мягкоупругое ложе,Лечь на постелю свою, утомяся, пошла Евриклея;Факел пылающий в руки взяла Евринома и в спальнюИх повела, осторожно светя перед ними; с весельем(295) В спальню вступили они; Евринома ушла; а супругиСтарым обычаем вместе легли на покойное ложе.Скоро потом Телемах, свинопас и Филойтий, окончитьПляску велев, отослали служанок и сами по темнымГорницам, всех отпустив, разошлись, там легли и заснули.(300) Тою порою, утехой любви удовольствовав душу,Нежно-веселый вели разговор Одиссей с Пенелопой.Все рассказала она о жестоких, испытанных еюДома обидах: как грабили дом женихи беспощадно,Сколько быков круторогих, и коз, и овец, и свиней там(305) Съедено ими, и сколько кувшинов вина дорогогоВыпито. Выслушав, все о себе в свой черед рассказал он:Сколько напастей другим приключил и какие печалиСам испытал. И внимала с весельем она, и до тех порСон не сходил к ней на вежды, покуда не кончилась повесть.(310) Он рассказал: как вначале ограбил киконов; как прибылК людям, которые лотосом сладким себя насыщают;Что потерпел от циклопа и как за товарищей, зверскиСожранных им, отомстил и от гибели спасся плачевной;Как посетил гостелюбца Эола, который радушно(315) Принял его, одарил и отправил домой; как в отчизнуЗлая судьба возвратиться ему не дала; как обратноВ море его, вопиющего жалобно, буря умчала;Как принесен был он к брегу лихих лестригонов: они жеРазом его корабли и сопутников меднообутых(320) Всех истребили; а он с остальным кораблем чернобокимСпасся. Потом рассказал он о хитрых волшебствах ЦирцеТакже о том, как в туманную область Аида, в которомДушу Тиресия велено было спросить, быстроходнымБыл приведен кораблем, там умерших товарищей тени(325) Встретил и матери милой отшедшую душу увидел;Как он подслушал сирен сладострастно-убийственный голос;Как меж плавучих утесов, Харибдой и Скиллой, которыхСмертный еще ни один не избегнул, прошел невредимо;Как святотатно товарищи съели быков Гелиоса;(330) Как в наказанье за то был корабль их губительным громомЗевса разрушен и всех злополучных сопутников безднаВдруг поглотила, а он, избежав истребительной Керы,К брегу Огигии острова был принесен, где КалипсоНимфа его приняла и, желая, чтоб был ей супругом,(335) В гроте глубоком его угощала и даже хотелаДать напоследок ему и бессмертье, и вечную младость,Верного сердца, однако, его обольстить не успела;Как принесен был он бурей на остров людей феакийских,С честью великой его, как бессмертного бога, принявших;(340) Как, наконец, в корабле их он прибыл домой, получившиМножество меди, и злата, и риз драгоценных в подарок.Это последнее он рассказал уж в дремоте, и скороСон прилетел, чарователь тревог, успокоитель сладкий.Добрая мысль родилась тут в уме светлоокой Паллады:(345) В сердце своем убедившись, что сном безмятежным на ложеПодле супруги довольно уже Одиссей насладился,Выйти из вод Океана велела она златотроннойЭос, чтоб светом людей озарить; Одиссей пробудился.С мягкого ложа поднявшись, сказал он разумной супруге:(350) «Много с тобой, Пенелопа, доныне мы бед претерпелиОба: ты здесь обо мне, ожидаемом тщетно, крушилась;Я осужден был Зевесом отцом и другими богамиСтранствовать, надолго с милой отчизной моей разлученный.Ныне, опять мы на сладостном ложе покоимся вместе.(355) Ты наблюдай, Пенелопа, за всеми богатствами в доме,Я же потщусь истребленное буйными здесь женихамиВсе возвратить: завоюю одно; добровольно другоеСами ахейцы дадут, и уплатится весь мой убыток.Надобно прежде, однако, наш сад плодовитый и поле(360) Мне посетить, чтоб увидеть отца, сокрушенного горем.Ты ж без меня осмотрительна будь, Пенелопа. С восходомСолнца по городу быстро раздастся молва о убийстве,Мной совершенном, о гибели всех женихов многобуйных.Ты удалися с рабынями вместе наверх и сиди там(365) Смирно, ни с кем не входя в разговор, никому не являйся».Кончив, на плечи свои он накинул прекрасную броню,Сына с Филойтием, с верным Евмеем позвал и велел имТакже Ареево в руки оружие взять и облечьсяВ брони; то было исполнено; крепкою медью покрывшись,(370) Вышли они, Одиссей впереди, из ворот. ВосходилаВ тихом сиянии Эос. Афина их, мглой окруженных,Вывела тайно по улицам людного города в поле.

ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ