Савва Морозов - Анна Федорец

Но в преддверии будущих перемен предстояло прежде всего реорганизовать те основы, на которых зиждился театр.

В самом начале 1902 года по инициативе С. Т. Морозова было выработано новое Условие между пайщиками МХТ, коренным образом изменившее их участие в деле. Выработка этого Условия послужила поводом для еще одного столкновения между Морозовым и Немировичем-Данченко. Впоследствии, когда он смог взглянуть на события беспристрастно, Владимир Иванович вспоминал: «Морозов помог нам организовать товарищество, состоящее уже не из директоров Филармонии, а из самих артистов, причем Чехов также вступил пайщиком. И стал к театру еще ближе».[428] Это же подтверждал в мемуарах К. С. Станиславский: «После того как с помощью Морозова наше дело стало крепким и стало давать не дефицит, а некоторую прибыль, мы решили для его упрочения передать его, со всем имуществом и поставленным на сцене репертуаром, группе наиболее талантливых артистов, основателям дела, которые являлись фактически его душой. Савва Тимофеевич, отказавшись от возмещения сделанных по постановкам и поддержке театра затрат, передал весь доход названной группе, которая с того времени и являлась хозяином и владельцем театра и всего предприятия».

Паевое Товарищество деятелей Московского Художественного театра было образовано в двадцатых числах февраля 1902 года.[429] В него вошли 16 человек — это К. С. Станиславский, В. И. Немирович-Данченко, С. Т. Морозов, А. П. Чехов, а также актеры: М. Ф. Желябужская (Андреева), В. И. Качалов, М. П. Лилина, О. Л. Книппер-Чехова, И. М. Москвин, A. Р. Артем и др.[430] В своем дневнике В. А. Теляковский записал: «Все крупные артисты имеют по паю, кроме того, Станиславский, Немирович, Чехов и Стахович,[431] остальные паи принадлежат Морозову». Оборотный капитал Товарищества составлял 65 тысяч рублей,[432] причем наибольшую часть — 14 800 рублей — вносил С. Т. Морозов; одиннадцать из шестнадцати участников вносили паи по три тысячи рублей.

Товарищество деятелей МХТ было создано на трехлетний срок, с 1 июля 1902 года по 1 июля 1905 года. Во главе его стояло избираемое на этот период правление, в которое вошли К. С. Алексеев, В. В. Лужский, С. Т. Морозов и В. И. Немирович-Данченко.[433] На К. С. Алексеева-Станиславского возлагались обязанности главного режиссера театра, на B. И. Немировича-Данченко — художественного директора и председателя репертуарного совета, который «приискивает пьесы для репертуара, сносится с литературным миром по делам театра» и т. п., а В. В. Лужский был назначен заведующим театральной труппой и текущим репертуаром. Кроме того, и Лужский, и Немирович-Данченко были обязаны ставить по одной пьесе в год, а Станиславский — три или четыре (в зависимости от того, будет ли театр во время Великого поста выезжать из Москвы на гастроли). Что же касается С. Т. Морозова, то он «председательствует в Правлении и общих собраниях участников Товарищества и, кроме того, имеет общий контроль за всем ходом дела».

В первоначальном варианте договора было написано, что Савва Тимофеевич, в свою очередь, «в течение 3-х лет субсидирует Товарищество в нижеследующей форме: арендует на этот срок театр Лианозова, переустраивает его с тем разсчетом, чтобы зрительный зал имел 1200 мест, и передает его на три года в пользование Товариществу с платою ежегодно от 10-ти до 15-ти тысяч рублей, в зависимости от того, во что обойдется само переустройство». (В итоговом варианте Условия между пайщиками МХТ этот пункт исчез, будучи перенесен в другой документ — Условие между Саввой Тимофеевичем Морозовым и пайщиками МХТ.)[434] При решении всех насущных вопросов участники Товарищества могли пользоваться правом одного голоса, а члены правления — двух голосов.

Таким образом, в руководстве Художественного театра произошло перераспределение ролей. В частности, заметно окрепли позиции Морозова — главного пайщика Товарищества. Хозяйственные обязанности, которые ранее были за ним закреплены по требованию Немировича-Данченко, Савва Тимофеевич с себя снял; отныне их исполнял участник Товарищества А. Л. Вишневский. Зато его влияние на дела театра заметно возросло. Об этом свидетельствует 17-й параграф первоначальной версии Условия между пайщиками МХТ. В нем говорилось следующее: «Порядок распределения занятий среди членов Правления, а равно и управление хозяйственной частью могут быть изменяемы только по постановлению собрания большинством голосов, но с непременного согласия на сей предмет С. Т. Морозова. Если же С. Т. Морозов не найдет возможным изменить существующего порядка, то таковой должен оставаться в силе даже вопреки постановлению собрания». В конечном итоге принятие Условия, в том числе его 17-го параграфа, одобрили все пайщики… кроме Немировича-Данченко. Владимир Иванович, чьи отношения с Морозовым и без того оставляли желать лучшего, буквально восстал против этого параграфа. Дошло до того, что художественный директор поставил предпринимателя перед выбором: либо этот параграф исчезнет из договора, либо он, Немирович-Данченко, уйдет из дела.

Тогда же, в феврале 1902 года, Немирович-Данченко возмущенно писал А. П. Чехову: «Когда по поводу 17-го параграфа я возбудил горячие споры и отказался принять его, то, несмотря на то, что все соглашались со мной, при баллотировке я остался одиноким. Тогда дело чуть не полетело совсем, так как Морозов, с одной стороны, ставил § 17 условием sine qua non,[435] а с другой — без моего участия в деле не признавал возможным начинать его».[436] Владимир Иванович обиды помнил долго. Уже при советской власти, в 1922 году, в письме театральному критику, историку театра H. Е. Эфросу он высказался более резко: «Строя новый театр, Морозов хотел поставить меня на второе, третье или десятое место, отказываясь, однако, вести дело без меня».[437]

Трудно сказать, пытался ли Морозов в действительности свести на нет роль Немировича-Данченко в решении дел МХТ: Владимир Иванович был склонен преувеличивать козни своих мнимых и действительных недоброжелателей. По словам исследователей, «при обсуждении этого пункта Савва Тимофеевич требовал сохранить за собой решающий голос в делах Правления Товарищества и полную хозяйственную независимость. И это не было, безусловно, продиктовано личной выгодой или болезненным самолюбием… Этим пунктом Устава Савва Тимофеевич требовал… доверия».[438] Думается, это замечание соответствует действительности. Морозов хотел оградить себя от неприятных неожиданностей со стороны других пайщиков. Ведь он фактически брал на себя главную ответственность за финансовое обеспечение дальнейшей деятельности театра в течение трех лет. Кроме того, купец давал Товариществу такие обязательства, выполнение которых никак нельзя назвать легкими. Поэтому он старался заранее укрепить свои позиции — не ради личной выгоды, а на благо общего дела.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});