Сигнал - Максим Шаттам

влияла на его мозги. Пора уже перевернуть страницу.

Он встал и разложил на столе тетради – последний отпечаток жизни человека, который покончил с собой.

В полумраке кабинета он снова услышал хриплый голос Марты Каллиспер, которая произнесла: «Все эти годы она находится в психиатрической лечебнице в Аркхеме».

– Нет! – громко произнес Том.

Не может быть и речи, чтобы начать копать в этом направлении. С чего бы он стал это делать? В его доме нет никаких призраков.

Он ненавидел, когда перегретый мозг выделывает с ним такие фокусы. Никаких визитов в психушку. Это совершенно бесполезно.

Я прекращу все это. Я нашел ответы на все свои вопросы. Да, я сильно увлекся, и все эти странности не привлекли бы моего внимания, не найди я тетради Талли, но теперь я знаю, что его поиски не привели ни к чему, кроме безумия. Все, я развлекся. Какая-то часть моего «я» хочет во все это верить, но хватит игр, меня ждут семья и новая пьеса.

Он захлопнул ноутбук и направился к двери.

Ему совсем не улыбалось загреметь в психушку, уж в этом он был уверен.

Лишь выйдя из кабинета, он вдруг осознал, что боится. Боится того, что может ему сказать эта женщина. Ему, новому жителю Фермы, которая отняла у нее мужа и дочь.

39

Каникулы подходили к концу, и это вызывало чувство легкой меланхолии, необходимость решительно перевернуть страницу. Снова откроются двери школы, и начнется повседневная школьная жизнь. Скоро кончатся последние теплые недели, и с севера подует холодный осенний ветер, срывая с деревьев желтые листья. На пляжах Мэхинган Фолз уже мало туристов, и на набережной и Мейн-стрит можно было все реже встретить новые лица. Семьи уже не жили размеренной жизнью изо дня в день, но сосредоточенно ждали начала учебного года, школьной рутины, возвращения к работе. Следующий отпуск был далеко, и каждое утро теперь надо было проявлять собранность, подвижность, ежедневно контактировать с миром.

Мэхинган Фолз скоро замкнется сам на себе. С посетителями будет покончено, они станут совсем редки. Здесь никто не бывал «проездом», ни одно шоссе не пересекало этот городок, сюда нужно было ехать по Вестерн Роуд, свернув с Массачусетской магистрали 128, среди заросших полей, затем по холмам, пока дорога наконец не проходила мимо самого большого из водопадов реки Вескиг. Вид, который открывался отсюда, стоил всего проделанного пути. Одно желание оказаться среди дикой природы оправдывало все путешествие. Но осенью никто не делал ничего подобного. Город, окруженный лесами и скалами, погружался на зиму в неизбывную тишину, почти в спячку. Мэхинган Фолз был подобен огромному животному, которое заканчивало последние приготовления, чтобы погрузиться на несколько месяцев в сонное оцепенение.

Оливия увидела, как муж выходит из кабинета, и заметила на его лице выражение досады. «Возможно, это не такая уж удачная идея», – сказал он, не пускаясь в дальнейшие подробности касательно своих бесплодных изысканий. В результате он так и не приступил к написанию новой пьесы. Необходимо думать теперь над другим сюжетом. Странно, но он вовсе не выглядел растерянным, даже наоборот, скоро его снова одушевила радость, какая-то беззаботность, которая всегда шла ему на пользу. На следующий день он отвез всю семью в Рокпорт на пикник, а несколько следующих дней проводил время с дочкой, лежа в саду, гуляя на пляже или играя в гостиной. За эти две недели Том с Оливией бессчетное количество раз ходили вместе за покупками, устраивали романтические ужины вдвоем. В такие моменты, когда все шло как нельзя лучше, Оливия не могла отделаться от беспокойного чувства. Жизнь не может быть такой простой, такой идеальной. Это счастье, эта беззаботность и легкость лишь скрывали грозу, которые готовилась разразиться. Жизнь не бывает такой мирной. Рано или поздно возникнут проблемы, просто чтобы уравновесить их карму, потому что никому на земле еще не удавалось жить в непрестанной радости, каким бы хорошим человек ни был. И так было всегда, и Оливия постоянно готовилась к худшему, стараясь не расслабляться. Она сама на себя за это сердилась, но ничего не могла с собой поделать.

Между тем, ничего страшного в конце августа не происходило. Больше того: ее дебют на местном радио увенчался блестящим успехом. Местные газеты только о ней и говорили, и даже в федеральной прессе появилась пара заметок о «возвращении Оливии Спенсер-Бердок». К счастью, круг ее слушателей был ограничен, а сайта у радиостанции не было, как и подкастов. Оливию это полностью устраивало. Она не хотела, чтобы ее критиковали, судили, ей хотелось избежать давления крупных СМИ. На радио она работала для своего удовольствия. Она хотела обзавестись узким кругом верной и доброжелательной аудитории, которой будет интересен ее контент.

Тем временем Чад и Оуэн как обычно проводили время вне дома, пользуясь солнечными днями, чтобы гулять с Кори и Коннором до оврага. Вернуться туда в первый раз после встречи с пугалом было страшно, у них возникало неприятное чувство. Все думали о пугале и трупе Дуэйна Тейлора, который, по всей видимости, гнил где-то в кукурузе, пока вороны и сороки выклевывали ему глазные яблоки и мягкие ткани. Ходить к оврагу – значило вспоминать о том, что они были единственными свидетелями его смерти, и это их тревожило. Но страх попасть в тюрьму был сильнее, и они решили молчать. В тринадцать лет некоторые убеждения, особенно подкрепленные страхом, бывают сильнее самых благородных ценностей.

Четверо подростков три дня выбирали место для своего шалаша. Он должен был быть хорошо защищен от непогоды и удален от ручья, который тек по дну оврага, на случай сильных дождей и разливов. Также он должен был быть скрыт от случайных взглядов, но из него должна хорошо просматриваться местность. Наконец они выбрали площадку между дубом, вязом и плоской скалой. Деревья, особенно дуб, который раздваивался у основания, образовывали естественную стену, так что их убежище оказывалось надежно скрытым. Коннор свистнул у соседа-дальнобойщика пару деревянных поддонов, и вместе они с трудом перетащили их в овраг, чтобы изготовить пол для своей будущей хижины. Много досок, гвоздей и немало пота – и пол готов. Густая листва дуба и вяза образовывали естественную крышу, Коннор прибавил к ней замечательную маскировочную сеть, которую его отец так и не забрал после развода. Сеть была достаточно большой, чтобы полностью закрыть их штаб-квартиру и сделать ее почти невидимой.

Оуэн предполагал, что строительство шалаша займет от силы пару дней, а в результате они потратили целых десять, вдобавок к этому исчерпали все силы