Перекрестки - Франзен Джонатан

– Попробуй, – предложил чувак, – их много не бывает.

Крышка глухо стукнула о придверный коврик и откатилась в сторону. Дрожащая рука протянула Перри банку.

– Что у нас тут? – уточнил он.

– Возьми штуки четыре и разжуй, сам увидишь, много их не бывает, ты забудешь о своей травке. Прожуй и подожди минутку, тебя накроет. Первые четыре за мой счет, хули, все-таки Рождество, а сорок отдам за двадцатку, забудешь о своей травке, эта штука просто бомба, бери-бери-бери. Если понравится, а тебе точно понравится, продам тебе бомбу побольше. Бери-бери-бери.

Черный кратер разверзся сразу и спереди, и сзади Перри, а это значило лишь одно: он падает. Перри протянул руку.

Выполнив задание Фрэнсис и обеспечив себе место в весенней поездке с “Перекрестками” в Аризону, Расс в экзальтации вернулся к себе в кабинет. На столе, где, расставив ноги, сидела его дама в охотничьей кепке, ему привиделся аризонский пейзаж. Мысленно он уже катил по тамошним просторам. Его подмывало позвонить ей немедля и доложить об успехе, но весь день, весь вечер верховодила Фрэнсис, возбуждала его пыл, отказывая в награде: этому следовало положить конец. Это он убил дракона! Это ему хватило духу постучаться к Эмброузу! Так что пусть Фрэнсис томится в ожидании, подумал Расс. Пусть гадает и в конце концов сама спросит его, как дела. И тогда он нехотя признается, что простил Эмброуза и едет в Аризону.

Расс запер кабинет и спустился на парковку. На снегу, покрывавшем ветровое стекло “фьюри”, чья-то отроческая рука вывела слово “Упс!”. Из зала собраний доносилась музыка, и Расс вспомнил, что в Аризоне они с Фрэнсис будут не одни, а с целым автобусом потенциально враждебных подростков. Он спохватился, что до сих пор в дубленке.

Расс пристыженно подумывал вернуться в кабинет и переодеться, но ему надоело робеть. Он имеет полное право носить то, что считает нужным. И плевать, если Мэрион узнает, что он провел день с Фрэнсис. Разумеется, если у них начнется роман и перерастет во что-то большее, в новую жизнь, второй шанс, последствия будут зловещими, пока же единственное прегрешение, в котором его можно обвинить, – что он солгал ей за завтраком. И если Мэрион хоть заикнется о дубленке, позволит себе малейший намек, он оглушит ее новостью о том, что Перри курит траву. А еще лучше – расскажет ей про Эмброуза. Три года она очерняла Рика, подпитывая злобу Расса, и когда узнает, что он простил Эмброуза (а тот – его), не посоветовавшись с нею, непременно обидится на такое предательство. Она-то, конечно, считает себя верной женой. Но в каком-то смысле она первая его предала. Если бы Мэрион так не поддерживала его в слабостях и ошибках, он, может, давно помирился бы с Эмброузом. Фрэнсис восстановила его решимость, его удаль, она верила, что он способен на большее.

Опасаясь забуксовать на нечищеном склоне Мейпл и совершенно не торопясь поскорее увидеть Мэрион, Расс поехал домой, на Хайленд-стрит, длинным путем. Сегодня он снова и снова на протяжении шести часов смотрел в лицо Фрэнсис и любовался ею. Такая простая штука (а сколько мужчин принимают ее как должное!) – зайти вдвоем в “Макдоналдс”, не стесняясь своей спутницы, но Рассу это облегчение, так разительно отличавшееся от ежедневного разочарования, какое вызывала у него Мэрион, казалось едва ли не чудом. Стрижка Фрэнсис, даже примятая кепкой, была ей к лицу, Мэрион же за последние годы сменила массу причесок, и каждая ее по-своему уродовала: то слишком короткая, то слишком длинная, она подчеркивала красное лицо, толстую шею, заплывшие бессонницей и жиром глаза. Расс сознавал, что несправедлив к жене. Несправедливо, что она оскорбляет его зрение куда сильнее множества прочих женщин Нью-Проспекта, которые объективно выглядят хуже. Несправедливо, что он наслаждался ее телом, пока она была молода, потом взвалил на нее детей и тысячу обязанностей, а теперь мучается всякий раз, когда случается выйти на люди с ней и ее неудачной прической, беспомощным макияжем и нарядами, которые она выбирает словно назло себе. Он жалел ее, потому что был к ней несправедлив, и чувствовал свою вину. Но невольно винил и Мэрион, потому что ее непривлекательность свидетельствовала о том, что она несчастлива. И на очередном церковном приеме, когда Мэрион выглядела особенно жалко, он чувствовал, что ей даже нравится казаться ему неприглядной, что она будто наказывает его за то, что сотворил с нею этот брак; правда, чаще всего ее несчастье не испытывало в нем нужды. Точно ненависть к собственной внешности – очередное бремя, которое Мэрион безропотно и споро несла ради него. Нужно ли удивляться, что он так одинок в браке?

Расс подкатил к дому в тот самый миг, когда с подъездной дорожки пятился просторный “олдсмобиль” Дуайта Хефле. Расс попытался его объехать, но Дуайт остановился наискось, опустил стекло. Рассу ничего не оставалось, как последовать его примеру.

– Жаль, что вы не пришли, – сказал Дуайт.

– Да, прошу прощения.

– Мэрион сказала, вы с миссис Котрелл попали в аварию в городе.

В редком свете лицо Дуайта казалось непроницаемым. Зачем он приехал? Откуда Мэрион узнала, что Расс был с Фрэнсис, а не с Китти Рейнолдс?

– Да, но никто не пострадал, – ответил он.

– Я привез вам поесть, вдруг вы проголодались.

– Спасибо, вы очень добры.

– Благодарите не меня, а Дорис.

Дуайт быстро и плавно поднял стекло. Новизна, мощь, электрические стеклоподъемники “олдсмобиля” словно бы олицетворяли неуязвимость старшего священника перед искушениями плоти. Бог был с Дуайтом, как и Дорис. Расс – развалина за рулем развалины, зато у него есть миссис Котрелл.

Лишь зарулив на дорожку и заглушив мотор, Расс вспомнил, что и Клем, скорее всего, дома. Видеть Клема ему хотелось не больше чем Мэрион, но Расс сознавал, что обязан с ним поговорить. Он обязан повторить уже сказанное – рискнуть, как с Эмброузом, быть искренним, признаться в трудностях сердца и простить, как простил Эмброузу, те обидные слова, что наговорил ему сын. От мужчины, каким он должен стать, меньшего и не ждали.

Мэрион с Джадсоном сидели на кухне, на столе стоял пакет эгг-нога. Джадсон, запрокинув голову, допивал последние густые капли из вымазанного эгг-ногом стакана. Отчего-то пахло копченой свининой.

– Господи боже, – сказала Мэрион. – Наконец-то.

– Привет, пап, – сказал Джадсон.

– Привет, парень. Ты что так поздно не спишь?

– Перри водил меня к Хефле. Я смотрел кино, отличное, дело было в Нью-Йорке, там огромный магазин, “Мейсиз”, тот, который проводит парад…

– Джадсон, милый, – перебила Мэрион, – беги наверх, чисти зубки. А я приду и тебя уложу.

– Я с удовольствием послушаю о фильме, – искренне произнес Расс.

Джадсон и ухом не повел: встал и вышел из кухни. Дети слушали только Мэрион. Расс снял рабочие ботинки, которые расшнуровывал Эмброуз.

– Мне жаль, что я пропустил прием.

– Не сомневаюсь, – ответила Мэрион. – Там было очень весело.

По ее ледяному тону Расс, даже не глядя на нее, догадался, что его ложь за завтраком не осталась незамеченной. Он хотел было оправдаться – мол, миссис Котрелл неожиданно вызвалась поехать вместо Китти. Но так поступил бы прежний Расс.

– Клем дома?

– Нет, – сказала Мэрион.

– Он… Ты его видела?

– Я отправила его обратно в Шампейн.

Расс посмотрел на Мэрион. Лицо ее было такое же красное, как всегда, и волосы выглядели не лучше, но во взгляде блестела сталь.

– Должен же хоть один из нас что-то делать, – пояснила она. – Насколько я знаю, ты не сделал ничего.

– Он уехал в Шампейн? Сегодня?

– Полуночным автобусом, и я так поняла, у него там девушка. Уж не знаю, передумает ли он, но надо же с чего-то начинать.

Расс отвернулся.

– Жаль. Я надеялся поговорить с ним.

– Если бы ты так не задержался…

– Я уже извинился за опоздание. Я не думал…

– Что у него духовный кризис?

– Я пытался его вразумить.

– И как, получилось?

– Не совсем.

Мэрион рассмеялась. Рассмеялась, встала, направилась к вешалке у двери, достала что-то из кармана пальто, встряхнула. Белый предмет, который она достала губами, был небольшой, но казался таким чужеродным, так притягивал взгляд, точно в комнате вдруг объявился кто-то третий. Расс сообразил, что душок, похожий на запах копченой свинины, исходил от жены.