Запретная. Не остановить (СИ) - Стужева Инна

— Давай, еще…

Гордей…

— Люблю, Бельчонок, что бы ни случилось… Ты справишься… Все хорошо…

Новая попытка, заглушаемая новым приступом боли, и вдруг…

И вдруг я чувствую, как что-то теплое выскальзывает из меня, и…

Наступает полное, мгновенное, опустошающее, и такое долгожданное облегчение. Нещадно скручивающая мое тело все это время боль в один момент прекращается, и тут же, я не успеваю даже вздохнуть, как помещение оглашает звонкий детский крик.

— А вот и она… А вот и наша малышка… Девочка у вас, поздравляем…

Девочка… Гордей так и говорил… он будто знал…

— Поздравляем…

Я улетаю в какое-то неизведанное поднебесье…

Мне на грудь, обдавая лицо ветерком, ложится что-то белоснежное, а потом… мои руки дрожат, а на глаза навертываются слезы, потому что чувствую теплый комочек прямо у сердца. И могу дотронуться теперь до нашей… малышки…

В поднебесье… От счастья. От непередаваемого счастья, что вдруг обрушивается, а боль… о ней я забываю в этот же самый момент. Какая боль? Ее и не было, не было, а зато…

— Арин… Бельчонок…

Голос Гордея срывается, а мой… мой тоже… А еще звенит от счастья…

— Гордей, у нас девочка….

— Ты такая молодец, Бельчонок, справилась…

— Да, все хорошо.

Гордей целует меня в волосы. Его ладони накрывают мои, дрожащие и прижимающие к груди нашу замечательную, такую желанную и любимую, такую звонкую уже с самых первых секунд жизни малышку.

— Так, сейчас нам необходимо забрать на минуту, взвесить, измерить. И… с вами закончить. А потом… мамочка, сможете приложить вашу малютку к груди.

***

А уже спустя каких-то двадцать минут я лежу, переодетая в чистое, на новой кушетке, и кормлю нашу с Гордеем, уже умытую и завернутую в новую чистую пеленку дочку.

Все прошло без осложнений, уже ничего не болит, или я просто не чувствую. И сейчас летаю, как на широких, расправленных огромных крыльях.

Конечно же, лежу и наслаждаюсь, не могу налюбоваться, а Гордей сидит рядом со мной, с нами, обняв, и просто смотрит.

— Ты был прав, Гордей, — говорю я, — это девочка.

— Очень красивая… Пойдет в тебя, Арин.

И он целует меня в губы быстрым нежным поцелуем.

Я рада, что он думает так, для нас наша дочка и правда самая красивая. Несмотря на чуть красноватую кожу и кривоватый сплюснутый носик.

Врачи нам сказали, что он выправится в первый же месяц, просто малышка так лежала все последние время, что он приплюснулся, и я знаю, что так оно и будет. Но уже сейчас она для нас самая-самая, самая. Красивая и любимая, и еще тысяча слов, и даже намного сильнее.

— Молока пока что нет, как я должна кормить? — жалуюсь я, хоть знаю, что молоко появится уже на второй или третий день.

Гордей целует меня в щеку.

— Не волнуйся, скоро придет.

А потом снова переводит взгляд на малышку. Любуется дочкой, смотрит на нее, не отрываясь.

— Я уже сейчас хочу домой, — говорю я.

— Поедем скоро. Дашь мне подержать, когда покормишь?

— Да.

А потом передаю.

Гордей берет сверток с дочкой на руки, и начинает ходить с ней по палате. Он любуется ею, а я любуюсь им. Таким красивым, и заботливым. Таким невероятно притягательным и таким довольным.

Им и нашей малышкой. Своей семьей, своими самыми дорогими людьми.

Лежу, расслабленная, улыбаюсь, и понимаю, что это один из самых счастливых дней в моей жизни, воспоминание о котором я буду хранить в своей памяти всегда.

Глава 61 Вместе

И это навсегда…

Гордей

Я был убежден, что родится дочка. Сам не знаю, почему, но ждал именно ее.

Так думал, когда разговаривал с малышом, и прижимался к Аринкиному аккуратному круглому животику.

И вот, когда она родилась, когда увидел, и мне дали ее ненадолго подержать, такую крошечную малышку, я стоял и не мог поверить, что, наконец, что вот она реальность.

Самое сложное и волнительное позади, Бельчонок справилась на отлично, и теперь у нас с ней есть общая на двоих малышка, за которой мы сможем ухаживать, и которая навечно станет крепким связующим звеном между нами.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Я… до встречи с Ариной не задумывался никогда в принципе над темой отцовства, тем более в таком молодом возрасте. Даже когда узнал, что у брата родился сын, внутри ничего не екнуло, но здесь…

Решение было осознанным, и вот теперь я любуюсь, просто не могу оторвать глаз, и уже представляю, как мы с нашей малышкой вернемся домой, и у нас начнется, возможно, не самый спокойный период…

Но я, пиздец, как хочу испытать этот опыт. Потому что это ведь круто, настолько круто…

— Ты, молодец, Арин. Ты справилась. Моя Бельчонок, — шепчу своей уставшей, но довольной девочке на ушко.

Она улыбается в ответ, потому что тоже довольна, аж светится вся. Да и как иначе.

Конечно, столько часов мучений, за которые моя смелая скромница держалась и не срывалась. Выкладывалась по максимуму, хотя я ей много раз говорил, чтобы не сдерживалась, если надо кричала, и вообще…

Тяжеловато было, так хотелось чем-то ей помочь, но она попросила просто не паниковать.

— Это естественный процесс, Гордей, я справлюсь, правда… Ты же рядом…

— Да… само собой…

И вот теперь я любуюсь тем, как Бельчонок лежит, откинувшись на подушках, и пытается покормить маленькую Принцессу. И у нее даже что-то получается.

Глазки малышки закрыты, но она уже вовсю открывает ротик, словно ищет, а еще с самых первых секунд появления на свет показала, какой звонкой и требовательной она может быть.

Девять с половиной баллов по какой-то там шкале, и, как меня уверила врач, это считай, что высший бал.

— Крепенькая, здоровенькая. Роды прошли замечательно, — говорит врач с улыбкой на губах. — Благодаря вам, в том числе. Не часто у нас папы так поддерживают, все больше отсиживаются в сторонке.

На самых финальных схватках мне казалось, что и я бы не отказался присесть куда-нибудь, но когда Аринка стискивала мою руку своими пальчиками, и я видел, что это помогает ей и поддерживает, знал, что ни за что не променял бы вот эти моменты на спокойное ожидание без нее.

А тот незабываемый опыт, когда мы с ней одновременно и вместе услышали первый детский крик?

Меня как будто обухом по голове. Я чуть не задохнулся от восторга.

И облегчения.

Такого острого.

Не до конца еще осознавал, насколько скручивало всего последние несколько часов, и вдруг… закончилось.

Бельчонок полностью расслаблена, и нам с ней передают это крошечное чудо, с которым путешествовали, и разговаривали, и слушали музыку все девять месяцев не переставая.

Только теперь это чудо ощутимое, материально, которое можно потрогать и рассмотреть…

— Это кайф, Арин, — говорю я, и Бельчонок широко улыбается. — Ты как? Хочешь спать, есть, пить… Не стесняйся, озвучивай, все сразу будет исполнено.

— Ммм, есть не хочу, спать пока тоже…

— Ты устала.

— Немного, но я слишком взбудоражена, чтобы заснуть прямо сейчас.

— Врач предупредила, что в первые пару дней живот может потягивать.

— Наверное, это все с завтрашнего дня, пока что я чувствую лишь небывалое облегчение. Знаешь, словно на крыльях летаю. Все самое страшное позади, и мне так легко и хорошо… И ты рядом…

— И останусь здесь, с тобой.

Присаживаюсь на кровать, наклоняюсь и целую Бельчонка в лоб. Хочу отстраниться, но слишком сложно, потому и в щечки, в скулы, в подбородок.

— Пахнешь чуть по-другому, — шепчу ей на ушко, и, наконец, взяв себя в руки, отстраняюсь.

— Да уж, — смеется Аринка, — я скоро вся пропахну молоком.

— Так и должно быть, — отвечаю с улыбкой и пожимаю плечами. — Ты же теперь молодая мамочка, привыкай. Молоко, пеленки, памперсы…

— Надо сестре сообщить, что ли. Не заходит, видимо, потому, что решила, нам необходимо побыть наедине.

— Правильно решила, она у нас умная. К тому же врачи, я уверен, ей все уже передали.