Первый ученик - Аня Сокол

Первый коридор, развилка, второй. Полки, узилища, и по оголённым нервам наждаком прошлось ощущение опасности. Первый выстрел, рикошет, каменная крошка летит в лицо. Горечь дыхания на языке и стук сердца в ушах.

Он знал, чем все закончится. Думал, с ним будут играть по правилам? Он действительно глупый мальчишка.

— Не стрелять! — раздался далекий приказ.

Словно в насмешку над плечом Макса взвизгнула пуля. Ближайшее узилище сдвинулось, ударяясь о стенку. Опять эта двойственность, одни стреляли на поражение, в то время, как кто-то пытался сохранить жизнь.

Грошев свернул м снова оказался в центральном коридоре, кинулся в правое ответвление в тот момент, когда в противоположном конце показался первый боец группы захвата.

Макс бежал на пределе сил, но, конечно же, не успел. Знал, что не успеет, еще до того, как его повалили на пол, до того, как чьё-то колено впечаталось в скулу прижимая голову к полу. До того, как кто-то до боли заломил назад руки, почти выворачивая их из суставов. В висок упёрлось дуло.

— Не стрелять, — повторил тот же голос.

Ближайший боец, которого Макс видел лишь краем глаза, стащил с лица черную маску. Грош увидел знакомый злой прищур. Оружие впечаталось в кожу сильнее.

— Сбежать хотел, гаденыш, — услышал привычное обращение Макс, Старший Куратор лично участвовал в задержании, — И ведь почти удалось.

Все повернулись к стене, где так и не потрудились заделать дыру оставленную росомахой. С этими кражами, селями и прочей чехардой никто так и не подал рапорт о произошедшем три недели назад. Боги, казалось, прошли года. Лаз все еще был тут, Слишком узкий, для человека, но проверять не будут, для всех достаточно одной возможности.

— Я знал, что ты плохо кончишь. Но не знал, что так скоро, — Нефедыч с явным сожалением убрал пистолет в кобуру.

Урок двадцатый — Социология

Тема: Семья, этапы ее формирования.

— Макс, — донёсся до парня едва слышный шепот.

Он открыл глаза, вокруг была серая темнота карцера.

— Мааакс, — неизвестный произносил имя чуть растягивая гласную, словно кто-то пел. Или плакал.

Парень встал с узкой койки и приблизился к двери.

— Мааакс, пожааалуйста.

Грош, совсем как в школе, перед тем как войти в класс в середине урока, припал к двери и заглянул в замочную скважину. Коридор был освещён и абсолютно пуст. Лишь напротив его камеры была точно такая же дверь.

— Мааа… — тонкий голос захлебнулся.

Лиса, отделённая от него светлым коридором, плакала. Макс отвернулся от замка, и сел на пол прислонившись затылком к железу.

— Не реви, — парень повысил голос, — Калес жив, он в госпитале.

— Что… почему… зачем.

Он слышал выкрики, обрывки вопросов, на которые не мог ответить. Настя тут уже двое суток, нервы должны были сдать еще вчера. В коридоре послышался звук приближающихся шагов, всхлипывания тут же затихли, парень снова прильнул к замку.

Их было трое. Двое в камуфляже и один в грязной черной форме. Охранники и заключённый. Остановившись перед следующей дверью, один из сопровождающих загремел ключами.

Карцер учебного лагеря был не велик, десять комнат без окон, и еще ни разу на памяти парня, он не был заполнен полностью. Не то что бы студенты вели себя образцово-показательно. Скорее попадались нечасто.

— Давай, пошел.

— А поласшковей нельща? — заключенный чуть покачнулся, на пол упали две красные капли, ровными кругами распластавшись по затёртому линолеуму, — Хошу я поха сам.

— Давай, болтун, — судя по всему, пленника толкнули, — Много хорошего наговорил, раз можешь.

Взвизгнули несмазанные петли, замок два раза мягко щелкнул, на каждый поворот ключа.

— Кто вы? Я требую…. Вы не смеете… — Лиса повысила голос.

Вместо ответа один из конвоиров в камуфляже походя стукнул по двери ее карцера.

— Леха! — позвал, выждав минуту, Грошев, — Что они хотели?

— Макш, твою мать… што ты…орил…што…ою…ать!

Смысл фразы Макс уловил, но ответить на это ему было нечего. Он предпринял еще две попытки поговорить с другом, но с тем же успехом. Лиса снова разревелась, раньше она не была плаксой, но видимо предел прочности есть у каждого.

Времени в карцере не существовало, оно шло для тех, кто остался снаружи. Для тех, кто ходил, стоял, ел, пил, смеялся. В любой другой день, Грош бы лег спать ни о чем не думая, но сегодня не смог. Он ворочался на узкой койке, мысли текли лениво, как густой кисель. Он что-то упускал и знал это.

Стук тяжелых ботинок раздавшихся спустя вечность, он воспринял почти с радостью. Бездействие и неопределённость угнетали.

Шаги затихли перед дверью карцера, теперь его очередь отвечать на вопросы, теряя зубы. Или Насти, которую заперли напротив.

Загремел замок, Макс выдохнул. Его, слава Императору, или кто там вместо него на троне. Дверь открылась, охранник, стоящий за спиной у визитёра, щёлкнул выключателем в коридоре, узкую камеру залил свет единственной лампы, забранной решетчатым железным плафоном.

— Подожди снаружи, — приказал охраннику лысый мужчина.

Когда он говорил, на его лбу собирались жирные складки. Макс не мог с ходу понять, сколько посетителю лет. На первый взгляд чуть больше сорока. Лучики морщинки, смуглая кожа, внимательные карие глаза, подтянутая фигура. Но потом на его лице появилось нечто такое, что заставило мысленно прибавить еще полтора-два десятка.

Дверь закрылась, мужчина остался стоять. Повинуясь наитию Грош выпустил силу с ладони.

— Со всеми так здороваешься? — не обманул ожиданий незнакомый псионник.

Голос у него оказался неподходящим, слишком высоким и молодым, как у подростка, едва переступившего порог созревания.

Молчание затягивалось, и человеку это не понравилось. Вряд ли его вопросы часто игнорируют, во всяком случае, не такие как Грошев.

— Знаешь, кто я?

— Нет. А что уже пора падать ниц? — Макс приподнялся на койке.

— Дерзок, — констатировал визитер, — Я пришел сказать спасибо.

— Спасибо — парень посмаковал слово, словно оно имело вкус, — Впервые слышу. Приятно.

— Не хочешь спросить за что?

— Не хочу портить впечатление.

Еще одно минутное молчание.

— Я — Николай Лисицын.

Макс отвернулся, почему-то именно в этот момент ему вспомнилось светлая кожа и вздохи, едва слышные, но такие оглушающие. Трудно смотреть в глаза человеку, чья внучка провела под тобой пару ночей. Словно он мог залезть в голову и увидеть эти воспоминания.

— Спасибо за внуков.

— Не благодарите, я мало что смог.