Суверенитет духа - Олег Матвейчев

Энциклопедии и словари подают биографию философа Мартина Хайдеггера довольно скандально. По сути ее сводят только к тем трем месяцам, когда Хайдеггер занимал пост ректора Фрайбургского университета. Это было в момент прихода к власти фашистов. Отсюда и скандал. Но если рассматривать биографию в целом, то окажется, что по большому счету она не содержит ничего примечательного, экстравагантного и эпатирующего. В отличие от биографий всевозможных звезд и культурных персонажей, которые то получают премии, то отказываются от них, то конфликтуют с властью, то служат ей, то сидят в тюрьме, то хулиганят на воле… Ничего сократовского, диогеновского, есенинского, сартровского, казанововского, пастернаковского или фуковского в биографии Хайдеггера нет.

В то же время тот, кто не утратил способность удивляться, найдет, что именно эта непримечательность в наше бурное время и необычна. Футуролог Брайн Ино предсказывал, что в далеком будущем журналисты будут специально выискивать неэкстравагантных людей, поскольку экстравагантность станет нормой, а значит, будет скучна. Хайдеггер как раз тот случай — случай необычной обычности. Он и в этом смысле — человек будущего.

Мартин Хайдеггер родился в 1889 году в одном из самых живописных уголков Земли, в провинциальном городке Мескирх, недалеко от Боденского озера и истоков Дуная, у отрогов Альп, окруженных величавым Шварцвальдским лесом, в семье церковного причетника. Всю жизнь Хайдеггер хранит любовь к родным местам. Лишь несколько раз, и то по настоятельной просьбе друзей, он побывает за границей. Только отсутствие в Мескирхе каких-либо образовательных учреждений и работы заставит его учиться в Констанце, Фрайбурге, преподавать в том же Фрайбурге и Марбурге, выезжать с лекциями… Но он решительно отклонит несколько предложений работать в Берлине, что было равнозначно отказу от трона «короля мировой философии».

Хайдеггер собственными руками построил в горах небольшой домик и прятался там от мира при каждом удобном случае. Обладая мировой известностью, он с большой неохотой дал всего лишь два интервью журналам, и одно из них разрешил публиковать только после смерти. Вряд ли можно найти человека, который бы столь настойчиво избегал славы и популярности. Он стал одним из первых эскапистов в XX веке и всегда будет ассоциироваться не с нацистской кафедрой, а со старой скамейкой возле могучего дуба в своем родном городишке.

В Мескирхе Хайдеггер и умер и был похоронен в 1976 году в возрасте 87 лет… До сих пор местные жители не понимают, почему к ним периодически приезжают чудаковатые поклонники и странные профессора. Если бы не необходимость принимать их, они бы даже не сделали ни памятной доски, ни небольшого музейчика. В их памяти остался брат Мартина — Фриц, который был примечателен хотя бы тем, что заикался…

Глубочайшая провинциальность этих мест всю жизнь сквозила и из самого Хайдеггера, которого первокурсники или случайные посетители университета, где он преподавал, принимали за истопника. Он думал, писал и говорил как крестьянин, одевался чудно — как сельский «интеллигент», почтальон или учитель. И это тоже удивительно, ведь до него философия была тождественна «образованности», в ней видят даже пик, квинтэссенцию цивилизованности, культуры.

Лишь дважды Хайдеггер изменил себе, то есть пустился в авантюру. Один раз во время короткого любовного романа с тщеславной стервой — Ханной Арендт, другой раз — когда принял предложение стать ректором Фрайбургского университета от нацистов. В обоих случаях неприятности в виде молвы, интриг, непонимания, а главное, недостижение поставленных целей убедили Хайдеггера в том, в чем он был убежден и раньше: публичность есть неподлинность.

Он извлек урок из этих ошибок. В начале 1930-х годов происходит так называемый «поворот», после которого Хайдеггер в течение 40 лет, до самой смерти, ведет самый уединенный образ жизни. Внешних событий практически нет, зато есть напряженный духовный путь, результатом которого стали тома лекций, семинаров, интерпретаций, философских дневников. Именно они, а не «события биографии», составляют то, что нужно называть «жизнью».

Кто-то, романтически настроенный, скажет: что может знать о жизни, о мире, о вселенной человек, который и «не жил полной жизнью», кто видел мир из своего угла, кто чахнул над книгами? В ответ хочется привести в пример двух непохожих современников: Жан-Жака Руссо и Джакомо Казанову. Первый так же был отшельником, изучающим книги и живущим перепиской нот. Второй был отпетым авантюристом. Он соблазнил сотни женщин, общался с королями и прочей знатью, вершил европейскую дипломатию, стрелялся на дуэлях, сбегал из тюрем, затевал аферы с лотереями, философским камнем, масонами, играл в театре, писал стихи, изобретал технические новинки… Он написал «Историю своей жизни» и фантастический роман «Икосамерон» — творения, которые могли бы попасть в книгу рекордов Гиннеса как самые «скучные и затянутые». Их давно не читают, а если и издают, то в сокращенных вариантах. Многочисленные книги Руссо заложили основы педагогики и антропологии, языкознания и культурологи, политики и этики. Руссо зачитывалась и зачитывается культурная элита человечества вот уже несколько столетий, эти книги вдохновляли вождей Великой Французской и других революций, эти книги делали историю. Руссо, кроме того, стоял у истоков романтизма — движения, обожествляющего «живую жизнь». Так в ком больше «жизни»? Есть все основания полагать, что феномен жизни и мышления Хайдеггера еще более серьезен, если уж речь идет о конце старой и начале новой истории…

О чем же хочет поведать человечеству мыслитель в своей последней книге? На первый взгляд, речь идет об обсуждении сугубо философской, далекой и вечной проблемы «Что зовется мышлением?». Люди привыкли «не грузить» себя такими вопросами, все равно их не удастся разрешить, пусть уже этим философы занимаются, а остальных это напрямую не касается. Да и срочности никакой нет, тысячелетиями над этим думали, ничего страшного не случится, если усвоение человечеством содержания книги с таким названием произойдет еще через век — другой.

Рассуждение такого рода верно с точностью до наоборот. На самом деле Хайдеггер писал книгу актуальную, считал, что написанное в ней прямо касается всех и каждого, и главное, ее содержание есть критически важная, срочная весть, необходимая для спасения человечества от смерти[10].

Надо вспомнить, что время написания книги (а точнее, произнесения лекций, которые стали потом основанием для книги), 1951–1952 годы. Что это было за время? Если посмотреть на академическую философию, то для нее как будто ничего не произошло. В Англии продолжали обсуждать проблемы философии языка, в Америке ставили опыты психологи-бихевиористы, мечтающие управлять человеком, во Франции возникла мода на победивший во Второй мировой войне марксизм…

Но Хайдеггер верен завету, почерпнутому у Гуссерля: «Мышление должно отталкиваться от жизненных проблем, а не от теорий». В лучшем случае только некоторые философы, для кого не чуждо историческое измерение (как Адорно и Хоркхаймер) еще осмысляли итоги войны.[11] Хайдеггер же следит за пришедшей в мир новой реальностью. Наступила эпоха, которой никогда прежде не было на Земле. Несколько лет назад создана атомная бомба, началась гонка вооружений. Впервые за всю историю возникла ситуация, когда человечество может уничтожить само себя, погибнуть и больше не возродиться! Как можно мимо этого пройти? Как можно пропустить такой факт? Как можно об этом не думать? Ведь это уникальная ситуация, не сравнимая ни с чем.

Действительно, раньше в течение тысячелетий было так: возникали и гибли города и царства, народы и языки, культуры и религии. Но как таковые они принципиально не могли закончиться, ибо на место погибшего и побежденного приходил победитель, ибо если гибли цивилизации от чьей-то руки, значит, жила та разящая рука. История не смогла бы закончиться даже если бы кто-то захотел нарочно ее вершить, человечество было обречено на бессмертие. Теперь же ситуация принципиально иная: история в любой момент может закончиться, то есть будет так, что на место погибшего не придет никто — в ядерной войне нет победителя!

Пустыня отличается от разорения, потому что на месте разоренного места что-то вырастет, а на месте пустыни ничего уже нет и не будет, уничтожены все предпосылки роста. Диагноз человеческой истории и современности, поставленный Ницше: «Пустыня растет», Хайдеггер повторяет на протяжении лекций десятки раз. Он — лейтмотив, нерв всей первой части книги. О росте пустыни, как было сказано, глядя в будущее, уже писал Ницше, но впервые в послевоенную эпоху это вышло на поверхность — рост ядерных арсеналов, в любую секунду возможный обмен ядерными ударами и — конец истории[12].