Он уже идет - Яков Шехтер

домой раньше обычного, значит, что-то произошло.

– Послушай меня, – сказал реб Гейче, отдышавшись и успокоившись. – Не езжай через Констанцу. Спустись по Днестру до Аккермана, там, несомненно, отыщется турецкое военное судно. На нем доберешься до Стамбула. Так будет надежнее и спокойнее.

– Кто же меня пустит на военное судно? – удивился Айзик.

– Пустят. Обещаю, что пустят.

– Но зачем нужно такое усложнение? Как я приехал в Курув, так и вернусь обратно.

– Не могу тебе сказать. Вернее, не могу объяснить. Но сегодня я понял, что возвращаться ты обязан другим путем, не тем, по которому добрался сюда.

– Реб Гейче! Что вы такое говорите! Мы же взрослые, разумные люди, на основании чего вы предлагаете мне столь существенно удлинить дорогу?

Тесть только головой покачал.

– Сердце мне подсказывает, Айзик. Других доводов нет. Но я думаю, к этому тоже стоит прислушаться.

На второй день после отъезда мужа Шейна собрала вещи, заперла дверь на большой висячий замок и, не обращая внимания на возмущенное мяуканье брошенного на произвол судьбы Вацека, уехала в Иерусалим. Там, в святом городе, под небом цвета бирюзы, вдыхая свежий воздух горних высот, она провела одну из самых счастливых недель своей жизни.

Шейна поселилась у подруги в еврейском квартале старого города и без конца общалась с многочисленными подружками-кумушками, по которым так истосковалась ее душа. Позавтракав в одном доме и всласть обсудив насущные проблемы его хозяйки и свои собственные, к обеду она переходила к другой подруге, где продолжала беседу до той поры, пока не приходило время ужина в третьем доме.

Ах, улицы святого города, наполненные благоуханной темнотой, прорежаемой лишь желтыми полосками света от редких фонарей. Узкий серпик луны висит в черно-фиолетовом небе, тысячи лет еврейской истории смотрят на них с вершины Храмовой горы. Покой и благодать, тишина и святость!

Шейна неспешно шла по улочкам к дому очередной подруги и вспоминала бедолагу Айзика. Где этот горемыка находил вонь ослиной мочи, откуда валились на его заполошную голову злые арабские мальчишки, Шейна никак не могла взять в толк. Для нее старый Иерусалим был полон уюта и благоденствия!

Целую неделю, не помня себя от счастья, она наслаждалась святостью города, пока на исходе субботы ее не остановила на улице незнакомая женщина.

– Раввин Бецалель просил тебя предупредить, – шепотом произнесла она. – Будь осторожна, за тобой гонится демон.

– Демон! За мной? Да что ему от меня надо?!

– Раввин сказал, что ты просто ему приглянулась.

– Боже, какая ерунда! – фыркнула Шейна и ушла, прервав разговор. Перед ее мысленным взором сразу возникло лицо отца и его улыбка, когда она, еще девчонкой, пересказывала услышанные от подружек страсти про бесов и демонов.

– Есть вера, – назидательно повторял реб Гейче, – а есть суеверие. Еврей обязан следовать законам первой и держаться подальше от второго. Праздность развращает, на бездельника черти липнут.

Тогда она сердилась на отца за то, что тот не отвечал по существу на страшные истории, которые девушки и девочки рассказывали свистящим шепотом на женской половине синагоги во время молитвы. Но теперь эти слова сами собой всплыли в ее голове.

Добравшись до подруги, выпив чаю и наскоро, часа за два, обсудив самые важные и насущные проблемы, она все-таки спросила:

– Кто такой раввин Бецалель?

– О-о-о, – уважительно протянула подруга. – Это глава ешивы каббалистов старого города. Очень уважаемый мудрец. А почему ты спрашиваешь?

– Да так, просто слышала имя.

Вечером, оставшись одна в своей комнате и плотно притворив дверь, Шейна присела на кровать и задумалась.

«Так кто же за мной гонится? Никто. Некому за мной гнаться. Все это просто ерунда, досужие домыслы. И раввин Бецалель тут ни при чем. Незнакомка сама придумала. Жаль, я не спросила, как ее зовут. Скорее всего, она просто сумасшедшая. Нужно выбросить это из головы. Забыть, словно не было никогда».

Шейна хлопнула руками по коленям, желая убить воспоминание о глупом разговоре, точно надоедливую муху, и стала укладываться спать.

Она проснулась до рассвета и долго лежала не шевелясь, пытаясь понять, что теперь делать. Воспоминание не только не ушло из памяти, а наоборот, завладело ею целиком. О чем бы ни пыталась подумать Шейна, ее мысли сворачивали ко вчерашнему разговору.

«Похоже, моему счастью в Иерусалиме пришел конец, – решила она. – Пора возвращаться домой, в Яффо, и приниматься за работу. Праздность развращает, на бездельника черти липнут».

Вацек, уже без ленточки, сидел на пороге с весьма насупленным видом. При виде Шейны он заорал хриплым басом и начал драть когтями косяк.

– Сейчас, сейчас, – попыталась успокоить его Шейна, отпирая замок. – Дай в дом войти.

Но Вацек орал, не замолкая ни на минуту, пока не получил кусок соленого орфоза. Откусив, он с недоумением посмотрел на хозяйку.

– Это что за фокусы? – говорил его взгляд. – Ты что, не знаешь? Коты не едят соленую рыбу.

– А ничего другого нет, – огрызнулась Шейна. – Или ешь что дают, или жди, пока я схожу на рынок.

Вацек прорычал что-то невразумительное и с обиженным видом принялся уминать орфоз.

– Нелегко тебе без нас пришлось, милый котик, – извиняющимся тоном произнесла Шейна. – Это мы с Айзиком виноваты, отучили тебя от самостоятельной жизни. Ладно, я уже здесь, теперь все будет хорошо. Иди, я повяжу тебе новый бантик.

Но обиженный Вацек так и не подошел.

Оставленных Айзиком денег вполне хватало на жизнь и пропитание, но Шейна снова взялась за стирку. Ей надо было найти себе какое-нибудь применение, сидеть несколько месяцев без дела в пустом доме казалось немыслимым.

Время, заполненное тяжелым трудом, тянулось до омерзения медленно. Да и руки, ее прекрасные белые руки, снова покраснели от горячей воды, а кожа начала трескаться. В поисках более интересного и менее утомительного занятия Шейна промучилась пару недель, пока не сообразила сдавать внаем яффским рыбакам фелюку Айзика.

О, тут забот оказалось выше головы, зато денег получалось существенно больше. Галабие и шальвары были навсегда изгнаны из дома, а перед субботой, подсчитывая выручку за неделю, Шейна стала подумывать о покупке второй фелюки. Пока до этого шага было еще далеко, но и до возвращения Айзика тоже было непонятно сколько.

Однажды утром, когда Шейна, отправив очередного рыбака, вернулась домой после посещения рынка, в дверь постучали. На пороге стоял странно одетый еврей. Рыжая борода и пейсы были совершенно ашкеназскими, а вот галабие и красная феска более приличествовали арабу.

– Я привез вам весточку от Айзика, вашего мужа, – объявил незнакомец. – Вот письмо.

– Извините, – ответила Шейна, – я одна и не могу пригласить вас в дом. А где вы видели Айзика?

– Мы вместе плыли на «Гоке» до Стамбула. Ваш муж поначалу тоже дивился