История человечества. Россия - Владимир Сядро

А далее Зенькович, опираясь на публикации, по его словам, «исследователей новой волны», делает вывод о том, что история о романтически настроенном юном поэте, мстящем за друга, это не более чем «тщательно слегендированная версия». И придумана она, судя по всему, самой ВЧК. При этом автор проводит параллели между убийством Урицкого и покушением на Ленина. Такие сопоставления вполне понятны, прежде всего хотя бы потому, что произошли они в один день. Откуда такая синхронность? И могли ли некие подпольщики, если, конечно, таковые были, обеспечить ее в условиях 1918 года?

По мнению Зеньковича (точнее, он в данном вопросе ссылается на публикации другого исследователя тех событий – Александра Кравцова, пишущего под псевдонимом Григорий Нилов), подобная синхронность в то время была под силу только одной организации – ВЧК. Кроме этого, упоминаются и другие загадочные моменты, характерные для обоих событий: отсутствие результатов экспертизы оружия, из которого стреляли Каннегисер и Каплан, легкость, с которой они смогли подобраться к своим «целям» (Каннегисер вообще каким-то образом беспрепятственно прошел в учреждение, которое, по идее, должно было строго охраняться) и с которой смогли покинуть место преступления, почти случайное задержание обоих стрелков и т. д.

Правда, некоторые сопоставления Зеньковича – Нилова выглядят малоубедительно. Например, говорится о «самоубийственном поведении обоих киллеров», но, как мы знаем, Каннегисер убил Урицкого всего при одном свидетеле и если бы вел себя хладнокровнее, вполне мог без проблем скрыться. Утверждается также, что «от выстрелов киллеров до их расстрела проходит не более четырех суток». Но это не так. Точная дата расстрела Каннегисера неизвестна, но подавляющее большинство источников утверждают, что это произошло либо во второй половине сентября, либо даже в октябре 1918 года. Есть и другие моменты, которые не укладываются в выстроенную цепь «Убийство Урицкого + покушение на Ленина = заговор ВЧК».

Впрочем, мы несколько забежали вперед в ходе нашего повествования. О событиях утра 30 августа 1918 года в Петрограде мы рассказали, теперь пришло время узнать о том, что произошло вечером того же дня в Москве.

* * *

Лишь только большевики утвердились во власти, они стали уделять огромное внимание агитации. В 1918 году телевидение и интернет были делом еще очень далекого будущего, радио еще только начинало свой путь в массы, газеты выходили с перебоями и были доступны далеко не всем хотя бы потому, что даже в городах процент безграмотных был еще очень высок. Именно поэтому одним из главных средств агитации были митинги.

На 30 августа, пятницу, в Москве было назначено несколько больших митингов в разных районах города. Ленин должен был выступать на двух – сначала на Хлебной бирже, в Басманном районе, а затем на заводе Михельсона, в Замоскворечье. За день до этого, 29 августа, председатель ВЦИК Яков Свердлов отправил Ленину телеграмму: «Владимир Ильич! Прошу назначить заседание Совнаркома завтра не ранее 9 часов вечера. Завтра по всем районам крупные митинги по плану, о котором мы с Вами уславливались; предупредите всех совнаркомщиков, что в случае получения (приглашения) или назначения на митинг, никто не имеет (права) отказываться. Митинги начинаются с 6 часов вечера».

Тем временем и без того напряженная обстановка в городе после получения сообщения об убийстве Урицкого еще более накалилась. Родные Ленина во главе с сестрой Марией якобы пытались отговорить его отменить выступления на митингах, но он отказался, отшутился, мол, «товарищ Яков Михайлович Свердлов строго требует от всех руководящих лиц участия в митингах и сильно побранит за такой отказ».

Около 17.00 Ленин обедал с женой в своей квартире в Кремле. Казалось, что последние события его не особо взволновали – он был весел, много шутил. Крупская также попыталась было отговорить его от поездок на митинги, но Ленин снова ответил отказом. Примерно в 18.00 он выехал на митинг в Басманный район.

«В Басманном районе, – вспоминала Е. Ямпольская, секретарь Басманного райкома, – мы поручили члену райкома Шабловскому охранять Ленина на митинге и проводить его до Замоскворечья. За 2–3 часа до начала митинга нас снова вызвали в МК (Московский комитет РКП(б). – Авт.) и сообщили, что в связи с тревожным положением Владимиру Ильичу предложено сегодня не выступать».

Ленина снова отговаривают ехать, но он все же отправляется на митинг на Хлебную биржу. А ведь там – так, по крайней мере, гласили результаты официального расследования, проведенного три года спустя (об этом читатель узнает немного позже) – на него уже готовилось покушение. Однако в Басманном районе все прошло без происшествий.

Важный момент – Басманный райком партии обеспечивал Ленина охраной. Пусть для этого был выделен всего один человек, но это все же больше, чем ничего. А вот на завод Михельсона, на второй намеченный на тот вечер митинг, глава государства отправился вообще без охраны. «Сначала мы поехали на Хлебную биржу, где был митинг, – рассказывал шофер Ленина Степан Казимирович Гиль

В. Бонч-Бруевичу через несколько лет после событий. – Митинг прошел благополучно, и мы уехали на завод бывший Михельсона на Серпуховскую улицу… Въехали прямо во двор. Охраны ни с нами в машине, ни во дворе не было никакой, Владимира Ильича никто не встретил: ни завком, ни кто другой. Он вышел совершенно один и быстро прошел в мастерские». Многие исследователи делают из этого факта далеко идущие выводы, мы же пока просто обратим внимание читателя на это.

По словам Гиля, после того как Ленин вышел из машины, он поставил ее к выезду со двора шагах в десяти от выхода в мастерские. Через 10–15 минут к шоферу подошла женщина с портфелем в руках и спросила: «Что, товарищ Ленин, кажется, приехал?» На это Гиль ответил: «Я не знаю, кто приехал». Женщина рассмеялась и сказала: «Как же это? Вы – шофер и не знаете, кого везете…» После этого она вошла в помещение мастерских.

В этот день, как вспоминал председатель заводского комитета Н. Иванов, на заводе было вывешено объявление: «Все на митинг!» «Рабочие спешили домой переодеться, чтобы к 7 успеть на митинг. В назначенный час гранатный корпус, вмещавший пять-шесть тысяч человек, был переполнен… Я и председатель правления завода И. Я. Козлов сидели на помосте, на столе (у нас скамеек не было) и совещались перед митингом… Но никто не мог точно сказать, будет ли у нас выступать Ленин. Я открыл митинг и дал слово докладчику. Вдруг послышалось со всех сторон: “Ленин приехал!”».

Как выяснилось, Каплан пришла на завод Михельсона около шести вечера, ходила среди собравшихся рабочих, прислушивалась. Вскоре на заводе появился еще один эсер – переодетый матросом Василий Новиков, в задачу которого входило обеспечить Каплан условия для стрельбы.

Когда Ленин уже заканчивал свою речь, Каплан вошла в гранатный цех. Ленин попросил у собравшихся извинения за свой срочный отъезд на заседание Совнаркома и направился к выходу. Он шел к машине не быстро, на ходу надевая пальто, рядом с ним пристроилась какая-то женщина. Это была кастелянша Попова, она жаловалась Ленину на произвол заградотрядов, реквизировавших хлеб, который горожане везли от родственников в деревнях. «Есть декрет, чтобы не отбирали, а они отбирают», – говорила она. Ленин ответил, что заградотряды действительно иногда поступают неправильно, но скоро это прекратится и нормальное снабжение Москвы продуктами будет налажено.

Впоследствии, когда началось следствие, Попова, естественно, попала под подозрение. Газета «Известия ВЦИК» вскоре после покушения писала: «В день рокового покушения на тов. Ленина означенная Попова была ранена навылет; пуля, пройдя левую грудь, раздробила левую кость. Две дочери ее и муж были арестованы, но вскоре освобождены». Арест родных Поповой означал, что в ЧК ее всерьез подозревали, по крайней мере, в пособничестве террористам: возможно, в ее задачу входило задержать Ленина, чтобы дать основному стрелку прицельно вести огонь. Но вскоре один из следователей В. Кингисепп дал по поводу Поповой следующее заключение: «Пособничество со стороны Поповой покушению ничем не подтверждено. Установлено, что она шла по правую руку от В. И. Ленина, отставая на несколько шагов от него и, во всяком случае, не загораживая ему дорогу к автомобилю. Нет никаких данных, что Попова вообще задержала В. И. Ленина и этим помогла Каплан».

По версии следствия, такая задача была возложена на уже упоминавшегося эсера Новикова, переодетого матросом. Ленин стал подниматься по лестнице к выходу. В этот момент Новиков, сделав вид, что споткнулся, преградил ему дорогу и создал вокруг затор. Он стал задерживать рабочих, кричал: «Пропустите, пропустите товарища Ленина! Не напирайте!»

Когда Ленин подошел к машине, кто-то из рабочих открыл ее дверцу. В этот момент раздался выстрел, за ним еще несколько. Позже Степан Гиль на допросе у председателя Московского ревтрибунала Дьяконова показал следующее: «Когда Ленин был уже на расстоянии трех шагов от автомобиля, я увидел сбоку, с левой стороны от него, на расстоянии не больше трех шагов протянувшуюся из-за нескольких человек женскую руку с браунингом, и были произведены три выстрела, после которых я бросился в ту сторону, откуда стреляли, стрелявшая женщина бросила мне под ноги револьвер и скрылась в толпе».