Аврора Флойд - Мэри Брэддон

— Благодарю вас, мистер Даусон, — отвечал сыщик с дружеской снисходительностью высшего существа. — Спокойной ночи.

Садовник ушел, обрадовавшись, что освободился от присутствия господ и воротился к холодной говядине и пиву в людской.

— Кажется, я привел дело к концу, сэр — сказал Гримстон, когда дверь затворилась за садовником. — Но чем меньше будем говорить, тем лучше пока. Я возьму список номеров, сэр, и думаю, что скоро мне придется обратиться к вам за этими двумястами фунтами, мистер Меллиш.

С списком номеров, переписанных осторожным Арчибальдом Флойдом, в кармане мистер Джозеф Гримстон отправился пешком в Донкэстер в тихую летнюю ночь, старательно обдумывая дело, за которое он взялся.

«Неделю тому назад не хорошо приходилось этой даме, — думал он. И сведение, полученное у нас в полиции, направило бы дурака на неправильный след; но теперь небо проясняется, прекрасно проясняется; мне кажется это одно из лучших дел, когда-либо бывших у меня в руках».

Глава XXXVIII

СЛЕД ПРОПАЛ

Едва ли нужно говорить, что, с пуговицей Кросби в кармане и с сведениями, приобретенными от Даусона-садовника, мистер Джозеф Гримстон с особенным интересом глядел на Стива Гэргрэвиза.

Сыщик приехал в Донкэстер не один: он привез с собою смиренного помощника, в виде низенького, незавидной наружности, человека, который следил за Стивом на станции железной дороги, получив приказание наблюдать за Стивеном Гэргрэвизом. Разумеется, весьма было легко найти Стива в Донкэстере, где его знали почти с детства.

Мистер Гримстон отправился к доктору и отдал ему на рассмотрение пуговицу. Пятно на пуговице было именно то, как предполагал сыщик — кровь.

Теперь мистеру Гримстону оставалось найти пропавшие банковые билеты, и с этой целью он с своим помощником начал следить за Стивом, чтобы узнать в каких местах бывает он. Эти места оказались весьма ничтожными трактирами и в каждый из них Джозеф Гримстон отправился сам лично.

Но он не мог открыть ничего. Все его расспросы объяснили ему, что Стивен Гэргрэвиз не разменивал никакого банкового билета. Он платил за все, что спрашивал, и тратил более, чем имел обыкновение тратить, пил больше, чем имел привычку пить, но платил серебром, исключая одного раза, когда разменял соверен. Сыщик отправился в банк, но никого похожего на описание Стивена Гэргрэвиза там не примечали. Сыщик старался узнать товарищей Стива, но тут ему опять не удалось: отставной полоумный конюх Меллишского Парка никогда не имел друзей.

Было что-то удивительное в том способе, с каким мистер Джозеф Гримстон успевал допытываться тех сведений, какие он желал приобрести; до полудня в день, последующий за его свиданием с Даусоном-садовником, он успел разузнать все факты вышеприведенные и успел также втереться в доверие к грязным хозяевам той смиренной квартиры, в которой поселился Стив.

Для истории этой нет никакой необходимости рассказывать, как действовал сыщик; но между тем как Стивен Гэргрэвиз попивал пиво в ближней таверне, а помощник Гримстона не спускал с него глаз, будучи наготове давать знать о каждом поступке подозреваемого человека, мистер Гримстон сам так искусно действовал с хозяйкой Стива, что менее чем чрез четверть часа совершенно овладел старухою, и мог бы сделать что хотел с нею и с ее жильцом.

Он с особенным удовольствием рассмотрел со всем вниманием комнату Стива, и все другие комнаты и шкафы, к которым имел доступ мистер Гэргрэвиз; но он не нашел ничего, что вознаградило бы его труды. Старуха имела привычку принимать жильцов даже на одну ночь, и ее комнаты были меблированы так скудно, как только можно было ожидать за четыре и шесть пенсов за ночлег. Таких мест, где можно было спрятать пачку банковых билетов, было мало — ни ковров, ни рамок у картин, ни широких карнизов, ни тяжелых занавесей у окон. Было два или три шкафа, в которые мистер Гримстон заглядывал с сальной свечой; но он не нашел ничего, кроме серных спичек, картофеля, веревок, пустых бутылок, глиняной посуды, старых сапог, башмаков, сломанных мышеловок.

Мистер Гримстон вышел грязный и безутешный из одного из этих грязных темных уголков, после бесполезных поисков, занявших два утомительных часа.

«Кто-нибудь другой перебьет меня, если я буду терять время таким образом, — думал сыщик. Кажется, я остался в дураках за все мои труды. Этот человек носит деньги на себе — это ясно; и если бы мне пришлось обыскивать Донкэстер до тех пор, пока поседеют мои волосы, я не найду чего мне нужно».

Гримстон с нетерпением захлопнул дверь последнего шкафа, который он рассматривал, и подошел к окну. На улице не видно было его помощника и, следовательно, он имел время еще заняться этим делом.

Он рассмотрел все в комнате Стива и обратил особенное внимание на гардероб мистера Гэргрэвиза, который состоял из одежды по фасону и кройке, принадлежавшей разным лицам. Там был сюртук Джона Меллиша, старый жилет одного из слуг в Парке, сапоги с гвоздями, которые могли принадлежать мистеру Даусону, панталоны, которые могли быть только впору привратнику, страдавшему водяной и давно умершему; была также одна одежда, на которой виднелся страшный отпечаток преступления, недавно сделанного. Это была бархатная охотничья куртка Джэмса Коньерса, берейтора, простреленная убийственною пулей и запачканная кровью; эту куртку мистер Стивен Гэргрэвиз, в суматохе катастрофы, присвоил себе. Все эти вещи с разным сором, в виде старых штор, ручек от хлыстов, веревок, какие только скряга любит собирать, были навалены в чемодане, перевязанном узловатыми веревками таким замысловатым способом, какой Стив счел достаточным для того, чтобы перехитрить самого искусного вора в свете.

Гримстон весьма скоро сладил с веревками и обыскал чемодан с одного конца до другого, даже испробовал каждый медный гвоздь, чтобы удостовериться, не был ли он вынут или переменен. Он считал возможным, чтобы две тысячи фунтов банковыми билетами были спрятаны под кожей чемодана.

Он уныло вздохнул, когда кончил свой осмотр, все уложил в чемодан по-прежнему, завязал веревки и с новым унылым вздохом вышел из комнаты Стива.

«Нехорошо, — думал он, — полосатого жилета нет между его вещами и деньги нигде не находятся. Желал бы я знать; достало ли у него смышлености, чтобы уничтожить жилет? На нем был красный шерстяной сегодня утром, а может быть, желтый полосатый был надет под низом».

Гримстон счистил пыль и паутину с своего платья, вымыл руки в горячей воде, которую старуха принесла ему в грязной деревянной чашке, а потом сел перед камином, задумчиво чистя зубы и нахмурив брови над маленькими серыми глазками.

«Я не люблю считать себя побежденным, — думал он, — я не люблю».

Он сомневался, даст ли ему позволения судья арестовать Стива в силу улики, находившейся у него — запачканной кровью пуговицы; а без позволения, он не мог обыскивать человека, которого он подозревал.

Он расспрашивал всех слуг в Меллишском Парке, но не успел открыть ничего, что набросило бы свет на поступки Стивена Гэргрэвиза в ночь убийства. Никто его не видел; никто не был на южной стороне леса в ту ночь. Один из конюхов проходил мимо северного коттеджа с большой дороги в конюшню около того времени, когда Аврора услыхала выстрел в лесу, и видел свет в нижнем окне; но это, разумеется, не доказывало ничего ни за, ни против.

«Если бы мы могли найти деньги на нем, — думал Гримстон, — это было бы сильное доказательство воровства; и если найдем у него жилет, у которого недостает этой пуговицы, и это было бы недурной уликою убийства; но нам надо крепко караулить приятеля, пока мы отыскиваем, что нам нужно, а то, чего доброго, он от нас улизнет в Ливерпуль, а потом из Англии».

Надо сказать правду, что мистер Джозеф Гримстон, может быть, действовал в этом деле не так добросовестно, как мог бы действовать, если бы любовь к справедливости, а не желание получить награду, была главным правилом его жизни. Он мог иметь большую помощь от донкэстерских констеблей, если бы захотел довериться им; но мистер Гримстон желал оставить свои сведения при себе до тех пор, пока они принесут ему золотые плоды в виде небольшой награды от правительства и очень большой от Джона Меллиша.

Сыщик знал, что донкэстерская полиция, сбитая с толку дубликатом того самого письма, которое возбудило внимание лондонской полиции, напала не на этот след, как и сам он сначала, и рад был оставить их в этом заблуждении.

«Нет, — думал он, — это критическая игра, но я буду играть ее один, или по крайней мере только с одним помощником Томом Чиверсом; а если выигрыш окажется на нашей стороне, он останется доволен десятифунтовым билетом».

Размышляя таким образом, мистер Гримстон ушел, наградив хозяйку за ее вежливость подарком, который показался старухе великолепным.